Владимир Переверзин - Заложник. История менеджера ЮКОСа
В глаза бросается высоченный, метров под пять, потолок камеры, пестрящий железными латками. Так администрация заваривает отверстия в потолке — кабуры, ведущие в камеры, расположенные наверху.
Сразу вижу, где расположились блатные. Угол, где на полу лежит ковер, сделанный из старого одеяла, выгорожен простынями. Раздетые люди, разукрашенные наколками, увлеченно играют в карты.
Мы проходим и садимся за стол, знакомимся со смотрящим камеры. Заваривается чифирь. Составляется дорожная, или прогон, где подробно указываются фамилии вновь прибывших, номера статей, в каких СИЗО сидели. Прогон обойдет все камеры тюрьмы, и если у кого-то к тебе есть претензии, то с тебя могут спросить — оштрафовать, избить, выкинуть из камеры…
К чифирю я достаю из баула шоколад, сигареты и щедро угощаю новых сокамерников. В коробку для общего, стоящую на столе, я кладу блок «Мальборо». Мужики, давно не курившие сигарет с фильтром, подтягиваются к столу и быстро их разбирают. Я доволен тем, что мне удалось избавиться от ненужных мне сигарет и облегчить свои баулы. Мужики радуются каждой выкуренной сигарете. Несмотря на чудовищное количество выпитого чифиря, меня накрывает усталость, и я чувствую, что засыпаю. Смотрящий выделяет мне персональную шконку, где я могу отдыхать сколько душе угодно. Добравшись до нее и едва закрыв глаза, я проваливаюсь в сон. Мне не мешает ни звук телевизора, ни разговоры сокамерников.
Сон был крепок и приятен. Просыпаюсь я от щекотки. Я ощущаю, что кто-то щекочет мое лицо. В памяти всплывают многочисленные события последних дней, я вспоминаю, где нахожусь. По моему лицу ползет таракан, и я окончательно просыпаюсь. Чувствую, что хочу есть. Встаю, умываюсь, кипячу воду и завариваю себе геркулесовую кашу. Ко мне возвращается разум, силы и хорошее настроение. Появляется Валера, который всегда оказывался рядом, когда я доставал что-нибудь из баула. Я угощаю его кашей и конфетами, даю сигарет. Довольный, он на некоторое время удаляется. Среди перемешанных и перепутанных во время шмона вещей я тщетно пытаюсь найти пакет с зеленым чаем, который хочу разделить с интеллигентного вида москвичом Мишей. Он, видя мои безрезультатные попытки, говорит мне, улыбаясь: «Ничего, не расстраивайся! Найдешь во время следующего шмона!»
Я начинаю осваиваться и обживаться. Узнаю, что из этой камеры дважды в неделю развозят по зонам. По понедельникам отправляют в Вязники, по средам — в Мелехово. Зэки знают все. Строгий режим в Вязниках помягче, чем в Мелехово, где зэкам приходится несладко. Из числа приближенных к смотрящему у меня появляется доброжелатель, Заяц. Он из Владимира и заботливо предлагает мне решить проблему и поспособствовать моему распределению на зону в Вязники. Для чего мне всего лишь надо заплатить пять тысяч долларов его знакомому из УФСИН Владимирской области. Мне понятно, что это развод, и я говорю ему, что мне абсолютно все равно, куда ехать. Я вижу в его руках мобильный телефон и не могу удержаться, чтобы не попросить его дать мне позвонить.
Заяц рассказывает мне про общее и просит принять в нем посильное участие, положив на номер телефона деньги. Я соглашаюсь. Телефон в моем распоряжении. Мое участие в общем не принесет мужикам ни чая, ни сигарет и закончится банальной вакханалией наркоманов из блатных. Я впервые в жизни увижу залипающих — то есть засыпающих на ходу — наркоманов.
Телефона я не держал в руках давно и делаю несколько звонков людям, голоса которых долго не слышал. После разговора удаляю набранные номера из памяти телефона. Звоню жене и… забываю удалить номер. Это обернется ей кучей потраченных нервов и денег, заплаченных адвокату. Не успею я покинуть стены этой камеры и уехать на этап, как моей жене позвонит неизвестный. Думаю, это был Заяц. Взволнованным голосом он сообщит ей, что Володю, то есть меня, мусора посадили в карцер, где избивают и пытают.
«Срочно нужны деньги на выкуп!» — требовал он.
Просили относительно немного, десять тысяч рублей. Я представляю состояние моей жены, когда она услышала эту историю!.. Адвокату пришлось приложить немало усилий, чтобы найти меня — целого и невредимого — в колонии строгого режима в поселке Мелехово и успокоить моих близких.
Наступает понедельник. Сегодня этап в Вязники. Надзиратель зачитывает список. Моей фамилии там нет. «Значит, в среду поеду в Мелехово», — обреченно принимаю эту новость. Колония строгого режима в поселке Мелехово пользуется у заключенных дурной славой. Это красная зона, где ломают зэков, заставляя их давать всевозможные подписки. Пока я не могу понять, о чем идет речь, и покорно ожидаю своей участи.
Среда. Среди прочих других слышу свою фамилию. Нас человек двенадцать. В их число попадает Валера и крутившийся возле блатных Костя. Мы берем свои вещи и выходим из камеры. Опять шмон. Я открываю свои заметно полегчавшие баулы и выкладываю вещи для досмотра. Надзиратель нехотя перебирает мои пожитки и, помяв в руках несколько пакетиков для видимости, разрешает мне сложить их обратно в сумку.
Во дворе тюрьмы ждет автозак, который везет нас на железнодорожный вокзал. Машина подъезжает вплотную к вагону, и мы кое-как туда перебираемся. В столыпине нас ждет очередной шмон. Мы сдаем конвою бритвенные принадлежности, которые будут нам выданы после прибытия на место. Поезд трогается, и мы следуем в город Ковров. Строго по одному конвойный заводит каждого из нас в отдельное купе, где проверяет содержимое сумок. Ковров находится в ста километрах от Владимира, и конвойные не успевают обыскать всех зэков, как мы приезжаем на станцию, где нас поджидает автозак.
Передаются личные дела. Свое дело я узнаю сразу. В огромный бумажный конверт с моей фотографией и данными вложено досье на меня в три тома. Что там понаписано, так и осталось для меня загадкой. Я называю свою фамилию, срок, статью и залезаю в автозак. По ощущениям дорога занимает минут сорок. Слышится скрежет открываемых ворот и лай собак. Мы заехали в шлюз. Колония раскрывает нам свои жесткие объятия. Я осознаю, куда попал. Под лай собак и крики надзирателей мы выпрыгиваем из машины. «Бегом, бегом, — я слышу истошные вопли надзирателей, — быстрее, быстрее». Мешкать нельзя. Слышу звук удара резиновой дубинки, со свистом опустившейся на кого-то позади меня, слышу вскрик этого несчастного, позволившего себе замешкаться лишь на секунду. Нас сажают на корточки в обнимку со своими вещами. Смотреть можно только вниз. Чуть приподнимешь голову, и последует удар дубинкой…
Глава 17
Добро пожаловать в Мелехово
Мне повезло. Нас принимали мягко. Этап, прибывший до меня, били основательно. Арестантам, приехавшим в следующую среду после нас, тоже досталось. Во время помывки в душе я лично видел разбитые головы, синяки и кровоподтеки на телах осужденных. Каждый этап принимают по-своему. Кого-то бьют меньше, кого-то больше. Кого-то не бьют вообще. Все зависит от настроения тюремщиков. Они могут переусердствовать и покалечить осужденного, что регулярно случается. Все спишут на несчастный случай: «Упал, споткнулся и ударился головой». Из колонии не уйдет ни одна жалоба, если к тебе не приезжает адвокат или родственники.
«По команде берем свои вещи, встаем и бегом марш», — командует надзиратель.
Краем глаза я вижу красивую деревянную церковь, расположенную буквально в нескольких метрах от нас. Неискушенный человек может подумать, что все происходит с благословления божьего…
Мы хватаем сумки и бежим в какой-то дворик. Складываем свои баулы в кучу и выстраиваемся в шеренгу. Я стою третьим. Крупный мужчина в камуфляже со звездой майора на плечах и метлой в руке безапелляционно заявляет: «Сейчас каждому из вас необходимо взять в руки метлу и сделать несколько подметательных движений». Рядом, угрожающе помахивая дубинками, стоят его коллеги и несколько зэков, которые, как выяснилось впоследствии, пользуются особым доверием администрации и помогают принимать этап. Мне совсем не хочется брать в руки метлу. Но это своеобразный ритуал. Первым из строя выходит Костя и бодро начинает мести. Следующим идет Валера и делает несколько вялых движений. Удар дубинкой по спине заставляет его ускориться. Наступает моя очередь. Нехотя, сжав зубы, я беру в руки метлу и начинаю мести. «Достаточно», — слышу за спиной чей-то голос. Я останавливаюсь и передаю метлу в руки следующему.
Из нашей компании мести` не отказывается никто. Зэки хорошо осведомлены о методах воздействия. Откажешься — изобьют прямо здесь, во дворике, совершенно не стесняясь других заключенных. Не станешь мести после этого — тебя заведут в кабинет и будут бить еще. Если не сломаешься, то к тебе подведут обиженного и предложат самому сделать выбор: стать прямо сейчас, после определенной процедуры, таким же обиженным и заехать в петушатник или все-таки взять в руки метлу… Все выбирают последнее. Для администрации осужденный — не человек. Поэтому любые попытки отстаивать свои права воспринимаются администрацией крайне негативно и болезненно.
