Джон Бэррон - Пилот МИГа - последний полет лейтенанта Беленко
Если Беленко останется жив, если его оставить в покое и позволить ему свободно жить за границей, какое впечатление это произведет на рядовых советских граждан, а главное — на военных? Если нельзя доверять даже таким проверенным коммунистам, как Беленко, тогда кому же можно? Кто не предаст? А вдруг и другие летчики зададут себе вопрос: „Если это удалось Беленко, почему бы не попробовать мне?”
Были и другие соображения, не позволявшие махнуть рукой на Беленко. Он был, пожалуй, самым осведомленным из всех военнослужащих, бежавших на Запал после Второй мировой войны, и секреты, которые он выдаст американцам, причинят немалый ущерб Советскому Союзу. Если же он начнет выступать публично, в особенности если обратится по радио к советскому народу, — его слова нанесут даже больший ущерб, чем раскрытие военных секретов.
Однако еще можно поправить дело. Скажем, если завлечь Беленко обратно, или если как-нибудь ввести американцев в заблуждение и добраться до Беленко… или выторговать у них летчика. После соответствующей обработки в КГБ его можно будет представить как убедительного свидетеля вероломства Запада, как героя, которому удалось вырваться из ловушки, расставленной врагами отечества, и вернуть на родину.
Уже через несколько часов после того, как МИГ Беленко сел в Хакодатэ, Советский Союз начал невиданную по масштабам кампанию за его возвращение. Наверное, только люди в Отделе кризисных ситуаций в Вашингтоне, которые по долгу службы следили за разгорающейся международной схваткой, могли оценить, насколько крупны ставки в этой советской игре.
В этот день на дежурство в Отделе кризисных ситуаций заступил Стивен Стейнер, тридцатичетырехлетний выпускник Йельского университета и аспирантуры при Колумбийском университете. От него требовалось ознакомиться с последними сообщениями, прежде чем принять смену. Государственный секретарь Генри Киссинджер находился в это время в Европе, его связь с Вашингтоном круглые сутки поддерживалась Оперативным центром, к которому был подключен и Отдел кризисных ситуаций. Сразу после полуночи Стейнер сделал в журнале Отметку, что смену принял, а в 00.47 записал, что Оперативный центр, передал в Цюрих запрошенную людьми Киссинджера информацию. Она относилась к текущим событиям в Африке.
В 1.35 по сети связи НОРС (Национальная оперативная и разведывательная система) был передан сигнал тревоги. Это значило, что произошло нечто чрезвычайное. Стейнер снял трубку своего телефона, другие сотрудники сняли трубки телефонов в Белом доме, Пентагоне, в Оперативном центре ЦРУ… Все они услышали одну и ту же фразу, сказанную мужским голосом: „Объявляется состояние тревоги по НОРС, на основании предварительной информации, переданной Пятым американским воздушным флотом, сообщаем, что советский МИГ-25 совершил посадку в Хакодатэ в северной Японии”.
Обстоятельства полета и намерения летчика в этот момент еще не были установлены американскими представителями в Японии. Последующие звонки добавили еще несколько деталей, явно недостаточных, чтобы установить, намеренно или случайно сел в Японии этот советский боевой самолет. Между тем, в сообщении агентства Франс-Пресс, полученном Отделом кризисных ситуаций, указывалось, что, приземлившись, пилот выпрыгнул из самолета и открыл стрельбу из пистолета. Стейнер решил, что советский пилот, по всей вероятности, заблудился или был вынужден совершить посадку вследствие технической неисправности, и его отношение к Западу — явно враждебное.
Однако в 4.30 по НОРС еще раз прозвучал сигнал тревоги — в четвертый раз за эту ночь. Раздался взволнованный голос офицера из Пентагона: советский пилот Виктор Беленко сообщил представителям министерства иностранных дел Японии, что намеренно посадил самолет в Японии, и попросил политическое убежище в Соединенных Штатах.
Было слышно, как кто-то из пентагоновских офицеров закричал: „Черт побери! Кажется мы получили и „Фоксбат” (принятое на Западе кодовое название МИГ-25), и пилота!”
Ситуация оказалась крайне серьезной и требующей быстрой реакции. У американской администрации был еще свеж в памяти позорный эпизод, произошедший 23 ноября 1970 года. В тот день матрос Симон Кудирка спрыгнул с советского рыболовного судна на американский катер береговой охраны, когда два судна стояли бок о бок в американских территориальных водах. Адмирал, командующий береговой охраной, следуя как ему казалось, политике разрядки, передал из Бостона приказ: вернуть беглеца на советское судно. В полном противоречии с американскими морскими традициями шести русским было разрешено подняться на борт катера береговой охраны, они избили беглеца и уволокли его на советское судно.
Чтобы исключить подобные случаи в будущем, правительство одобрило ряд мер, направленных на то, чтобы ни один советский беглец не мог быть выдан. Если все же по какому-то недоразумению это случится, виновные понесут суровые наказания. Были составлены специальные инструкции, обязательные с момента, когда иностранец обращается с просьбой о предоставлении политического убежища. Строго предписывалось, чтобы все официальные лица, которых такое происшествие могло касаться, были немедленно осведомлены о случившемся и чтобы велась подробная запись хода событий.
Согласно инструкции Стейнер и его помощники тут же ночью позвонили домой к помощнику советника госдепартамента Гельмуту Сонненфельду, ответственным служащим отделов Восточной Азии, Советского Союза и Японии, Управления иммиграции и натурализации. Подробная информация была отправлена и Киссинджеру. После этого Стейнер по собственной инициативе позвонил в американское посольство в Токио. Проведя несколько лет на дипломатической службе в Москве и Белграде, он хорошо представлял себе, какая опасная ситуация может возникнуть в данном случае. „Пожалуйста, скажите нашим японским друзьям, — передал он, — что прежде всего должна быть обеспечена безопасность пилота. Повторяю: обеспечьте безусловную защиту пилота. Только после этого дайте ему возможность свободно принять решение”.
В обычные ночи записи в журнале Отдела кризисных ситуаций едва ли выходили за пределы страницы. На этот раз было заполнено около четырех страниц. Сдав дежурство, Стейнер вел машину домой по тихим, обсаженным деревьями улицам усталый и довольный: он и его помощники выполнили свой долг; кажется, все предусмотрено.
В Париже репортеры осаждали Киссинджера, забрасывая его вопросами: как поступят с Беленко. „Соединенные Штаты скорее всего предоставят ему политическое убежище, — сказал Киссинджер. — Если этого не произойдет, — можете считать, что с моим мнением не посчитались”.
