Владимир Переверзин - Заложник. История менеджера ЮКОСа
* * *
Ты отказываешься верить услышанному, ты не воспринимаешь увиденное. Понимание придет позже, когда я прочувствую тяжесть этих лет в колонии строгого режима. К тому времени я отсижу три года, казавшиеся мне вечностью. Неожиданно я осознаю, сколь ничтожную часть от одиннадцати лет составляют эти три года, осознаю то, что впереди у меня целых восемь лет за решеткой! Мне казалось это бесконечным сроком, который никогда не закончится. Эта мысль придавит меня. Мне потребуется очень много времени, чтобы в полной мере принять происходящее.
Глава 15
Последняя надежда
Сокамерники тактично предлагают мне перекусить и выпить чаю. Я чувствую, что проголодался, и набрасываюсь на еду. Не ощущая вкуса пищи, съедаю пару бутербродов. Я в смятении. Я часто думал о том, могла ли судья поступить по-другому, оправдать нас или дать иные, меньшие сроки. Понятно, что оправдательный приговор привел бы ее к увольнению, что в ее системе ценностей смерти подобно. Но она вполне могла дать, например, мне не одиннадцать лет, а девять. А как она могла дать Малаховскому двенадцать лет — на год больше, чем запрашивала прокуратура? Будь у нее хоть капля совести, порядочности или человечности, мы бы получили меньшие сроки. Очевидно, что система напрочь, без остатка вымывает из людей все человеческое или же вбирает в себя уже готовые кадры без чести и совести.
У меня остается слабая надежда на кассационную жалобу в Мосгорсуд, который в просторечии совершенно справедливо называют Мосгорштамп. На следующее утро приезжает адвокат. Он тоже расстроен. Не разделяя моих иллюзий относительно оправдательного приговора, он ожидал меньшего срока. Для того чтобы выиграть время для написания жалобы, на следующий день после оглашения приговора адвокат пишет короткую кассационную жалобу на приговор: «С приговором не согласны. Считаем его незаконным и необоснованным. Развернутую кассационную жалобу предоставим по мере готовности».
Согласовав со мной очевидный план действий, защитник приступает к написанию кассационной жалобы. Я тоже не могу сидеть сложа руки и с энтузиазмом берусь за написание собственной версии жалобы. Приговор содержит массу противоречий и неточностей, выводы суда не соответствуют представленным доказательствам. Я проделываю титаническую работу: подробным образом наглядно излагаю свои доводы, прошу приговор отменить, а меня оправдать. Жалобу отправляю в Мосгорсуд. Вскоре я получаю копию жалобы, направленной в Мосгорсуд моим адвокатом. Все яснее ясного, все просто и понятно, по закону приговор подлежит отмене. Но дело ЮКОСа, к сожалению, проходило, как сказал один известный адвокат, вне «рамок правового поля». Я бы сформулировал эту мысль проще: где дело ЮКОСа — закон отдыхает.
Теперь я жду заседания Мосгорсуда.
«А вдруг отменят приговор? Это же какой-то бред!» — мелькают у меня в голове мысли. Надежда есть, но шансы невелики. Я знаю, что в течение десяти дней после вступления приговора в законную силу меня отправят на зону. В законную силу он вступает после рассмотрения Мосгорсудом кассационной жалобы.
В Мосгорсуде явно не торопятся рассматривать наши жалобы и назначают дату судебного заседания на середину июля. Я начинаю готовиться к этапу. По словам бывалых арестантов, этап — самый неприятный и опасный момент в жизни заключенного. Я уже наслышан о том, как всячески издеваются над зэками, как их избивают. «За что бьют?» — задаю я наивный вопрос. «Да ни за что!» — отвечает мой собеседник. Опытный человек советует мне брать минимум вещей и за сутки ничего не есть и не пить.
«Это почему?» — не понимая его инструкций, интересуюсь я.
«Чтобы не хотелось в туалет! — продолжает мой консультант. — В туалет не выводят. На всякий случай возьми с собой пустую пластиковую бутылку, пакеты. Бери сигареты, чай, сушнину — печенье, сухари, пряники, конфеты».
Впитываю в себя каждое сказанное слово — я с благодарностью буду вспоминать своего инструктора.
Мыслями я уже уехал из СИЗО и нахожусь в лагере. Мне изрядно надоело находиться в замкнутом пространстве тюрьмы, где я провел около трех лет. Непонятно было, куда меня повезут, но я нарисовал красивую картинку без единого облачка. «Приеду в колонию, — рассуждал я, — милиция почитает мое личное дело, из которого ясно, что я невиновный человек, и относиться ко мне будут соответствующим образом. Работу мне предложат хорошую, в библиотеке или в школе. И буду я жить-поживать и срок отбывать».
Меня пугал сам этап, а перспектива сменить место жительства, поменять тюрьму на колонию даже радовала. Я составил целый список вещей и продуктов, которые мне понадобятся в пути и на первое время в колонии. «Как и сколько будут везти, не знает никто, поэтому надо запастись продуктами», — думал я. В ларьке я купил каши, сигареты… Специально отведенный для этих целей баул растет у меня на глазах.
* * *
В сборах незаметно пролетает лето, и меня везут в Мосгорсуд. Монументальное здание, светлые подвалы и просторные казематы не создавали ощущения места, где вершится правосудие. Все рутинно и обыденно. Технический прогресс добрался и сюда. Нас сажают не в клетку, а в стеклянный аквариум. Толстенные бронированные стекла отделяют нас от зала. Малаховский загадочно сообщает мне, что сейчас наш приговор отменят. Ему сообщили об этом адвокаты. Я не очень в это верю. Сквозь стекло, в некотором отдалении, вижу близких мне людей, которые болеют за меня и поддерживают. Это очень важно. Без этого не выжить.
В зал заходят судьи — две женщины и мужчина. Из-под мантий видна обычная повседневная серенькая одежда, на которую и внимания-то не обратишь. Идет вот такой ничем не примечательный человечек, посмотришь не него — взгляд не остановишь, а тем более не подумаешь, что он судьбы вершит человеческие. В руках у одного судьи хозяйственная сумка. Мне казалось, что судьи зашли в этот зал в перерыве между походами по магазинам или какими-то другими своими делами. Все как-то быстренько и мимоходом. Они уже изучили наши жалобы и заранее подготовили ответ. «Белое — это не белое, а черное. А черное — это даже не белое, а красное», — в три голоса говорят судьи.
«Господи, это какое-то сумасшествие, это дурдом!» Я отчаянно взываю к всевышнему: «Боже, забери меня отсюда и спаси!»
«Доводы защитников несостоятельны, приговор оставить в силе», — доносится до меня.
Я смотрю на судей, не испытывая к ним ни злобы, ни ненависти. Я ощущаю только чувство брезгливости к этим существам. Мы возвращаемся в СИЗО, где мне остается провести последние десять дней.
Приходит мой защитник, и мы обмениваемся впечатлениями. Нам предстоит пройти всю судебную пирамиду надзорных инстанций и безрезультатно добраться до ее вершины — председателя Верховного суда. При существующей в России круговой поруке мы понимаем, что в моем деле здесь справедливости не добиться. Остается надежда только на Европейский суд по правам человека.
Мы не прощаемся, а расстаемся на некоторое время. Борьба продолжается.
Я возвращаюсь в камеру и через некоторое время слышу: «На Пэ, с вещами…»
«Неужели меня так быстро отправляют на этап?» — думаю я. Собираю вещи и прощаюсь с сокамерниками, мы обнимаемся. Меня переводят в пустую камеру. Здесь уже стоят мои вещи, принесенные со склада. Теплые зимние вещи, куртка, ботинки. Накопилось несколько баулов. Я начинаю разбираться с вещами, отделяю нужное от ненужного. Собираю сумки, которые возьму с собой на этап. После бесчисленных перекладываний и нелегких решений у меня получается два баула и большая спортивная сумка. «Сумку на плечо и по баулу в каждую руку», — легкомысленно прикидываю я. В этой камере в одиночестве я проведу еще два дня, и лишь на третий мне сообщат, что сегодня меня увозят.
«Присяду на дорожку, — улыбаюсь я пришедшей в голову шутке. — Присел вот на одиннадцать годков!»
«На Пэ готов?» — раздается из-за двери.
«Готов, готов», — в ответ кричу я.
Глава 16
Этап
Гремят засовы, с грохотом распахивается дверь, я вижу незнакомые лица обычных конвойных. Нет больше спецназа и прочего театрального реквизита. «Теперь я никого не интересую, я списанный и отработанный материал», — с облегчением думаю я, без сожаления покидая стены этой тюрьмы. Как мне здесь было хорошо, я пойму совсем скоро, едва успев приехать в пункт назначения — колонию строгого режима, что в поселке Мелехово Владимирской области. Под роспись меня передают конвою, и мы выходим из здания тюрьмы. Во дворе тюремного дворика уже ждет автозак.
Я закидываю сумки в автозак и забираюсь туда сам. Захожу в свободный отсек. За стенкой сидят женщины. Из их клетки раздается веселый смех. Я вступаю с ними в беседу. Узнав мой срок, они сочувственно вздыхают. Устроившись на скамеечке в клетке, я тщетно пытаюсь вглядеться в уже забытые мною московские улицы. Темно, почти ничего не видно, да и дорога не занимает много времени. Я чувствую запах вокзала и слышу шум поездов. Я пытаюсь вычислить, на какой вокзал меня привезли. Нахлынули детские воспоминания, когда я, еще школьником, с родителями каждое лето на поезде ездил в Крым… Я помню, как меня завораживали проносящиеся мимо пейзажи, как я мог часами не отрываться от окна. Кто бы мог подумать тогда, что меня ждет такое путешествие?..
