Глеб Голубев - Заболотный
Пока он привязывал лошадь, я осмотрел двух верблюдов. На каждом точно так же сидели в переметных дорожных корзинах по два мертвеца. Это походило на какой-то страшный, неправдоподобный сон.
Мы обошли с Заболотным весь караван. Шестьдесят два путника — и все мертвы.
Только одного живого отыскали мы на лужайке. Он спал под деревом на рваной кошме, и я едва не наступил ему на руку. Тогда он торопливо вскочил.
Это был караванбаши. С трудом, не столько словами, сколько жестами, он объяснил нам, откуда взялся на залитой лунным светом лужайке возле стен древнего Шираза этот страшный караван мертвецов.
Оказывается, мусульмане-шииты почитают священными окрестности двух городов в Персии — Керфелы и Неджефа. Каждый правоверный перс мечтает быть погребенным именно здесь. Отсюда он быстрее и вернее попадет в рай. И каждый год с разных концов страны идут в Кербелу и Неджеф караваны с мертвецами, завещавшими их похоронить непременно в священной земле…
Потом мы несколько раз встречали такие караваны. Но эта первая ночная встреча у стен Шираза навсегда врезалась в память и даже сейчас, спустя вот уже шесть десятков лет, никак не забывается.
В городе Ханекин Даниил Кириллович записал в свою тетрадь — конечно, она уже давно была обновлена, но тоже успела стать такой же пухлой и потрепанной, как и в Индии, и также заполненной самыми поразительными сведениями, — что только за один прошлый год через его приземистые городские ворота проследовало почти тридцать тысяч паломников, из них три тысячи — мертвых…
Только вернувшись в Россию, смогли мы в покойной тиши «Чумного форта» привести в порядок все записи наблюдений и вычертить карту персидских караванных путей, по которым живые и мертвые паломники развозили «черную смерть». Эти материалы вошли в статью «Эндемические очаги чумы на земном шаре и причины ее распространения», которую Даниил Кириллович, наконец, дописал и отправил в «Русский архив патологии».
Статья невелика, она не заняла и десяти журнальных страниц. Но мысли, высказанные в ней, определили всю дальнейшую борьбу с «черной смертью». Это были не только первые итоги работ молодого профессора Заболотного, которому исполнилось в то время всего тридцать три года, но и поразительно смелый загляд в будущее.
Два важнейших вывода сделал в этой статье Заболотный, опираясь не только на опыт своих собственных путешествий, но и на громадный материал, собранный другими исследователями в разных странах. Во-первых, он выделил социальный фактор в распространении чумы:
«…Если мы проникнем в хижины индийцев, в мазанки китайцев или пройдем по улице восточных городов, особенно на базары, то многое станет понятным. В одной комнате помещаются 10–20 человек. Спят они или на полу (в Индии), или на лежанке, занимающей половину фанзы (китайская мазанка). Больные помещаются вместе со здоровыми… Тротуары заняты сплошь отдыхающими или спящими людьми, явившимися в город на заработки. Обстановка их жизни живо напоминает условия, создаваемые искусственно для животных, крыс или обезьян, когда их сажают совместно больных и здоровых в одну клетку для наблюдения экспериментальной эпидемии…»
Подробно описал Даниил Кириллович в статье и все изученные им дороги чумы — морские и сухопутные.
Тут все было теперь ясно: надо создавать прочные санитарные кордоны на всех дорогах чумы. Но по-прежнему непонятной оставалась главная загадка «черной смерти». Почему в некоторых районах земного шара, подробно перечисленных в статье, чума свила себе прочное гнездо? Почему эпидемии возникают в таких местах из года в год? Где прячется болезнь в перерывах между ними?
Даниил Кириллович попытался ответить и на эти вопросы.
«При сравнении всех известных нам эндемических очагов чумы, — писал он, — мы замечаем общую черту: одновременно с заболеваниями на людях наблюдаются заболевания среди животных. Громадная смертность среди крыс констатируется везде.
Кроме того, известны самостоятельные заболевания среди обезьян (Hankin), белок (Haffkine) и в последнем случае — среди тарбаганов и сусликов.
Различные породы грызунов, по всей вероятности, представляют в природе ту среду, в которой сохраняются чумные бактерии. Отсюда явствует, как важно выяснять всегда повальные заболевания водящихся в данной местности грызунов…»
«Различные породы грызунов, по всей вероятности, представляют в природе ту среду, в которой сохраняются чумные бактерии…» — так впервые еще в 1899 году высказал Заболотный смелую гипотезу, которой потом суждено было стать главной, руководящей научной идеей в борьбе за полное искоренение «черной смерти» с лица земли. Из этой гипотезы, в сущности, возникла потом целая новая отрасль науки — медицинская география, учение о природной очаговости болезней, так блистательно развитое учениками и последователями Даниила Кирилловича.
Но тогда, в 1899 году, это была лишь еще только гипотеза, гениальная догадка. Ее еще предстояло доказать, подтвердить точными, непреложными фактами.
И никто из нас и не представлял тогда, сколько лет уйдет на это, сколько сил и человеческих жертв отнимет!
„ЧУМНОЙ ФОРТ" ОТРАЖАЕТ АТАКИ
Начало нового, XX века мы отметили будничной работой в лабораториях «Чумного форта».
Рабочий день в нашем «Шильонском замке», как окрестил его Заболотный, начинался рано. В семь часов утра заспанный жандарм открывал тяжелые скрипучие ворота. К этому времени из Петербурга приходил небольшой пароходик, привозивший продукты. Их сгружали на пристани, но забирать их в форт разрешалось лишь после того, как пароходик отвалит.
Заведующий лабораторией Владислав Иванович Турчинович-Выжникевич ввел строгий порядок, практически исключавший всякую возможность случайного заражения. А оно могло бы представлять грозную опасность вблизи такого города, как Петербург. Эти строгости очень нравились Заболотному, не устававшему напоминать нам, что «осторожность — первая добродетель микробиолога».
Внутри весь форт был разделен как бы на два самостоятельных мира. В одной половине — жилые комнаты, кабинеты, отличная библиотека, где мы любили собираться вечерами. А на другой — «заразной половине», как мы ее называли, — лаборатории, куда можно заходить только для работы, каждый раз по особому разрешению.
Работали мы в специальных костюмах из тонкой прорезиненной материи, на ногах — калоши. Потом все это каждый вечер тщательно мылось в карболовой кислоте, а калоши еще дополнительно в крепком растворе сулемы.
Защитные костюмы страшно связывали движения. Но мы мирились со всеми предосторожностями, понимая их необходимость, хотя и ворчали порой «по младости лет».
