Ольга Приходченко - Я и ты
Столоваться устраивались под кустами, припоздал, пеняй на себя, свободных кустиков нет, как мест в гостиницах. Ушлые, чувствуя, что запаздывают, на метро ехали в Гидропарк или на катерках сразу переправлялись в Матвеевский залив, рукав Днепра, где в то время часто проводились разные гребные соревнования, вплоть до чемпионатов страны. Залив был ровный-ровный, как искусственный канал. Меня тогда поглотила одна компания, которая предпочитала в воскресенье отдыхать на этом месте. Она больше налегала на «жигулевское» с таранькой и еще угощала меня домашней колбаской, чересчур переперченной. Мне все это напоминало родной Серебряный бор с Большой московской регатой. Тоже сидишь на берегу или купаешься и смотришь, как мимо, синхронно взмахивая веслами, несутся линкоры-восьмерки.
А ближе к вечеру вся компания отправлялась на «Жабу» или «Кукушку», две популярные танцевальные площадки в глубине парка, высоко повисшего над Днепром. «Михаил, а ты куда, пошли с нами», – увлекали меня новые друзья. Киев уже сиял весь в огнях, Крещатик напоминал набережную какого-нибудь морского курорта, ну, скажем, ялтинского или в Сочи, на которую высыпали все отдыхающие по путевкам и без оных и снуют туда-обратно. Меня тоже тянуло прогуляться, может, с какой-нибудь симпатичной девушкой познакомлюсь, в холостяках же все еще хожу, но и отрываться от компании, меня приютившей, было неудобно. Если-палки, да тут целая ярмарка невест. Выбор, может, даже побогаче, чем у нас в «Шестиграннике» в Парке культуры имени Горького.
Чудесное время. Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя. Впечатление не могло подпортить даже то посещение Киева на открытие футбольного сезона. Читатель уже знает, что в те годы оно по всей стране проходило 2 мая. С билетами, понятно, большая проблема, но через друзей посчастливилось достать даже два, и мы отправились на стадион имени Хрущева вместе с моим родственником. Местные динамовцы принимали своих московских одноклубников. Погода благодать, под стать празднику: на небе ни облачка, ярко светит солнце. Футболисты стараются радовать красивой игрой. Все бы ничего, если бы не тот злополучный момент во втором тайме. Мяч после удара кого-то из гостей чуть ли не с центра поля угодил в перекладину с такой силой, что удивительно, как она не сломалась. Арбитр ленинградец Белов решил, что, отскочив, он приземлился за линией ворот, и засчитал гол. Как Тофик Бахрамов точно в такой ситуации разглядел с линии гол англичан в ворота сборной Германии. Собственно, он золотым и оказался, преподнеся корону мировых чемпионов братьям Чарльтон и их партнерам. Жаркие дебаты по этому поводу – был/не был гол – стихли лишь спустя почти полвека, когда действия бокового судьи из Баку, подключив для изучения все имеющиеся современные электронные средства, признали правильными. Так под мощными микроскопами исследуют для науки жизнь каких-то одноклеточных.
Что здесь началось! Стадион забурлил. Негодование заполненных до отказа трибун нарастало с силой морского шторма, перекатываясь упругими волнами по рядам. Милиция пыталась утихомирить разбушевавшихся болельщиков, но явно не справлялась, особенно когда события перекинулись за ограду стадиона. На помощь вызвали курсантов военно-морского училища. Их подвезли на грузовиках, но курсанты даже не смогли вылезти из машин. В них полетело орудие пролетариата – булыжники, которые выкорчевывали из покрытия площади перед центральным входом и мостовой Красноармейской улицы. Волнения продолжались до глубокой ночи.
В Москве одно время тоже было несладко, это когда «Спартак» вылетел в первую лигу. Что только ни делал Гришин, тогда главный в городе партиец, чтобы оставить команду, но федерация не отступила, выдержала спортивный принцип. Из Лужников «Спартак» попросили: пожалуйста, чем плох стадион в Черкизове, который когда-то именовался в честь лучшего друга советских спортсменов – «Сталинец». Да совсем не плох, в парке, только матчи с участием красно-белых ждали с тревогой, когда они заканчивались, в городе объявлялись часы повышенной опасности.
– В Лужниках я старался не пропускать ни одного матча «Спартака», а в Черкизово боялся ехать, – рассказывал мне страстный болельщик спартаковцев с «дореволюционным» стажем Михаил Левин. – Бывает, позвонит мой давний товарищ Гешка Логофет: поехали, не бойся. Нет, Гена, спасибо. Представляешь: кричащая, гудящая, беснующаяся толпа сплошной колонной, да еще сцепившись за руки, движется по Большой Черкизовской в сторону «Преображенской» и «Сокольников». Не дай Бог попасть под этот каток!
– А если еще «Спартак» вдруг проиграл…
– Не говори! И так неуправляемая толпа превращается в разъяренного голодного зверя, которого сутками не кормят. Проглотит, как кусок мяса. Вот показывают иногда, как снежной лавиной накрывает людей в горах. Так и здесь. Однажды я попал с женой, больше не хочу. Еле выбрались в какой-то переулок. Часа два пережидали, пока толпа схлынет. Слава Богу, «Спартак» редко проигрывал. Москва вздохнула, когда на следующий сезон он вернулся в высшую лигу.
Ну а нечто подобное тому, что произошло в Киеве в праздник с благородным девизом: «Мир, труд, май», Москва тоже пережила, правда, не так плачевно, и я невольно стал тому свидетелем. Армейцы играли – надо же такое совпадение – с киевскими динамовцами. Из-за какого-то затянувшегося на работе собрания я страшно опаздывал в Лужники, уже второй тайм начался, тащиться в ложу прессы – еще минут десять потеряешь, и по своему «вездеходу» нырнул на ближайшую Северную трибуну, сразу за памятником вождю мирового пролетариата. Как оказалось, попал в самую точку, точнее, мяч был установлен на «точку» после нарушения правил кем-то из футболистов ЦСКА. Валерий Лобановский бьет пенальти и… промахивается. Однако судья заставляет перебить: или кто-то раньше времени вбежал в штрафную площадку, либо динамовец ударил без свистка, не помню уж, память с годами начинает барахлить. На сей раз Лобановский закручивает мяч своей левой в самую «девятку». Вот тут трибуны и взревели, сначала Северная с Восточной, затем остальные. Разгоряченный народ высыпал на поле, и стоило огромных трудов остудить его пыл. Благо 35-е отделение милиции находится прямо на стадионе.
…Сейчас другой Первомай. А тот и вспоминать не хочется. Но ведь до конца неизвестно, чего ждать от этого…
Как всегда, народ массово высыпал на улицы. Полно детей. Демонстрация, толпы ликующих людей, гулянье и веселье в парках. Внешне никак не пахло грозой, но она уже гремела, насквозь пронзила воздух своими отравленными радиационными стрелами-лучами. Европа, куда через Белоруссию, гонимые сильным ветром, поплыли зараженные облака, уже вовсю негодовала, гудела в напряжении и возмущении. Через нашу западную границу, крепко задернутый железный занавес, это, однако, практически не просачивалось. Вот уж точно граница на замке, «забугровые» вражеские голоса плотно заблокированы. У нас тишь да благодать, ничего не знаем, не ведаем, какая еще авария. То есть те из высокого начальства, кому положено, и знали, и ведали, но молчали, не выдавишь из них ни слова, рот накрепко зашит указами сверху.
С вокзала до гостиницы «Спорт» добирались на присланной за нами машине. Хотели опустить боковые стекла, чтобы лучше разглядеть город, принарядившийся по случаю весеннего праздника, но шофер, каким-то образом учуявший уже всю опасность свершившегося, в ярости зашипел, переходя с русского на украинский: «Ни в коем случае, если вам своей жизни не жалко, поберегите мою. Я маю двох маленьких дытын, мени треба их ще на ноги пидставиты». Мы с Незвецким переглянулись, поняли из водительского спича, что обстановка действительно непростая, коль такая реакция, и дальше ехали молча.
Встретивший нас у входа в гостиницу обычно спокойный, уравновешенный Вершинин был крайне возбужден: «Братцы, помогайте нам, делайте все возможное, жмите на все педали, рулите, как хотите, но кровь из носа десять команд обязаны быть на старте, иначе нам каюк, гонку по регламенту придется отменить».
Затем, внезапно понизив свой зычный бодрый командирский голос, позабыв про свою любимую и часто повторяемую (к месту и не к месту) приговорку о том, кто хозяин в доме, кто глава семьи, он кратко, в телеграфном стиле, весьма дозировано сообщил о случившемся. Если честно, до меня (наверное, как и до многих, кто был причастен к организации соревнований) поначалу с трудом доходил смысл слов и реальность того, что скрывается за понятием – радиация. Такой красивый небесный шатер над головой, цветут каштаны бело-розовыми бутонами, по знакомому висячему мосту через Днепр спешат на песчаные пляжи любители раннего загара. Где она, эта чертова радиация, там витает, где ее следы, запах? Ничего же нет. Словом, никакого страха я не испытывал. Нервная дрожь стала бить потом, когда постепенно начали осознавать масштаб бедствия и его последствия. Спустя годы я почувствовал это и на своем собственном здоровье, когда вскрылись болячки не только от возраста, что вынудило, впервые за пятнадцать лет пенсионерского стажа, прикатить в этот «чернобыльский» санаторий и валяться в ожидании прописанных на утро процедур на матрасе, зашифрованном под кодом «МЦ кор. В-3 эт.» Полтораста километров не расстояние, способное обезопасить от самой масштабной техногенной катастрофы на земле, что говорить тогда о тех, кто оказался в самом пекле, – молодых курсантах-пожарных, вертолетчиках, доблестной милиции и армейских подразделениях. Герои они все, спасибо им.
