М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба
Теллер все эти годы ни на миг не оставлял глубоко захватившей его проблемы. Отношения Теллера с Оппенгеймером были далеко не превосходными. Он с трудом терпел правление Оппенгеймера и в конце концов покинул Лос-Аламос; Вернулся он туда в 1946 году лишь для того, чтобы прочесть лекцию о возможности создания водородной бомбы. С тех пор он вел кампанию за это оружие, мощь которого, теоретически безграничная, в несколько тысяч раз превышает разрушительную силу бомбы, сброшенной на Хиросиму. Ведь для реакции атомного синтеза не существует проблемы критической массы.
У Оппенгеймера была своя бомба. Что ж, он, Теллер, создаст собственную, еще более могучую, которую он уже с нежностью называл своей «деткой».
Своего отношения к новому проекту Оппенгеймер не высказывал в ясной форме: не поощрял, но и не выступал открыто против. С 1947 года он возглавлял Принстонский институт перспективных исследований. Этот центр научных изысканий пользовался славой одного из ведущих научных учреждений мира; существовал он на базе щедрых субсидий из частных источников. Сотрудниками института были ученые самых разнообразных дисциплин: экономисты и философы, математики и физики. Все они продолжали в Принстоне свои исследования или просто размышляли над выбранными ими вопросами. Кабинет Оппенгеймера был расположен в прекрасном здании, окруженном величественными деревьями. Он выгодно отличался от торопливо построенных лабораторий Лос-Аламоса. Окрестности Принстона были много приятнее пустыни в Нью-Мексико. А для того чтобы пройти к дому, который был предоставлен в распоряжение директора и его семьи, состоявшей из жены и двоих детей – сына и дочери, достаточно было совершить пятиминутную прогулку по красивой лужайке.
Оппенгеймер возглавлял коллектив из ста восьмидесяти человек. Многие имели степень доктора наук или звание профессора одного из ведущих университетов. По утрам Оппенгеймер занимался административными делами, а послеполуденное время посвящал собственным научным опытам; Этот идиллический образ жизни Оппенгеймер нарушал только в исключительных случаях: когда его вызывали в Комиссию по атомной энергии в Вашингтон (он был председателем Консультативного комитета комиссии); когда он в качестве эксперта по атомным вопросам при американской делегации выезжал в Лейк-Саксесс; когда его вызывали в одно из многочисленных учреждений, занимавшихся атомными вопросами, так как без его мнения было трудно обойтись, если надлежало принять важное решение.
В ответ на вопрос, настало ли время приступить к созданию термоядерной (водородной) бомбы, первая реакция Оппенгеймера была сдержанной, если не враждебной; Как и почти все ученые-атомники, Оппенгеймер был потрясен разрушительной мощью атомного оружия: ведь зона поражения могла намного превышать размеры любого военного объекта и даже охватывать целые государства. Оппенгеймер не был так безразличен к судьбам стран Западной Европы, как стратеги из Пентагона; он хорошо знал и неоднократно подчеркивал, что в случае атомной войны эти страны могут быть полностью уничтожены.
В октябре 1949 года Консультативный комитет собрался под председательством Оппенгеймера, чтобы рассмотреть проект производства термоядерной бомбы. Главными сторонниками проекта были физик Эдвард Теллер и банкир Льюис Страусс. Но ни тот, ни другой не входили тогда в состав комитета.
Все члены комитета пришли к единодушному мнению, что создание термоядерного оружия нанесет моральный ущерб положению Соединенных Штатов. Двое, в том числе Ферми, решительно высказались против; они призвали президента Трумэна публично отказаться от создания термоядерного оружия и обратиться к СССР с предложением принять такое же обязательство. Шесть остальных членов комитета, и среди них Оппенгеймер, заняли менее категорическую позицию, но в те времена и она была отрицательной: «Мы полагаем, что тем или иным путем следует избежать создания термоядерного оружия. Мы против того, чтобы Соединенные Штаты выступили инициатором в этом вопросе. Мы единодушны в том, что сейчас крайне несвоевременно поддерживать желание любой ценой создать это оружие…»
Битва продолжалась немногим более трех месяцев. За это время Льюис Страусс сумел привлечь на свою сторону нескольких видных политических и военных деятелей. 31 января 1950 года президент Трумэн отдал Комиссии по атомной энергии приказ начать работы по созданию водородной бомбы. Такое решение поразило почти всех ученых. Вопреки закону правительственные органы конфисковали и уничтожили несколько тысяч экземпляров журнала «Сайентифик Америкэн», в котором известный физик Бете, один из авторов теории синтеза легких ядер, обращался к ученым с призывом выступить против создания супербомбы.
В июне 1950 года началась война в Корее. В создавшейся обстановке Теллер сумел привлечь на свою сторону большинство ученых и даже самого Бете. В начале работы возникли серьезные теоретические трудности и даже распространилось мнение, что надо отказаться от проекта. Однако все трудности были разрешены во время общей консультации крупнейших ученых-атомников в Принстоне, проходившей под руководством Оппенгеймера. Оказалось, что благодаря найденному Теллером решению первый опытный взрыв можно будет произвести уже через год. Все трения, существовавшие между двумя учеными, на время исчезли. К «Оппи» вернулся энтузиазм эпохи Лос-Аламоса.
Когда позднее Оппенгеймера попросили объяснить, почему в октябре 1949 года он выступал против создания водородной бомбы, он мотивировал свою позицию в основном тем, что в то время осуществление проекта казалось ему технически трудным и маловероятным: «Я не вижу необходимости, – сказал он, –спекулировать на предположениях, как бы мы реагировали в те дни, если бы уже тогда техника этого дела более или менее соответствовала найденному впоследствии решению. Вот моё мнение по этому вопросу: когда ученый видит нечто, что кажется ему техническим откровением, он хватается за это «нечто», осуществляет его и только потом задает вопрос, какое применение найдет открытие, – потом, когда само открытие уже осуществлено. Так было и с атомной бомбой. Я не помню, чтобы кто-нибудь протестовал против ее создания. Когда же бомба была создана, началось обсуждение проблемы, связанной с ее применением. Мне трудно представить себе, чтобы тон нашего доклада был в 1949 году таким же, если бы уже тогда нам стали известны открытия, сделанные только в 1951 году».
Роберт Оппенгеймер с Альбертом Эйнштейном.Всякому, кто присмотрится к поведению Оппенгеймера в этот период, становятся очевидными противоречивость и раздробленность его деятельности. Он принимал участие в создании супербомбы и одновременно продолжал думать над тем, как ограничить ее применение. Говорили, что в ноябре 1951 года он представил генералу Эйзенхауэру, занимавшему в то время пост главнокомандующего силами Атлантического пакта, план применения атомного оружия в случае войны в Европе исключительно на полях сражений. Такие колебания более или менее типичны для большинства ученых-атомников. Тем в большей степени характерны они для Оппенгеймера, слишком глубоко проникшегося идеей относительности каждой истины, чтобы он мог идти до конца по одному пути. Разрабатывая план международного контроля над производством расщепляющихся материалов, он исходил из господствовавшего в то время в умах интеллигенции политического мифа: американская гегемония бесспорно хороша и гарантирует всему человечеству мир и демократию; коммунистическая система – зло, которое надо сдерживать до тех пор, пока его не удастся уничтожить. Оппенгеймер отлично знал, что американские планы контроля над производством расщепляющихся материалов, основанные на таких предпосылках, не имели ни малейших шансов быть принятыми, что они представляли всего-навсего маневр перед мировой общественностью; И в то же время он как будто был искренне разочарован и встревожен, когда эти планы провалились, ибо это открыло свободный путь для гонки вооружений. Оппенгеймер присоединил свой голос к призыву известного ученого, лауреата Нобелевской премии Юри и всех тех, кто выступал против казни Этель и Юлиуса Розенбергов. Но он сделал это не потому, что предъявленное им обвинение – будто они выдали «секрет» атомного оружия – казалось ему абсурдным, а просто он считал смертную казнь слишком сильным наказанием.
