Литтон Стрэчи - Королева Виктория
Мелкие противоречия еще более усугубляли дело. У супругов не совпадали вкусы. Альберт, воспитанный в спартанской простоте и привыкший рано вставать, считал дворцовый распорядок слишком утомительным и в пол-одиннадцатого его можно было видеть дремлющим на софе; тогда как любимым развлечением королевы были всенощные танцы, после чего она выходила на дворцовый портик и наблюдала восход солнца над собором святого Павла и башнями Вестминстера. Она любила Лондон, а он ненавидел. Только в Виндзоре он чувствовал, что может нормально дышать. Но и Виндзор имел свои недостатки: хотя днем он мог рисовать, гулять, играть на рояле, после обеда черным покрывалом опускалась скука. Ему бы хотелось пригласить известных ученых и писателей и, выслушав их мнение по различным вопросам искусства и науки, высказать свое собственное; но, к сожалению, Виктория «не обладала достаточным воображением для поддержания разговора с такими людьми». Зная, что не сможет на равных участвовать в их беседах, она настаивала на неизменности вечерних ритуалов. За традиционным обменом банальностями с представителями свиты следовали, как обычно, круглый стол и книги с гравюрами, в то время как принц играл партию за партией в шахматы со своими адъютантами.
И совершенно естественно, что в такой необычной ситуации, перемешавшей столь странным образом элементы власти, страсти и гордости, иногда возникало нечто большее, чем простое раздражение, — начиналась борьба характеров. Виктория не больше Альберта была склонна играть вторую скрипку. Ее деспотичный темперамент буквально взрывался. Ее энергия, упрямство, ее высокомерное осознание собственного положения вполне могли одержать верх над его превосходством и его правами. Но она боролась в неудобном положении; по сути, она уже не была себе хозяйкой; глубокая озабоченность охватила ее, подчиняя самые сокровенные ее желания своей воле. Она была безумно влюблена. Подробности этих странных баталий нам неизвестны, но принц Эрнест, на несколько месяцев оставшийся в Англии с братом, описывал их с теплотой и Недоумением. Одна история, впрочем, сохранилась, и хотя достоверность ее вызывает серьезные сомнения, она, как и все подобные истории, дает общее представление о сути происходящего. Как-то в гневе принц заперся в своей комнате, и Виктория, уже успокоившись, постучала в дверь. «Кто там?» — спросил он. «Королева Англии», — последовал ответ. Он не сдвинулся с места, и на этот раз удары посыпались градом. Вопрос и ответ повторялись несколько раз, и, наконец, после паузы раздался стук помягче. «Кто там?» — еще раз прозвучал неумолимый вопрос. Но ответ теперь был иным: «Твоя жена, Альберт». Дверь немедленно распахнулась…
Хоть и очень медленно, положение принца начало меняться. Изучение политики оказалось интересней, чем он предполагал. Он читал Блекстоуна, брал уроки английского законодательства, иногда присутствовал на встречах королевы с министрами, и, по предложению лорда Мельбурна, ему показывали все депеши, касающиеся вопросов внешней политики. Иногда он излагал свое мнение на бумаге и прочитывал его вслух премьер-министру, который с бесконечной вежливостью и вниманием выслушивал его, но редко давал какой-либо ответ. Важные сдвиги произошли, когда перед рождением принцессы крови принц, без всяких протестов со стороны парламента, был назначен регентом на случай смерти королевы. Стокмар, чье вмешательство при поддержке Тори сделало возможным столь счастливый исход, почувствовал, что имеет право провести отпуск с семьей в Кобурге; однако даже оттуда он продолжал заботиться о своем ученике, засыпая его бесчисленными письмами. «Дорогой принц, я вполне удовлетворен поступившими от вас новостями. Ошибки, недопонимания, возникающие на пути досадные препятствия следует воспринимать такими, какие они есть — а именно, естественными проявлениями жизни, представляющими темную ее сторону. Преодолевая эти препятствия, ваш разум развивается, упражняется, достигает совершенства, а характер приобретает силу, выносливость и необходимую твердость». Пока у принца получается неплохо, но он должен продолжать в том же духе, и, самое главное, «никогда не расслабляться, доказывая свое великодушие; никогда не расслабляйтесь, отделяя важное и существенное от того, что в данный момент не играет роли; никогда не расслабляйтесь, стараясь поддержать себя на самом высоком уровне — в ежедневном стремлении быть последовательным, терпеливым и смелым». Вероятно, такая программа была нелегка для двадцати летнего юноши, но было в ней что-то, затронувшее тонкие струны души Альберта. Он вздыхал, но прислушивался — прислушивался, как к голосу духовного наставника, открывающему перед ним божественные истины. «Все что вам сейчас необходимо, — продолжал голос, — и, вероятно, в скором времени придет, это Любовь, Честь и Правда. Люди с искаженным мышлением, или те, кому недостает добрых чувств, будут стараться ввести вас в заблуждение и убедить и себя, и мир в том, что вы не тот, кто есть на самом деле — или, по крайней мере, можете таким стать… Я желаю своему Принцу великого, благородного, доброго и правдивого сердца, которое послужит надежной основой благороднейших взглядов на человеческую природу и твердой решимости развить их дальше».
Вскоре настал решающий момент. Состоялись всеобщие выборы, и стало ясно, что Тори, наконец, получат власть. Королева их по-прежнему не любила; но, получив большинство в палате общин, они могли заставить прислушиваться к своим пожеланиям. Лорд Мельбурн первый осознал необходимость выполнения этой неизбежной перестройки с минимальными потерями; и принц, с его благословения и в свете возобновления добрых отношений после принятия закона о регентстве, начал, через Ансона, переговоры с сэром Робертом Пилом. После нескольких секретных бесед было достигнуто полное взаимопонимание в трудном и сложном вопросе о королевской опочивальне. Было решено, что здесь не следует делать упор на конституцию, но после формирования правительства Тори основные фрейлины-виги должны уйти и их места займут другие, назначенные сэром Робертом. Так, фактически, Корона отказалась от претензий, заявленных в 1839 году, и больше никогда их не выдвигала. Этот договор стал поворотной точкой в карьере принца. Он провел важные переговоры с мастерством и тактом, добился близких и дружеских отношений с новым премьер-министром; не вызывало сомнений, что он становится значимой политической фигурой. Это произвело на Викторию сильное впечатление и вызвало чувство глубокой благодарности. «Мой драгоценный Ангел, — сказала она королю Леопольду, — поистине является для меня великим утешением. Он проявляет значительный интерес к происходящему, переживает и сочувствует мне, и в то же время удерживается от подталкивания меня на иной путь, хотя мы и много беседуем на эти темы, и его суждения, как вы и говорили, справедливы и добры». Она очень нуждалась в его утешении и помощи. Лорд М. уходил, а она едва ли могла заставить себя говорить с Пилом. Да, теперь она будет обсуждать все с Альбертом!
