Владимир Корнилов - Демобилизация
Курчев хотел огрызнуться, но взглянув на спутницу, устыдился своей горячности и впервые улыбнулся.
- А вы о чем пишете? - спросил, когда выпрыгнул из автобуса.
- Английский роман прошлого века. Теккерей, - отпарировала насмешливо и звонко. Чувствовалось, что ее довольно часто об этом спрашивают и ответ и интонация у нее отрепе-тированы. - Подальше от дерьма, как вы говорите, повернула к нему голову.
- Такси! - крикнул он и поднял руку. Мимо проезжала "Победа" с зеленым глазом.
- Бросьте! - схватила его руку аспирантка. - Вот же метро.
Шофер не остановился.
- Вы оказывается бретер?
- Бретёр, - поправил Курчев, не понимая, что она сказала на английский манер. - Я спешу.
- Метро всего быстрее, - ответила Инга. - Я каждый день сюда езжу.
- Ах, да! Третий научный... Нашего брата туда не пускают...
- А вы напишите другой реферат и пустят...
Они спускались по мокрой гранитной лестнице. Девушка весело помахивала рукой в варежке. Видимо, что-то про себя напевала.
- Нет, - сказал Курчев, - с меня хватит! Тьфу, чёрт... Опоздал! скривился он, взглянув на часы над кассой. - Опоздал, - повторил, сверяясь со своими.
- Не надо. У меня есть, - сказала девушка, протягивая билетную книжечку контролеру.
- Вам сейчас на работу? На вашу работу? - поправилась она.
- Да нет... К мачехе. А они рано ложатся. Времени было четверть двенадцатого.
- Я бы на вашем месте все-таки поступала, - повторила девушка. - Или вы делаете удачную карьеру?
- Карьеру? На карьере у меня кирпич. Выше капитана никак не прыгнешь. Да еще трибунал корячится, - прихвастнул, преувеличивая неприятности. - Вот мачехе письмо вез, чтобы в Кутафью башню отнесла. Прошение на имя Маленкова. Теперь по почте посылать придется... В общем, неинтересно... оборвал себя, потому что получалось жалостливо, а какое дело чужому человеку до твоих несчастий?
- Большие неприятности? - помолчав, спросила девушка уже на перроне. Разговор сам собой завязался и не продолжать его было невежливо.
- Да так... В общем, я решил когти рвать - демобилизовываться...
- Вот и поступайте в аспирантуру...
- Нет. Для них писать - себе дороже... Если б еще про девятнадцатый век, я, может, и подумал, но меня сегодняшнее интересует. Ненавижу историю.
- С сегодняшним сложнее, - согласилась аспирантка. - Даже с меня требуют. Просто не знаю, как выкручиваться.
Подошел поезд. Они вошли и стали у противоположных дверей.
- Спасибо, ваш брат обещал написать самые идейные страницы, - не позволила Инга затухнуть разговору.
- Он умеет, - вздохнул Курчев, не желая ругать Алешку. Хвалить же доцента было не за что.
- Да, это неприятная работа, - согласилась аспирантка. - Но у него как-то получается.
- Вранье, как ни переворачивай, все равно вранье.
- Не вранье, а общие места. Их очень трудно излагать так, чтобы звучало не стерто. Нужно все время использовать цитаты, а это унизительно.
- Да, унижения вагон. От вранья и унижение.
- Нет, не от вранья, а от скованности. От обязательной дани. Это не одно и то же. Я чуть не ревела, когда начала писать основополагающую главу. Слова выходят какие-то нечеловеческие...
- Точно, - улыбнулся Курчев. - Но есть мастаки. Я на гауптвахте видел одного такого. В позапрошлом году я сидел по одной глупости на гарнизонной губе под Питером. И вдруг повсю-ду выключили свет. А в этот день как раз печатали газету, дивизионку. И меня, как самого грамотного, послали крутить в редакции ручку печатной машины.
В редакции двери настежь - лето. Я ручку кручу, а в кабине пропагандист из Ленинграда инструктаж толкает. Как, мол, надо писать передовицы и вообще все статьи. "Я, говорит, товарищи, уже двенадцать лет поступаю так. Я покупаю тетрадки, очень удобные, портативные, вот такие, в переплетах. У меня их уже больше двадцати набралось. Вам тоже советую не пожалеть денег и купить несколько штук. И вот в эти тетрадки я заношу всякие удачные выражения, как например: 'твердыня мира', 'бастион социализма', 'оруженосцы американо-английского империализма', 'пропагандистская машина' и другие". Он их насчитал штук сто. Я всех не упомнил, - хитро улыбнулся Курчев, потому что все примеры были взяты из статьи доцента. - В общем, у него был полный набор с прицепом. "Так вот, говорит, - товарищи, я все это записываю в тетрадку. И вот, скажем, мне поручают написать доклад или статью для окружной газеты. Я по-военному отвечаю 'слушаюсь' и сажусь писать. И пишу, - сначала черновики. Пишу своими словами. А когда первая часть работы окончена, я вынимаю свои тетрадки и смотрю, какие слова можно заменить на научные красивые словосочетания. Вот для чего нужны, товарищи, тетрадки."
- Шутите? - засмеялась аспирантка.
- Ей-Богу, нет.
- И считаете, что у вашего брата тоже такие тетрадки заведены.
- А ему зачем?.. - снова вовремя удержался Борис. А хотелось ему сказать, что у Алешки и без тетрадей голова набита дребеденью.
- Всё равно спасибо Алексею Васильевичу, - сказала аспирантка. - Если, конечно, напишет, а не подведет...
- Не подведет. - Курчев поглядел на ручные часы и снова нахмурился. Аспирантке стало неловко, словно это она его задержала у Сеничкиных и вот сейчас останавливала поезд на всех подземных станциях.
- Совсем опоздали? Вам, наверно, стоило попросить Сеничкиных... Или в башне большая очередь?
- Да нет. Там никого. В окошечко сунуть и все. Ни расписки, ничего... Это напротив, в Президиуме, у Ворошилова очередь. А тут, как в почтовый ящик. Сунуть и все... А, плевать! - вздохнул, так как не умел долго расстраиваться. - Наклею марку и пошлю.
- Хотите, я отнесу? - вдруг спросила аспирантка.
- Вы всерьез? - обрадовался он. - Да нет... Неудобно.
- Отчего же? Я каждый день бываю напротив.
- Ах да, третий научный!..
- Он самый, - улыбнулась девушка. - Давайте письмо.
- Ловлю на слове, - осмелел лейтенант и, приоткрыв чемодан, достал конверт.
"Хорошо, - подумал, - что заклеил!"
- Слушайте, - вдруг вовсе расхрабрился, - а машинку не возьмете?
- Тоже туда отнести? - усмехнулась девушка.
- Да нет. Просто у себя дома оставьте. Мне ее сейчас деть некуда. Я мачехе вез. Печатайте сколько хотите...
- А вы в камеру хранения сдайте, - удивилась своей находчивости аспирантка.
- Я уж думал, - покраснел лейтенант. - Но там только пять суток держат, а у меня неделя ареста и еще, наверняка, добавят, - объяснил, смешавшись, боясь, что аспирантка подумает, будто он с помощью "малявки" пытается упрочить знакомство. - Мне раньше чем через двадцать дней не вырваться.
- Да нет, пожалуйста, - уступая напору, сдалась девушка. - Только тогда телефон запишите. Но я редко бываю дома.
- Мне не к спеху. В полку она мне ни к чему.
