Василий Шевчук - Командир атакует первым
Но, как уже нередко случалось в последнее время, судьба снова улыбнулась мне - на этот раз радостной улыбкой комполка подполковника Кутихина. За день до отправления личного состава к новому месту назначения меня вызвали в штаб. Я был уверен, что сейчас и состоится последний разговор о моей должности.
- Ты что, Василий Михайлович, скучный такой? - весело встретил меня командир и начал расспрашивать о здоровье, поинтересовался семьей - как жена, дочь, не переехали ли они из Тбилиси.
Но вот Кутихин встал из-за стола и подошел ко мне.
- Мы долго тут размышляли с комиссаром, то есть с заместителем по политчасти и начальником штаба, над тем, что с тобой делать. И знаешь, придумали. Догадываешься? Нет, даже и не подозреваешь, наверное. А решили мы вот что: будешь ты исполнять обязанности моего помощника по воздушно-стрелковой службе.
Действительно, об этом я и мечтать не мог.
Кутихин ходил по кабинету, а я слушал его слова как песню:
- Об этой должности для тебя, Василий Михайлович, я подумал еще на партсобрании, когда ты заговорил о тактике. И как ты проводил занятия, мне понравилось. Короче говоря, вопрос решен. Пока полк самолеты не получил, будешь руководить огневой и стрелковой подготовкой. А там видно будет. Может быть, пробьем тебе повторное медицинское освидетельствование. Приказ о назначении подписан. Поздравляю.
Командир крепко пожал мне руку, потом положил ладонь на плечо.
- Но есть для тебя одно дело - хлопотное и не по твоей новой должности. Нужно съездить в Тбилиси, забрать в штабе кое-какие документы полка. Безбердый утверждает, что эти бумаги могут пригодиться. Полк найдешь в... командир назвал небольшой городок на Волге.
И тут я с горечью решил, что назначение мое на такую высокую и ответственную должность и эта вот командировка - не больше чем способ избавиться от меня. Пока я по дорогам военного времени доберусь до Тбилиси, соберу эти документы и преодолею обратный путь, полк, получив самолеты в том волжском городке, улетит на фронт и я останусь в какой-нибудь тыловой команде.
А подполковник Кутихин, не замечая моих терзаний, давал конкретные указания.
- Счастливого пути, товарищ Шевчук. В Тбилиси разрешаю двое суток задержаться. По семейным обстоятельствам, - строго официально произнес командир полка на прощанье.
Радость предстоящего свидания с семьей заглушалась боязнью снова потерять свою часть. Я сдержанно поблагодарил командира и попросил разрешения приступить к выполнению приказания, невольно думая о том, что в полк я все равно вернусь, разыщу, где бы он ни был.
...Задание я выполнил. В Тбилиси, правда, пробыл не двое суток, а всего несколько часов. Оказалось, что архивы штаба находятся не в самом городе, а в маленьком местечке на побережье Черного моря. Туда добирался на попутных машинах и угодил под бомбежку. Взрывной волной меня выбросило из кузова и швырнуло под откос шоссе. От удара потерял сознание. Трудно поверить, но позвоночник выдержал. И когда нас, разбросанных взрывом, стали подбирать бойцы, я встал и пошел самостоятельно: гудела голова, подташнивало, но спина болела не сильней обычного.
Так, чуть ли не трагически, закончилась моя командировка. Однако именно этот случай придал мне большую уверенность, что, если разрешат летать, позвонки выдержат любые перегрузки. С этой мыслью я и торопился догнать свой полк. Он действительно находился в маленьком заснеженном приволжском селении - и опять без самолетов, что вызвало уже большое недоумение. Стоял конец декабря, наши войска под Сталинградом перешли в решительное наступление, окружили крупную группировку немецко-фашистских войск. И опять без нас.
С одной стороны, люди прямо-таки истосковались по настоящему делу, но с другой - мы с гордостью понимали, - значит, много силы у страны, если бережет она нашу часть для новых боев, для наступления.
Начало нового, 1943 года мы встречали все еще далеко от фронта. Несколько раз полк менял место дислокации, и вот мы приехали снова на Волгу. Только не под Сталинград, где наши войска уже заканчивали разгром окруженных войск Паулюса.
Хотя недалеко был авиационный завод, выпускающий самолеты конструкции Яковлева, мы их опять не получили: все машины шли на пополнение авиационных полков, участвующих в решительных схватках зимы 1943 года. В конце января была прорвана блокада Ленинграда. Второго февраля капитулировала армия Паулюса. В десятых числах февраля наши войска освободили Курск.
В эти дни и произошло одно из памятных событий, которое наконец поставило все точки над "и" на пути моего возвращения в строй летчиков-истребителей.
Полк снова готовился к переезду. Опять, как говорили, куда-то на Волгу. И мы уже были почти уверены, что на этот раз получим самолеты. К нам все чаще стали приезжать различные проверяющие комиссии. С техническим составом усиленно проводились занятия по материальной части самолета и двигателя. Дело в том, что конструктор Яковлев постоянно совершенствовал истребитель Як-1. Сейчас самолет уже выпускался серийно с мотором М-105Ф, который увеличил энерговооруженность истребителя, улучшил скороподъемность, еще больше повысил возможности вертикального маневра.
Нередко в полку бывал командир дивизии генерал-майор авиации Баранчук. Он сам проводил занятия с летным составом по аэродинамике самолета, по тактике воздушного боя. Своим громовым голосом (тихо, по-моему, он вообще не говорил) генерал рассказывал нам о новинках в авиации противника, модифицированных вариантах "мессершмиттов", "фокке-вульфов".
Командир дивизии проинформировал нас о новом варианте ФВ-190 с четырьмя пушками и двумя пулеметами. И тут же на графиках вертикальной и угловой скоростей наших и немецких истребителей показал, что маневренные преимущества советских самолетов еще больше возросли, подчеркнув, что бортовой залп наших истребителей тоже весьма большой и конструкторы продолжают его увеличивать.
Интересный человек - командир нашей дивизии Константин Гаврилович Баранчук. Когда-то матрос торгового флота, наверное, там, среди ветрев и штормов, и приобрел он этакую громкоголосость. От тех времен, видимо, осталась у него и манера грубоватого разговора. Любые вопросы комдив решал сразу, со свойственной его характеру решительностью. Годы в авиации, даже генеральские звезды на погонах мало изменили его матросский прямодушный нрав. Летал - залюбуешься. Воевал в республиканской Испании. Как большинство советских летчиков, приехавших тогда на помощь обороняющимся республиканцам, показал себя мужественным, умелым бойцом.
Прямоту характера комдива мы частенько пытались использовать, не раз задавая ему наболевший вопрос: "Скоро ли на фронт? Когда получим самолеты?" Если раньше Баранчук только разводил руками, то сейчас загадочно улыбался: "Не спешите, детки, дайте только срок - будет вам и белка, будет и свисток". И мы понимали - скоро настанет наш час.
