Юрий Сенин - Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?
Как ухитрился следователь Соколов отличить с первого взгляда кровяные пятна от, например, выплеснутого из окна столовой бокала красного вина — неизвестно. А его «хватание окровавленными пальцами стены дома» — это просто шедевр «беспристрастности».
А вот как выглядит вывод из этого осмотра в его донесении генералу Дитерихсу 27 апреля 1919 года: «… первоначальные следственные действия по осмотру дома Ипатьева нельзя признать исчерпывающими не только все, но даже некоторые существенные обстоятельства… Я готов признать данное члену суда Сергееву объяснение обвиняемого Павла Медведева согласным с обстоятельствами дела и, в частности, с объяснением, данным мне по этому вопросу Филиппом Проскуряковым, если бы не существовало другого факта: многочисленных капель, пятен и крови на наружной стене Дома, выходящей в сад. Между тем, как Вам известно, факт нахождения этих кровавых следов на стене дома даже не единым словом не отмечен в следственных актах. Здесь Сергеев даже произвел выемку штукатурки стены дома, но в деле нет ни составленного об этом акта, ни анализа крови. Время наложило печать на этот факт, и теперь анализ совершенно бесполезен, так как кровь утратила свои существенные элементы. Между прочим, при дальнейших допросах это обстоятельство может сыграть большую роль».
Эти фрагменты не только дают характеристику следователю Соколову, но и отражают самый крупный недостаток белогвардейского следствия — разобщенность следователей, которые вели это дело.
О какой объективности расследования можно было говорить, если Соколов при возникновении сомнений в действиях предыдущего следователя — обращается не к нему за разъяснениями, а спешит с доносом к начальству?
Что касается разобщенности следователей, то сам генерал Дитерихс, видимо с горечью, признал в своей книге: «Если бы в Екатеринбурге между военными властями, занимавшимися расследованием, с одной стороны, уголовным розыском — с другой и гражданским следствием — с третьей, существовали нормальные взаимоотношения, сотрудничество и доверие в достижении одной цели, то, вероятно, даже при наличии рассмотренных выше материалов, дело о расстреле бывшего Государя Императора было бы значительно более освещено и раскрыто, чем это оказалось в действительности к 22 января».
Спустя десятки лет вынуждены, к сожалению, с этим согласиться.
Кроме «кровяных брызг» следователь Соколов усмотрел на стенах дома, на воротах дома, калитке и стенах будки несколько надписей, имеющих порнографический характер или содержащих какие-то фамилии.
Подобные надписи и рисунки были обнаружены и внутри дома.
Наибольшее внимание Соколов уделил осмотру комнаты, в которой происходил расстрел.
Наиболее загадочными в протоколе дополнительного осмотра дома Ипатьева следователем Соколовым 15–25 апреля 1919 г. являются следующие абзацы:
«б. На лицевой стороне арки, ближайшей к правому косяку двери, ведущей из этой комнаты в кладовую, обозначенную на чертеже цифрой III (к правому косяку, если обернуться лицом к кладовой), снята часть деревянной обшивки, покрывающей арку, вместе с обоями. Над этой выемкой имеется сделанная черным карандашом надпись: «Рисовал А.А…», подпись не разборчива
в. Под этой выемкой в штукатурке арки имеется в толщу штукатурки углубление конусообразной формы, несомненно, пулевого характера. Его глубина 2,5 сантиметра, диаметр с краев — 1 сантиметр. От пола оно находится в расстоянии 1 метра 6 сантиметров. Этот пулевой отпечаток не отмечен в акте Сергеева.
г. На стене, обращенной к Вознесенскому переулку, имеются три надписи, сделанные карандашом, не отмеченные Сергеевым: «Прошу не курить», «Борзна», «Кародонов».
д. На самом краю подоконника чернилами черного цвета, весьма толстыми линиями сделаны одна под другой три надписи: «24678 ру. года», «1918 года», «1484467878р.», а вблизи написано такими же чернилами и тем же почерком: «87888».
е. В расстоянии полувершка от этих надписей на обоях стены такими же чернилами и такими же черными линиями написаны какие-то знаки, имеющие следующий вид:
л. Ясно видимых штыковых ударов нигде в комнате убийства не усмотрено, но обращает [внимание] в этом отношении на себя арка, о которой упоминается в сем протоколе выше, в пункте «б». На расстоянии 1—VA аршина от пола, как раз в той высоте, где вырезана обшивка, на 4 косяку двери из комнаты убийства в кладовую (если смотреть на эту дверь из комнаты убийства), усматриваются продолговатые в 1–2 миллиметра разрывы обоев. Получается впечатление, что по этой стороне арки как будто бы скользило острие штыка».
В протоколе осмотра помещений нижнего этажа дома Ипатьева 11, 12, 14 августа 1918 года следователем Сергеевым в присутствии товарища прокурора Н. Остроумова и понятых в этом месте колонны не отмечено ничего, не отмечен даже сам факт вырезки деревянной обшивки в этом месте. Не были отмечены и приведенные надписи.
23 января 1919 года следователь Сергеев получил от генерала Дитерихса распоряжение о том, чтобы все надписи и изображения на стенах этой комнаты, имеющие порнографический характер были частью совсем уничтожены, частью же вырезаны и вручены ему при общей сдаче документов.
При выполнении этого распоряжения был составлен протокол, подписанный следователем Сергеевым, прокурором Иорданским, генерал-лейтенантом Дитерихсом и генерал-майором Богословским.
В четвертом пункте этого протокола отмечено: «4) в углу, противоположном от входной двери, вырезана часть стены на пространстве 9 вершков и шириной 1,5 четверти с изображением головы женщины, а также фигурами ребенка и надписями: «немецкий снаряд и друг».
При этом четыре человека, включая генерала Дитерихса, не усмотрели на вырезанной части стены ни следов от пуль, ни следов от ударов штыков. Не выпала пуля и при удалении вырезки.
19 мая 1919 года следователь Соколов производил осмотр предметов, «изъятых членом суда Сергеевым в комнате, где произошло убийство Августейшей семьи, по акту его от 23 января 1919 года».
И вот что он обнаружил: «4. Две доски, оклеенные картоном и сверху обоями. Они обе имеют вид прямоугольников. Длина обеих одинакова — 43 сантиметра, ширина одной 22,5 сантиметра, ширина другой — 25 сантиметров. Толщина обеих также одинакова — 3 сантиметра. Обе эти доски представляют две части, соседние одна с другой и являются той самой обшивкой арки, выемка которой описывается в п. «6» протокола 15–25 апреля 1919 года.
На одной из этих досок (верхней доске, если сложить их обе вместе) имеется совершенно определенное пулевое отверстие, проникающее всю толщу доски.
