Черубина де Габриак - Исповедь

            В зеркале словно стекло замутилось,
что там в зеркальной воде?
Вот подошла и над ним наклонилась…
Господи, Боже мой, где,
где же лицо, где засохшие губы;
в зеркале пусто стекло.
Слышу я трубы, нездешние трубы.
Сразу зажгло
зеркало все ослепительным светом
пламя не нашей земли.
Это ли будет последним ответом?
Господи, Боже, внемли.
Душу ты вынешь, измучаешь тело,
страхом его исказя.

            Я ведь и в церкви молиться не смела,
даже и в церкви нельзя.
Вынесут чашу с Святыми Дарами, —
Божьи сокрыты пути…
Вижу над чашей я черное пламя
и не могу подойти.
Стану я биться и рвать свое платье,
плакать, кричать и стонать.
Божье на мне тяготеет проклятье,
черной болезни печать…
Сердце не бьется. И жду я припадка,
вижу бесовскую тьму…
только зачем так мучительно-сладко
            мне приближаться к нему?

Смотри: вот жемчуг разноцветный.
Одна жемчужина — тебе;
В ней, может быть, есть знак ответный
На все вопросы о судьбе.

И если взор твой смотрит смело,
Не отрываясь в небеса —
В твоих ладонях жемчуг белый, —
Господня чистая роса.

Но если сердцу сладко нужен
Земной любви зовущий свет —
В улыбке розовых жемчужин
Найдешь ты радостный ответ.

А если выбраны печали,
И путь намечен роковой —
Есть черный жемчуг цвета стали
Иль облака перед грозой.

Во всех цветах сокрыта тайна…
Запомни: каждый выбор свят,
И жемчуг, взятый не случайно,
Неси, как драгоценный клад.

Без колебаний, без уступок,
Глядя без злобы на других…
Во всех руках он так же хрупок
И так же нежен, как в твоих.

            Божья матерь на иконе.
Не спокоен темный лик.
И зажатая в ладони
            свечка гаснет каждый миг.

            В сердце нет уж отголоска.
Все молитвы расточа,
сердце тает, как из воска,
            воска желтого свеча.

            Сердце тает, в сердце жалость,
может быть к себе самой.
И последняя усталость
            опустилась надо мной.

            Только слышу чей-то голос…
На иконе словно мгла:
«Колосится Божий колос…
            Разве ты не поняла?

            Я тебя послала жницей.
Только тот кто нерадив,
может плакать и томиться,
            ничего не завершив.

            Если ты боишься муки,
Я сама свершу свой путь».
И тогда, ломая руки,
            я шепчу ей: «Позабудь…

            Позабудь мой грех невольный,
отпусти мой тяжкий грех…
Сердцу стало слишком больно
            за себя, за нас, за всех…

            Я не буду малодушной,
только снова улыбнись…»
Пахнет воском воздух душный,
            вечереет в окнах высь…

            В мягких отблесках заката
умирают скорби дня…
Ангел грустный и крылатый
            тихо смотрит на меня.

Где б нашей встречи не было начало,
Ее конец не здесь.
Ты от души моей берешь так мало,
Горишь еще не весь.

И я с тобой все тише, все безмолвней…
Ужель идем к истокам этой тьмы?
О, если мы не будем ярче молний,
То что с тобою мы?

И если мы два пламени, две чаши,
С какой тоской глядит на нас Творец…
Где б ни было начало встречи нашей,
Не здесь ее конец.

Душа жива — она другая,
И после долгих скорбных лет,
Земную меру отвергая,
Она земли приемлет свет.

Идя неторными путями,
Не зная трепета крови,
Душа нашла иное пламя
Испепеляющей любви.

Тревожа снежные высоты,
Земная близится гроза…
И надо мной склонился кто-то
И заглянул в мои глаза.

И в отраженьи вырастая,
Встает земли слепая власть…
Душа! Душа! Она святая!
И невозможно ей упасть.

Ветер и солнце. Палящее солнце…
Вьется по улице пыль…
            Автомобиль
вырос, промчался и скрылся от взора.

Сколько цветов продают у собора!
Желтые розы — оттенки червонца…
Алые розы, как кровь…
Сколько цветов в запыленных корзинах!
Что же в них ищет она?
            Ищет до дна
в белых левкоях, душистых жасминах
бледная девушка в белой косынке,
что она ищет в замшенной корзинке,
            перебирая цветы?

Белые розы! Ах, нет, — желтоватых
вовсе не надо ей роз…
            Кто же привез
только бы веточку белых, несмятых
роз ароматных, ей нужных до боли?!
Что там белеет? То ветка магнолий,
            белых, холодных цветов.

Если бы можно о чуде молиться!
Белые розы пошли,
            Боже, внемли!
О, наклонись! Здесь душистые розы,
белые, белые… Чьи это слезы
дали желанному чуду свершиться,
            дали возникнуть цветам?

И поднялись, словно гибкая серна,
белые розы в руках…
            В темных глазах
видно в улыбке звенящую душу…
Девушки странной ты имя послушай,
имя не русское, звонкое: Эрна!
            Словно душистый цветок…

В храме шаткие ступени,
Черный с белым аналой…
Опустилась на колени…
«Со святыми упокой…»

Кто-то умер, кто-то близкий
У последней стал черты.
И на траурный, на низкий
Аналой кладет цветы.

Для умерших нет возврата,
Воды смерти глубоки…
Но зачем в лучах заката
Так краснеют лепестки?

Что опять случилось злое?
Побледнев, подходит вновь —
И лежат на аналое
Розы, красные как кровь.

Значит, Бог не хочет чуда,
Бог не хочет белых роз?!
Нет ответа ниоткуда…
На ресницах капли слез…

И с улыбкой безотрадной
Розы вновь берет она,
И прильнула к сердцу жадно
Роз алеющих волна…

Все умрут в порыве смелом,
Белых роз на свете нет!
Ах, не верьте розам белым!..
В сердце только алый цвет…

Вышла из храма, не хочет молиться,
красные розы в руках…
Мимо собора идет вереницей
девушек в белом трепещущий ряд.
            Свечи высокие тихо горят
            в поднятых к небу руках…

Нет, то не свечи, то веточки лилий,
белых небесных свечей,
нежных прообразов ангельских крылий.
            Боже, куда же идет
            крестный торжественный ход
благоуханных свечей?

Тихо спросила: «Куда вы? Куда Вы?»
И услыхала ответ:
«Только на кладбище горькие травы
            сладки для нас…
Милая, с нами пойдешь ли сейчас?
Только на кладбище вечный ответ».

И, трепеща, им ответила Эрна:
«Розы, как алая кровь…
Небо не приняло жертвы вечерней…»
            Но прозвучали слова:
            «Жертва иная жива,
небо приемлет любовь…»

Тихо сошла и пошла в веренице,
не понимая вполне,
как ей на землю теперь возвратится,
не нарушая того, что ей снится
            в радостном сне.