Борис Шапталов - Испытание войной
"Внимание! Танки!"
На Западе танковые прорывы являлись новинкой, да и расстояния по российским меркам были небольшими, значит, и время оголенности флангов исчислялось несколькими сутками, а не неделями, как на Восточном фронте. Поэтому стоит ли удивляться тому, какой фурор произвели 3,5 тыс. немецких танков, половина из которых были легкие. Спустя десятилетия не только историки и кинорежиссеры, но и фронтовики повествовали об армадах вражеских танков, наступавших на позиции. Прорывы немецких танковых групп неизменно вводили командование Красной Армии в шоковое состояние и сеяли панику в войсках. Наступление танковых дивизий противника прекращалось только тогда, когда чрезмерно отставали тылы и пехота. Красная Армия получала передышку, и командование спешно восстанавливало разорванный фронт. Но только до следующего рывка немецких танков.
Удары оказались столь внезапны, а развитие событий столь стремительным, что в условиях дезорганизации, потери связи и управления обороняющаяся сторона не успевала вовремя и с надлежащими силами нанести эффективный контрудар по тылам прорвавшихся. Достойна удивления глубина германских танковых операций в 1941 г. За первые три недели танковые группы Гёпнера, Гота и Гудериана прорвались на оперативную глубину в 500-600 км. Это по прямой, на деле же танкам приходилось постоянно маневрировать и далеко не всегда двигаться только по хорошим дорогам, что влияло на расход моторесурсов. Чем больше такой расход, тем выше вероятность поломки танка. А в сотнях километров от основной базы снабжения и ремонта, в боевом соприкосновении с противником, поломка являлась более чем неприятным событием (вспомним проблему ремонта в РККА мирного времени). Но немецкие танки не только преодолели с боями огромные, невиданные еще для танковых войск пространства, но и оставались в высокой боевой готовности. Так, группы Гота и Гудериана почти без паузы начали в июле 1941 г. сражение с советскими дивизиями Второго стратегического эшелона (Смоленское сражение) и, как ни удивительно для войск, прошедших 600 км, выиграли его! Стоит напомнить, что куда более мощные по качеству танков советские танковые армии в 1943-1944 гг. обычно выводились из боя как малобоеспособные сразу же по завершении одной запланированной операции, и глубина их действий не превышала 400 км.
Чтобы как-то спасти честь Красной Армии, в советской военно-исторической литературе если и делались, то обязательно снисходительные оценки результативности немецких танковых прорывов. Так, известный советский историк Д. Проэктор утверждал: "Оказалось, что быстрое и глубокое продвижение танковых соединений в отрыве от полевых армий не приносит эффекта против Красной Армии, которая умело использует нарушение взаимодействия в немецком оперативном построении и ставит под угрозу разгрома как танковый, так и пехотный эшелоны". И не приведя ни одного примера в подтверждение своего буквально сенсационного открытия, продолжал: "Тактика создания обширных "котлов" оказалась бесполезной (!), ибо упорным сопротивлением советские войска надолго сковывали немецкие группировки на внутреннем фронте окружения или же прорывали его" (с. 317){11}.
Другим способом спасти честь верхов являлись утверждения о заимствовании германским генералитетом советской военной теории, в частности, доказывалось, что идею массированного применения танковых войск Гудериан взял из советских военных трудов. В действительности эта идея разрабатывалась интернациональными силами начиная с 20-х гг. Немецкая концепция применения танковых войск была достаточно самобытной, хотя, естественно, как и любая иная, использовала теоретическую мысль других стран. И пока в СССР дебатировался вопрос о целесообразности создания механизированных корпусов, германское командование от кампании к кампании совершенствовало боевое применение танков в сводных группах. Даже в постсоветское время - в 90-е гг. - "Военно-исторический журнал" Министерства обороны России печатал статью за статьей о превосходстве советской военной теории над западной, о полном заимствовании германской военной мыслью советских разработок, хотя от высказанных идей по поводу характера будущей, абстрактной, войны до реального воплощения их в жизнь "дистанция огромного размера". На деле Красная Армия в начале войны - в маневренный ее период - ничего не смогла противопоставить вермахту ни в воздухе, ни на земле.
Теория танкового глубинного прорыва оказалась куда более революционной, смелой и, главное, сложной в практическом исполнении, чем это могло показаться на первый взгляд. Она предъявляла чрезвычайно высокие требования к командному составу и к качеству организации танковых соединений. Взять, например, материально-техническое снабжение. Солдат или лошадь можно вовремя не покормить. Понуканиями, угрозой или лаской заставить превзойти их обычные физические возможности. С машинами этот номер не проходит. Без горючего танки, двигаться не будут; без смазки или от чрезмерных нагрузок механизмы выйдут из строя, невзирая на строгие приказы о наступлении. Если солдатами можно распоряжаться совершенно бездумно, то машина требует к себе умного отношения, начиная с рядового водителя и кончая командующим фронтом. В первые дни войны на механизированные корпуса Юго-Западного фронта обрушилось так много противоречивых приказов, обязывающих танковые войска без конца совершать форсированные марши вдоль линии фронта, что до половины танков выходило из строя еще в походе. В 1941-1942 гг. советское командование столкнулось с почти неодолимыми трудностями в деле управления крупными танковыми соединениями, проиграв все без исключения танковые сражения. Лишь зимой 1942-1943 гг. эта задача была разрешена удовлетворительно.
Следует отметить и такой факт. Хотя решающую роль в боях у германских войск играли танки, но, в отличие от Красной Армии, у них очень надежной была и противотанковая оборона, которая выполнила свои задачи, даже несмотря на кризис в июне - июле, вызванный неожиданным появлением на поле боя советских Т-34 и КВ.
В мировой военной практике встречается не так уж много примеров того, чтобы крупные воинские формирования сознательно бросались в оперативный тыл противника с целью нанести ему решительное поражение. В дотанковую эру подобной силой могла быть только кавалерия, но лишь кочевники использовали ее как таран большой оперативно-стратегической мощности. И хотя в Первую мировую войну появился новый род войск, способный выполнять былую роль конницы, отказаться от привычного линейного построения войск, где все соединения связаны друг с другом общей линией фронта в пользу маневренного, а значит, рискованного вида боевых действий, решались не многие армии. Ведь в этом случае от войск требовалась высокая выучка, наличие инициативно мыслящих командиров, хорошая организация связи и служб снабжения. То, что при линейной тактике и линейном построении войск делается сравнительно просто, вырастало в сложную проблему при маневренных операциях. Массированное применение танков советской стороной в 1941 г. оказалось совершенно неэффективным. Использование механизированных корпусов полностью провалилось. Они не только не сыграли той оперативно-стратегической роли, что им предназначалась теорией, Но и не сумели выполнить даже оперативно-тактических задач поддержки стрелковых частей. Срок боевого применения мехкорпусов составлял считанные дни, после чего они выводились из сражения ввиду потери своей основной матчасти.
