Глеб Голубев - Заболотный
— Понимаешь, она ведь очень перспективна, — говорил мне доверительно Заболотный. — Если я прав и грызуны действительно служат хранителями чумы в природе, то мы сможем перейти в наступление на болезнь, поражать ее в собственном проклятом вогнище, не ожидая, пока она вырвется на свободу.
Мы мечтали об этом, но «черная смерть» не дремала и то и дело сама переходила в наступление. Летом 1900 года чума объявилась не где-нибудь на окраинах, не в нищей Индии и не в забытых богом монгольских степях. Нет, она стала наносить удар за ударом в самом центре культурной и цивилизованной Европы, в дымном и многолюдном шотландском городе Глазго. И Даниил Кириллович, бросив все дела, срочно отправился туда, на передний край битвы.
Эпидемию в Глазго удалось ликвидировать сравнительно быстро — ведь это была не колониальная Индия. Госпитали здесь были хорошо оборудованы, не то что жалкие временные бараки в Бомбее, вполне хватало врачей и сыворотки. По газетам мы следили за ходом схватки, радовались, что наша сыворотка в руках Заболотного приносит спасение одному больному за другим, и с нетерпением ждали возвращения Даниила Кирилловича, его подробных рассказов.
Но ждать его возвращения пришлось долго. Не успела утихнуть полностью эпидемия в Шотландии, как тревожные вести разнес по всему миру телеграф из Марокко. И Заболотный помчался туда. Затем ему пришлось еще заехать в Португалию, где также вспыхнула чумная эпидемия. Так что вернулся он под своды «Чумного форта» только осенью.
— Становлюсь каким-то чумагоном, противочумным коммивояжером, ей-богу, — забавно жаловался он, грея дождливым вечером ладони о стакан горячего чая в нашей столовой. — Как это у Пушкина: «То ли дело рюмка рома, ночью сон, поутру чай… То ли дело, братцы, дома». А тут то и дело: «Ну, пошел же, погоняй!..» Да куда: в Англию, в Африку, в Португалию. Ну, дудки, теперь по крайней мере год никуда не поеду!
Но не прошло и недели, как ему уже пришлось по срочному вызову ехать в Самару: «Есть несколько случаев заболевания смертным исходом требуется консультация опытного бактериолога местные анализы сомнительны».
А из Киева такой же телеграммой был вызван Высокович.
К счастью, тревога оказалась ложной. Местные медики приняли за чуму очень каверзный и редкий случай нескольких одновременных заболеваний малярией. Только благодаря опытности Заболотного и Высоковича удалось быстро распознать так ловко замаскировавшуюся под чуму болезнь.
Но вернуться в Петербург Даниил Кириллович не успел. Он вызвал меня короткой телеграммой: «Срочно выезжайте Астрахань захватите побольше сыворотки».
Еще по пути из Астрахани в степное село Владимировку мы поняли: здесь чума настоящая, без подделок: в стороне от дороги торчала из снега рука со скрюченными пальцами. То была первая веха на скорбном пути «черной смерти».
На пустынную степь быстро опускались синие сумерки. Вдалеке уже сверкнули первые робкие огоньки Владимировки, как вдруг дорогу нам преградили две громоздкие фигуры в тулупах. Одна из них направляла на нас ружье.
— Стой! Кто такие? — прохрипела фигура простуженным басом.
А другая добавила неожиданным мальчишеским фальцетом:
— Дальше дороги нет. Карантин. — Это непривычное слово ему, видно, нравилось. Он повторил снова: — Поворачивай назад, карантин — и все.
Мы вышли из саней.
— Это кто же вас тут поставил, хлопцы? — довольным тоном спросил Заболотный, приплясывая, чтобы размять ноги.
— Доктор, известно кто! — сказала фигура поменьше. — Полит Александрыч.
— И что же вы тут сторожите, мерзнете на ночь глядя? — продолжал допрашивать Заболотный, подходя к ним поближе.
Фигура с ружьем не двинулась с места, но вторая, отступя на несколько шагов, закричала:
— Сказано тебе, не подходи! А то дяденька Митяй стрелять будет. Карантин!
— Ну, ладно, ладно, — успокоительно сказал Заболотный. — Раз нельзя, нарушать порядков не будем. Мы тут подождем, а ты, хлопчик, беги за своим Полит Александрычем. Скажи: доктора ему в помощь из Петербурга приехали.
— Во как! Из самого Петербурга? — удивился закутанный в тулуп дядя Митяй. — Тогда беги, Санька, быстрее. Чтоб одна нога здесь, другая — там!
Мальчишка, путаясь в полах тулупа и проваливаясь в сугробы, побежал в деревню. А мы закурили и завели разговор с дядей Митяем. Отвечал он на вопросы охотно, но довольно односложно, не пускаясь в подробности:
— Заболела первой Екатерина Тетеревятникова с хутора Малиева, слыхали? Три дня повалялась — и преставилась. Потом умерло еще человек с десяток, руки у меня заняты, а то бы можно было посчитать точно. Больных? Да сейчас, верно, человек пятнадцать наберется по избам. Ходит за ними доктор с помощником. Но что у них получится, одному богу известно. Вон как в прошлом году в Колобовке: пока своих положенных смерть не забрала, дотоле не утихла. Так, видно, и у нас будет…
Нашу неторопливую беседу прервал скрип снега под быстрыми шагами. Сопровождаемый совсем выбившимся из сил мальчонкой, к нам подходил невысокий коренастый человек в ушанке. Очки в простой железной оправе, маленькая бородка, на усах курчавится иней.
— Здравствуйте. Врач Деминский, Ипполит Александрович, — представился он.
Так на заснеженной дороге под морозными звездами познакомились мы впервые с замечательным человеком, чья героическая жизнь и трагическая гибель навсегда вошли в историю борьбы с «черной смертью».
В теплой избе, отпаивая нас чаем, Деминский рассказал, что всего заболевших во Владимировке двадцать шесть человек, одиннадцать из них уже умерли. Удастся ли отстоять остальных, пока не ясно. Чума бубонная, так что сыворотка может принести пользу.
— Особенно плоха Лена Мельникова, — сказал он, протирая очки. — И признаться: ее больше всего жаль. Совсем молодая, всего девятнадцать лет, да к тому же беременная, ждала сына… А надежды почти никакой…
Даниил Кириллович весьма одобрил меры, принятые Деминским для изоляции Владимировки: все дороги в село охранялись сторожами-добровольцами из местных жителей, больные надежно отделены от здоровых, никто из родственников к ним не может ходить, только врач и фельдшер. Дома заболевших подвергли дезинфекции, всем жителям деревни делаются предохранительные прививки.
— Вот только сыворотка у меня кончается, — пожаловался Деминский.
— Ну, сыворотки мы вам привезли на весь астраханский край! — успокоил его Даниил Кириллович.
Наутро Ипполит Александрович повел нас по деревне. Она была довольно большой, но какой-то страшно неуютной и неустроенной. Хатки с покосившимися соломенными крышами, на улицах ни деревца.
