Иосиф Кобзон - Как перед Богом
…Она может делать несколько дел сразу. Это я, если погонюсь за двумя зайцами, точно ни одного не поймаю. А она одной рукой что-то раскладывает на блюдо, другой, поглядывая то на плиту, то на включенный телевизор, помешивает содержимое блестящей кастрюли, и тут же говорит в прижатую плечом к уху телефонную трубку: "Адочка! Ну, Мулерман… Не вышло с концертными гастролями в "России", так он по Москве с телегастролями ездит с канала на канал… И все, чтобы обиду высказать: какой нехороший Кобзон, потому что Кобзон не хочет с ним мириться. А чего мириться? Когда он столько кляуз на Иосифа распространил, да еще первую жену увел… А мириться, зачем захотел, знаешь? Да, скорее всего, затем, чтобы потом Иосиф помог ему устроить концертную деятельность. Он до того уже на нуль в своей Америке сел, что вынужден по ночам таксистом подрабатывать. Если ты народный артист России, надо было выступать перед своим народом, а не за долларами в Америку лететь. Надо было тогда петь, когда здесь все было в развале, а не сейчас проситься на все готовенькое. Плакаться и ныть — это не по-мужски… А Иосиф просто не хочет вспоминать прошлые обиды. Он — не мелочный… Ну ладно, Адочка, перезвоню. Мне гостей кормить надо. У меня в гостях двое таких мужчин! Писатель и художник…"
- Да, Николай, чувствую, не дадут нам слова сказать. Сплошные звонки и посетители, хоть в кафе какое-нибудь уезжай, чтобы среди людей затеряться. Там, наверное, только и можно спокойно поговорить.
Раз — два и… картошка готова…Мы находимся в удивительно светлой огромной кухне. Света в ней больше, чем обычно потому, что две стены из четырех почти целиком из стекла. Готовимся сесть за стол, когда в дверях появляется высокий исхудавший человек с лицом иконописца. Знакомимся.
- Я тоже Николай, но меня все зовут Никас, — тихим голосом говорит художник. — Мне Неля Михайловна про вас столько рассказывала, что я просто рад познакомиться. Я хочу подарить вам свой лучший альбом, который признали в Европе…" (Позже, когда мы сойдемся в разговорной схватке и поймем, что нам действительно, несмотря на очень разное видение мира, есть что сказать друг другу, Никас уже у себя дома подпишет мне этот альбом словами: "Николаю — в знак начавшейся дружбы…" Но это произойдет позже, а пока… Пока мы садимся за стол.) Никасу все еще тяжело двигаться. Перед тем, как сесть, он задирает свитер и показывает мне белую металлопластмассовую конструкцию для восстановления позвоночника после автокатастрофы…
- Он удачливый художник, но, — как говорит Неля, — переживает "общественное одиночество", потому что у него нет своей Нели. Вот уже лет десять, как мы поддерживаем отношения, а он все никак не может найти свою судьбу…
А перед этим Неля скажет: "Вы человек умный, но я ведь тоже не дурочка, чтобы то особенное и личное, что собираюсь когда-нибудь описать сама, выложить на блюдечке вам, Николай. Давайте уж ограничимся тем, что я подам вам блюдо… Рыбное ассорти. От него вы не поправитесь.
Я соглашаюсь съесть разные закуски и приготовленный ею суп при условии, что в следующий раз буду, есть только в том случае, если она, как и обещала, от и до покажет мне, как умеет варить любимый борщ Иосифа Давыдовича Неля смеется и соглашается.
- А еще, — говорю я, — я хотел бы посмотреть, как Кобзон сам себе картошку жарит…
- Да я вам лучше расскажу, — перебивает Неля. — Все начинается со слов: "Наташа! (это наша помощница), я хочу поджарить себе картошку… Начисть! Так, Наташа, а теперь нарежь… И сало нарежь. He-ля! Я хочу поджарить себе картошку… Где сковородка? Так, поставь на плиту! He-ля, а где соль? Посоли. Так… Вот теперь можно жарить". (Только начинает помешивать — телефон. Домешиваем я или Наташа. Он только приходит и говорит: "Вот, раз-два и картошка готова!" А то и вообще не приходит… Куда-то срочно вызывают, и он уезжает… И стоит она, остывает…) Вообще… он такой избалованный. Возвращается обычно поздно. Часто голодный. Холодильник забит едой. А он опорожнит вот эту миску с сухариками, и все. Ну, еще запьет чем-нибудь, если что под руку подвернется. А нет… так и ляжет спать на-сухую. Нет, чтобы в холодильник или в кастрюли заглянуть. Избалованный…
- А может быть, не избалованный, а просто дорожит сном своей Нели и не лезет в те дела, в которых не он хозяин, — возражаю я.
- Ну не знаю… По-моему, это уже слишком… Когда хочется, есть, ограничиваться только тем, что осталось на столе, и даже не заглянуть в холодильник. Избалованный…
- Нет. Не избалованный, — настаиваю я, вспоминая, что и сам часто поступаю так же.
- Нет, избалованный, — возмущается Неля, — в конце концов, кто его лучше знает, вы или я?
- Знать-то знаете, да не все хотите понять, — стою я на своем.
- А может, и не избалованный и то, что он делает, надо назвать другим словом, которое я сразу и не подберу, — почти соглашается Неля. Когда позже я показал ей запись этих слов, Неля с недоумением посмотрела на меня: "Разве я могла такое сказать, если никогда не ложусь спать, пока не дождусь Иосифа, чтобы покормить его?!"
…Сидим с Кобзоном (это уже в другой раз), разговариваем про советские эстрадные времена. С нами за столом Неля. Изредка пригубляя легкое вино, слушает наш разговор и вздыхает. Красивой женщине скушно…
Я спрашиваю: "Тогда "левые" концерты были?" Кобзон что-то вспоминает и думает, что сказать. Не успевает ответить, как Неля опережает его: "Были. Были. Конечно, были…"
- Неля, не мешай нам, — просит Кобзон.
- А я буду мешать, — нарочито по-детски прерывает его Неля. Красивой женщине скушно. Ее настроение не меняет даже французское вино. Да… Она такая: то предельно серьезная и жесткая, то, как прелестный непослушный ребенок.
Красивой женщине все можно… И почти все от нее — в радость!
Посмотрите на мои руки!…Помню, я, Никас и Неля заговорили про лень. "А я была какая ленивая! Ленивая-ленивая была, пока не встретила Иосифа. Это он сделал меня такой деловой, — смеется Неля. — Знаете, как он меня от лени отучил? Нет, не скажу. Лучше опишу сама. Да Иосиф создал меня. И я создала его… в какой-то мере. Ведь он уже и до меня был личностью. И все-таки я чувствую, что стала для него энергетическим донором. Я даже физически ощущаю, когда отдаю ему свою энергию. И он берет ее и очень злится, когда я не хочу отдавать. Не хочу потому, что уже знаю, когда она может оказаться для него лишней, когда он может с головой броситься в дело, о котором потом станет сожалеть…" Когда я согласовывал с ней эти слова, она заметила "Знаете, писать про это не надо. Потому что здесь что- то не так…" А как надо, чтобы было так, она толком ничего не сказала
Между тем наш разговор продолжался.
