М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба
В заключительной части письма выражались сомнения относительно «правдивости Оппенгеймера, его поведения и даже благонадежности».
Николс не сообщил, что еще 3 декабря президент Эйзенхауэр отдал распоряжение «возвести глухую стену между Оппенгеймером и государственными секретными сведениями». Это решение было следствием письма первого помощника сенатора Макмагона, в котором Оппенгеймер был изображен «замаскированным агентом Советов». На основании этого письма из архивов ФБР было извлечено личное дело Оппенгеймера, а в условиях маккартистской «охоты за ведьмами» возвращение к подобного рода «документам» было равносильно возобновлению следствия. В деле, например, были отысканы свидетельские показания против Оппенгеймера некой Сильвии Гроуч, бывшей коммунистки, из числа «раскаявшихся» – тех, кому маккартизм обеспечивал доходную должность профессионального доносчика. Еще тогда Оппенгеймеру пришлось доказывать Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности штата Калифорния, что он не принадлежит, как указывалось в доносе, к крайне левым политическим организациям.
После того как Оппенгеймер прочитал письмо Николса, Льюис Страусс дал ему двадцать четыре часа на размышление: ему предлагалось либо добровольно уйти из Консультативного комитета, либо передать дело в специальную административную комиссию.
Оппенгеймер предпочел официальное рассмотрение дела. Процесс – это слово вполне закономерно, хотя юридически речь шла только об административном разбирательстве перед Комитетом по делам кадров, – начался 12 апреля и продолжался три недели (как раз во время этого процесса Оппенгеймеру исполнилось пятьдесят лет). Его судьями были ректор университета (он же делец, хозяин нескольких газет и радиостанций), крупный промышленник и профессор химии. Роль прокурора исполнял Роджер Робб – представитель Комиссии по атомной энергии. В ходе процесса были заслушаны показания примерно сорока человек, а также записи на магнитофонных лентах, сделанные службой безопасности при допросах Оппенгеймера во время войны.
Процесс происходил за закрытой дверью, но адвокат Оппенгеймера сообщил прессе обвинительное письмо Николса и письменный ответ Оппенгеймера, в котором ученый в горьких и страстных выражениях напоминал о своих заслугах перед страной и решительно отрицал подозрение, что он когда бы то ни было сообщал конфиденциальные сведения людям, не имевшим права знакомиться с ними. Дело вызвало огромное волнение среди общественности, прежде всего среди ученых и вообще интеллигенции. И хотя ранее Оппенгеймер разочаровал многих своих друзей нерешительностью в тот момент, когда надо было поддержать борьбу большинства ученых против гонки вооружений, сейчас он внезапно стал живым символом интеллигенции преследуемой «охотниками за ведьмами». Нет сомнения, в прошлом Оппенгеймер выказывал излишнее послушание инквизиторам (в те времена широкая публика ничего не знала о деле Шевалье). Но теперь даже обычная сдержанность Оппенгеймера и его всегдашнее стремление занять уклончивую позицию стали наглядным примером того, какую печальную судьбу уготовил маккартизм американской демократии. Никто и на мгновение не допускал абсурдной мысли, что Оппенгеймер был советским агентом, а если его упрекали за то, что он выступал против создания водородной бомбы, то подобное обвинение, независимо от его справедливости, могло лишь сделать имя Оппенгеймера популярным среди миллионов простых людей Америки и всего мира. Поэтому коллеги Оппенгеймера, несмотря на то что многие из них относились к нему в прошлом настороженно, почти единодушно выступили на его стороне из чувства солидарности между интеллигентами, которым угрожал маккартизм. И многие простые люди, уважавшие Оппенгеймера как человека, который дал Америке оружие, решившее исход второй мировой войны, полюбили его, узнав, что он подобно им испытывал чувство глубокого опасения перед дальнейшим развитием этого ужасного оружия.
Безусловно, такое отношение общественности заставило руководителей Комиссии по атомной энергии опубликовать полный отчет о процессе – толстый том примерно в тысячу страниц, отпечатанный в рекордно короткий срок.
Читая этот документ, трудно не заразиться той симпатией, которую почувствовала широкая публика к Роберту Оппенгеймеру, человеку, ранее даже несколько бессердечному. Перед лицом трех судей (ни один из них не был равен ему по интеллекту) и безжалостным обвинением, стремящимся поймать его в ловушку, Оппенгеймер предстает человеком, добровольно отказавшимся от красноречия и свойственного ему обаяния, с помощью которых он в былые времена умел привлечь на свою сторону симпатии стольких людей. Он стремится говорить о себе только правду; он, например, признает, что практически выдумал дело Шевалье. (Только из отчета об этом процессе Хаакон Шевалье, живущий в настоящее время в Париже, узнал, наконец, истинную причину своих злоключений в Соединенных Штатах. Шевалье написал роман «Человек, пожелавший стать богом», который, несмотря на всю его фантастичность, может рассматриваться как документ по делу Оппенгеймера.)
Оппенгеймер не скрывает своих колебаний в связи с созданием водородной бомбы. Разоблачение его слабостей и внутренних противоречий к концу процесса достигает патетического звучания. Показания всех ученых (только один Теллер поддержал обвинение) стали оправданием не только судьбы Роберта Оппенгеймера. «Дебаты касались, – пишет Юнг, – всех новых нерешенных проблем, с которыми начало атомного века поставило ученых лицом к лицу. Был поднят вопрос о новой роли ученых в обществе, о неудобстве их существования в мире механизированного террора и контртеррора, об утрате ими тех глубоко укоренившихся этических представлений, на почве которых раньше развивались все науки».
Естественно, от смешных измышлений, будто Оппенгеймер был советским агентом, не осталось в конце концов ничего. Комитет признал это. Но то была эпоха истеричной «охоты за ведьмами», и вашингтонская администрация сама дрожала перед яростным натиском сенатора Маккарти. В прошлом Оппенгеймер посещал коммунистов – этого достаточно! Более того, он не проявлял стопроцентного энтузиазма по поводу новых средств массового уничтожения! Двумя голосами против одного, принадлежавшего профессору химии, было решено, что кандидатура Оппенгеймера нежелательна на любых должностях, связанных с доступом к военным секретам, и его контракт советника Комиссии по атомной энергии должен быть расторгнут. Апелляция Оппенгеймера была отклонена самой комиссией.
