Виталий Радченко - Байки деда Игната
Сопротивлялись турки отчаянно, с остервенением, и пощады в том кровавом побоище не было никому. Да, силен и страшен был турок, но наш солдат сильнее, а когда его раззадорят, то он не только что турка — самого черта злее. И смерть ему была своим братом. Он знал: погибнуть в бою — дело Божье, и ничего не боялся в той свирепой сече. А уж храбрости в нем было сверх всякой меры, или, как говорят казаки, «от пуза»…
Наступление шло по всему сухопутному обводу крепости. Перебив кого удалось, на бастионах и примыкающих к ним укреплениях, наши солдатушки устремились по узким улочкам вперед, вышибая басурман из горящих домов и других построек. От орудийных и ружейных выстрелов стоял оглушительный грохот, в котором не было слышно ни команд, ни стонов умирающих.
Под конец боя, теснимые дружным напором русских, турки суматошно отходили к высокому берегу Малой Бухты («бухты Кучум») и, не имея возможности закрепиться, прыгали с верхотуры вниз, всмерть разбиваясь о дикие скалы. Взошедшее к этому времени солнце сквозь завесу темного дыма осветило картину страшного погрома: в городе не было ни одного целого дома, улицы и перекрестки буквально завалены трупами — одних русских в этой сече полегло более тысячи человек, а турок в семь раз больше, не считая тех, кто разбился или утонул, прыгая в море.
— Отаж Анапа, — отмечал дед Игнат, — совсем малый куток. Так шо вся та молотьба проходила на делянке, меньше казачьего земельного надела. Горяча сковородка, а не куток! К полудню выстрелы поредели, и лишь где-то у полуразрушенной мечети, считай, в самой середине города, пальба не стихала. Именно тут в последней заварухе и оказался наш Касьян, из разговоров знавший, что там, недалеко от басурманского храма, ближе к морю находилась земляная тюрьма — зиндван, в которой томились подготовленные к отправке за кордон пленные. Но до того зиндвана нашим воителям дойти сразу не удалось — в подвале одного из разрушенных домов засела кучка самых свирепых аскеров и отчаянно отстреливалась от наседавших «урусов». Окружив тот погреб, наши солдаты, обстреляв их, крикнули, сдавайтесь, мол, чего зря погибать, сдавайтесь, а то взорвем вашу хату порохом! Те в никакую. Тогда наши, не ожидая бочек с порохом, кто с ружьем, кто с шашкой, кинулись в тот подвал. Касьян увидел перед собой чернобородого азията, который, выхватив из-за пояса кривой ятаган, хотел было пырнуть одного из «урусов». «Никак басурманскый архиерей!» — промелькнуло в голове у Касьяна. Быстрым и крепким ударом из-под низу он выбил из рук неистового вражины ятаган, и в тот же момент три или четыре русских багонета-штыка уперлись в грудь предводителя аскеров:
— Аман!
Так был пленен свирепый шейх Урушма Мансур, вдохновитель газавата всего Северного Кавказа. Подобрав ятаган, Касьян вместе с другими заспешил к зиндвану. Но там все было кончено: у входа и в самой яме лежало десятка два обезглавленных трупа, связанных ремнями. Турки, предчувствуя собственную гибель, вырезали всех своих пленников.
Битва между тем затихла. Посидев на берегу, Касьян вместе с товарищами двинулся к бастиону, где им был назначен сбор после сражения. Множество трупов беспорядочно громоздилось среди развалин и пожарищ. По главной улице, идущей мимо мечети к восточным воротам (впоследствии «Русским»), текли ручейки крови. И нельзя было разобрать, чья то была кровь — русская, турецкая, черкесская… Человечья кровь. Смерть уравнивает всех и навсегда.
Семь российских походов и несколько штурмов видела Анапа, но так уж случилось, что такого побоища, какое учинили ей «урусы», предводительствуемые генералом Иваном Васильевичем Гудовичем, ни город, ни окрестные поселки не испытывали.
Во время сражения в крепости наши тылы и обозы хотели было пошарпать горцы. А заодно и подмогнуть своим друзьям-туркам. Да не тут-то было: добрую острастку дали им казачки-гребенцы да терцы — только тех абреков и видели! Не зря в Анапе по сию пору две улицы носят названия, данные им когда-то в память о подвигах тех славных воинов… А вот черноморских казаков у Гудовича было мало, так — крохи, и улица Черноморская в Анапе была названа уже за другие горячие события — за отличия наших казачков-черноморцев при взятии Анапы во времена Николая Первого. Тоже славное было дело, после которого Анапа на веки вечные стала русской…
Собрав своих убиенных, войска к ночи вышли из мертвого города и расположились на бивуак вдоль ближайших гор и пригорков, где и простояли несколько недель.
Касьян в эти дни не терял даром. Он несколько раз наведывался в аул к тому знакомому черкесу, что возил их с напарником на анапский базар. Дело в том, что еще при первой с ним встрече он сумел, как бы невзначай, но кстати, познакомиться с его дочкой — дивчиной годов семнадцати, а потом, как говаривал дед Игнат, войти к ней в доверие и в надежду. Да и как могла устоять, та дивчина, супротив ясноокого, чернобрового казака, перед которым не устояла сама турецкая крепость!
— У молодых, — усмехался дед Игнат, — всегда так бывает: чуть побачит кого подходящего, сразу примeряет под свою судьбу, а чи шо не пара мне он… или она… Так или иначе, а Касьян с той черкешенкой «примерялись» друг к дружке не долго, а очень скоро сговорились, о чем было надо. Оставалось уговорить батьку, ну, а на тот случай, если он заупрямится, то решено было держаться старинного обычая: сделать вид, что жених украл свою ненаглядную, и удрать вдвоем подальше от отцовских глаз.
Но до того не дошло: черкес с радостью получил от Касьяна трофейный ятаган самого шейха Мансура и согласился с молодыми. Видно, такова была воля Аллаха, и у нас ведь не зря говорят, что браки совершаются на небесах. Судьба! А от судьбы и на коне не ускачешь. К тому же, чего ей, той черкешенке, было не повязаться с ладным казаком и быть хозяйкой, а не наложницей в заморском гареме.
Предание донесло нам также и то, что крещена была черкешенка и сразу обвенчана с нашим Касьяном в таманской церкви Пресвятой Богородицы, что и посейчас стоит, как новенькая, посреди Тамани.
И дед Игнат не забывал заповедать нам, его внукам, что если придется когда-нибудь побывать в Тамани, то чтоб не забыли зайти в тот храм, старый-престарый, если не сказать вовсе древний, ибо есть слух, что тут правил службу аж сам апостол Андрей Первозванный. Зайти и запалить свечку в память далеких предков — и в наших жилах течет капля их крови…
Попу был пожалован за его святые таинства серебряный рубль, полученный женихом за лихость и дерзкое мужество в анапском сражении… Так шейх Мансур еще раз поспособствовал счастью казака — «уруса», борьбе с «нечестивым» племенем которого он посвятил свою жизнь.
