Ильяс Богатырев - Цена человека: Заложник чеченской войны
Итак, настал час икс. Наш прошлогодний и истрепанный календарик подсказывал нам, что это была пятница. Охранников в тот день было трое. Вечером я должен был высыпать в чайник предварительно тщательно измельченные таблетки снотворного. Завернутый в кусок газеты порошок находился у меня в кармане трико. Оставалось набрать полный чайник воды, вскипятить, налить себе чай и незаметно высыпать содержимое пакетика в чайник.
План был следующий: уходить будем через форточку в нашей комнате (за пару дней до этого окно в прихожей заколотили гвоздями, заметив, что оно открывается просто ручкой). Для проверки произведем якобы непроизвольный шум, а затем, когда поймем, что снотворное подействовало, я помогу Владу пролезть в форточку ногами вперед, потом головой вперед полезу я, а Влад подхватит меня снаружи.
Мы, естественно, очень волновались. Еще и еще раз, лежа спинами к охранникам и притворяясь спящими, шепотом обсуждали наш план. Он был прост, казался нам вполне разумным и продуманным. Я встал, позевывая, прошел мимо лежавших в полутьме охранников, наполнил чайник водой из кастрюли и поставил греться. Ничего не подозревавшие охранники, продолжали смотреть очередной по кругу боевик и довольно энергично, рассекая кулаками воздух, сопереживали главному герою в его кровавой борьбе за мировую справедливость. Когда чайник закипел, я направился на кухню и громко, так, чтобы слышали охранники, спросил у Влада, будет ли он чай. Он ответил, что нет. Оставалось налить себе чай и, став спиной к охранникам, насыпать в чайник снотворное, что и было сделано – спокойно, без всякой дрожи в руках. Я выпил кружку чая и вернулся к своему матрасу. Сцена была сыграна как нельзя лучше. Теперь оставалось подождать, пока они захотят пить чай, и молить Бога, чтобы, выпив, они не заметили ничего подозрительного и заснули крепким сном.
Глава 18
В течение почти двух лет поездки в Чечню были для меня обыденным делом. Бывало, приезжаешь в Москву, в совершенно другой мир, высыпаешься и, немного отдохнув, летишь обратно. Помню, был какой-то напряженный период, когда я не успевал выйти в город и купить себе новые джинсы. Старые залатали мне в чеченской семье, где нас приняли на ночлег, а в Москве распоротый шов тех же джинсов зашивала редактор «Взгляда» прямо во время монтажа, пока я сидел перед мониторами, набросив на себя куртку…
При встрече с любопытствующей группой вооруженных людей, не говорите, что вы приехали из благополучной и далекой Москвы или Лондона. Назовите какую-нибудь другую, не очень далекую зону конфликта, с которой вы знакомы: у вас появится общая тема для разговора.
Постарайтесь не выделяться. Не озирайтесь вокруг как долбаный турист и не ловите чужих взглядов. В зоне боевых действий вы можете столкнуться с совершенно неожиданными вещами. Не психуйте, сохраняйте спокойствие. Если в конце улицы заметите какую-то заварушку, не останавливайтесь и уж тем более не разворачивайтесь и не бегите. Постарайтесь реагировать на происходящее так, как реагируют местные.
Носите то, что носят рядовые местные жители, и лучше, если эта одежда будет не новой. Присмотритесь, какие марки машин чаще всего встречаются на дорогах, и арендуйте именно такую. (И не надо в зоне боевых действий сходить с ума и пристегиваться ремнем безопасности – вы по меньшей мере будете выглядеть подозрительно.) И не забывайте: вы можете научиться быть малозаметными среди местных жителей, но слиться с ними у вас все равно не получится, а если попытаетесь, вас примут за шпиона.
«Однажды недалеко от гостиницы в центре Багдада я стал очевидцем похищения вооруженными людьми одного иорданца. Все происходило в десяти шагах от меня: банда силой затащила несчастного в машину и увезла его, возможно, на верную смерть. Я наблюдал за преступлением с безразличием, потягивая свой чай, как и другие иракцы вокруг. Если бы я вел себя иначе, я привлек бы к себе внимание и, скорее всего, стал бы их вторым заложником».
Джеймс Брэндон, британский журналистКстати, именно в тот период, когда мне приходилось постоянно сталкиваться с ужасами войны, со мной произошел странный случай. Я вернулся из очередной командировки, во время которой стал свидетелем ужасной картины. Женщина в Грозном опознала среди погибших своего сына: страшный звериный крик и мать падает на бездыханное тело сына… Я уезжал в Минводы, чтобы вылететь в Москву, и со мною все было нормально. Но уже дома я вдруг проснулся посреди ночи и ни с того, ни с сего зарыдал и плакал настоящими слезами и, не знаю, минут пять или десять просто не мог остановиться…
«Верите ли вы в единого и любящего всех и вся Бога, которому по-настоящему небезразличны мы, простые смертные?.. Поезжайте в пару зон военных конфликтов и голода, посмотрите, как там умирают дети, а потом уже отвечайте на этот вопрос.
Впрочем, есть и обратная сторона: многие из людей, которые прошли через все эти беды, верят в Бога сильнее, чем кто-либо, кого я когда-либо встречал на этой планете. Вот и поди разберись…»
Брюс Хейли, фотографОператоры – Сергей Плужников, Илья Папернов, Константин Кряков, Кирилл Корнилов, Игорь Михайлов (извините, если кого не вспомнил) – менялись, моя фамилия в списке командированных в Чечню оставалась неизменной. Мы, как правило, улетали в субботу или воскресенье, возвращались в четверг – прямо к монтажу очередного выпуска программы. В пятницу около трех дня в эфир выходила знаменитая программа «Взгляд» – сначала на Дальний Восток, затем по часовым поясам в десять вечера зрители смотрели ее в европейской части страны.
Я не успевал нормально отслеживать реакцию на те или иные свои сюжеты, быть в курсе событий в Москве, толком не замечал, чем и как живут коллеги в родной редакции. Как бы там ни было, у меня остались самые лучшие воспоминания о нашем «взглядовском» коллективе. До сих пор считаю, что он был одной из лучших команд среди всех, с кем приходилось работать. Один эпизод с порванными джинсами чего стоит! Скажу больше. Специфическая школа «Взгляда» воспитала меня как журналиста, научила искать и находить характеры и судьбы в любых, даже самых глобальных новостных событиях. И по сей день в моих уже режиссерских работах для меня важнейшим остается человек, его неповторимое лицо, особые мысли и преломления души.
Одна забавная деталь из того периода работы. Спустя несколько лет я случайно узнал, что, оказывается, среди «видовских» операторов у меня была кличка «партизан»: почти все время молчал, ничего о предстоящих съемках не рассказывал, не объяснял, куда едем, что и как будем снимать. Это, понятное дело, особенно раздражало тех, кто выезжал со мною в первый раз. Каюсь, я не особо разговорчив и не из тех, кто легко сходится с людьми. Представляю себе оператора, который, возможно, не сразу решился ехать снимать войну, боится, как все нормальные люди, надеется, что я, набравшийся опыта, введу его в курс текущих боевых событий, объясню, настрою и успокою. Ан нет: я всю дорогу в аэропорт еду себе и смотрю в окно, молча лечу в самолете, и вот мы уже где-то среди руин и пепелищ, а я опять ни слова лишнего; едем дальше, потом долго ходим пешком, кругом вооруженные люди и не игрушечные танки, и пальба-стрельба, и непонятные движения… И где-то здесь, в какой-то момент я говорю всего лишь одно слово: «Работаем!» Одно слово – «партизан».
Кто-то из операторов, помню, пытался вытянуть из меня что-нибудь, пока летели на Кавказ. Я не знал, что ему ответить. Действительно не знал, какой у нас маршрут, с кем мы будем встречаться и где будем ночевать. Понимаю, что весь смысл задаваемых им вопросов сводился к тому, чтобы выяснить, насколько опасная нам предстоит поездка. Я не мог ему этого сказать, разве кто-нибудь знает, как все может обернуться на войне? О редакционном задании я знал то же, что и он. Мы, конечно, постараемся все выполнить, а там уж как обстановка сложится.
А я вот всегда не любил болтливых операторов. Мне кажется, слова рассеивают внимание, лучше снимать молча. Не могу поверить в то, что разговоры да дискуссии помогают оператору сконцентрироваться, без чего невозможно заметить и снять тот самый кадр.
«Взгляд» старался не показывать кровь, трупы и всякие иные запредельные жестокости войны. И передо мною никогда не ставилась задача влезть в пекло и постараться снять живой бой. Как я уже сказал чуть выше, программа акцентировала внимание на другой, на человеческой, если можно так сказать, стороне войны, рассказывая о том, как она калечит людей и делает их несчастными. К примеру, когда все российские телепрограммы говорили о том, что федеральные войска заняли Шали, я снимал ветерана Великой Отечественной войны в Ведено. А когда главной новостью из Чечни был бой у Новогрозненского, мы показывали мальчика, потерявшего родных и жившего в бомбоубежище в Грозном. Или же вместе с несчастной матерью пытались освободить из плена восемнадцатилетнего солдата, в то время как другие были увлечены очередным политическим скандалом в Москве.
