Лада Исупова - Мастер-класс
Кончился урок с Мадам, пришла директриса, и начались выяснения, нужно мне играть следующий урок или нет. Странно. Выясняли-выясняли, директриса отзывает меня в угол и шепотом объясняет, что в любом случае заплатит за все часы, как договаривались, но она ничего не понимает, какой-то кошмар:
– Ты знаешь его?
– Нет.
– А он тебя?
– Думаю, нет. Я вообще никогда ни одного новозеландца не видела.
– Он странный какой-то… крутил-крутил, я ничего не понимаю… он отказывается с тобой работать.
– Как?! Почему?
– Не знаю. Не говорит. Сначала путал меня, то то, то это, ерунда какая-то, а потом говорит – не буду с ней урок вести ни за что, под диск работать буду!
Ничего себе…
– Может, он не умеет работать с концертмейстером?
– Не знаю, вообще ничего внятного не говорит. Он как будто не в себе. Странно, у него такие хорошие рекомендации! Я тебя хвалю, говорю – с ней легко, а он: «О-о-о! Знаю-знаю! А потом она будет кричать, что со мной работать невозможно!» А я ему: «Да она тишайшая, слова никому плохого не сказала!»
Я не стала признаваться, что как раз с утра уже мысленно превратила его в кровавое месиво. Но не телепат же он? И что же он такое на уроках вытворяет, если все концертмейстеры на него кидаются?
Стоим, не знаем, что делать, и тут как раз спускается по лестнице Он. Директриса ему тревожно:
– Я уже предупредила концертмейстера, что «Репертуарный класс» играть не нужно, потому что вы не предоставили заранее ноты, – и испуганно смотрит.
Он, широко:
– Да, у меня нот нет, но, может, у пианиста есть?
Так… у меня в голове контакт не замыкается, я не понимаю, что от меня хотят, нужно играть или не нужно?
– Что вы танцуете на репертуарном?
– Чайковского. «Детский альбом».
– Что именно?
– «Детский альбом».
– Он большой, какие именно номера?
– Из «Детского альбома».
– Какие названия вам нужны?
– Не знаю, у меня только запись, там по номерам – № 1, № 2, № 3, но не исключено, что это просто моя нумерация на диске. Вы на слух сможете определить название?
– Да.
– И найти ноты?
Глубокомысленно даю понять, что это очень непростая задача (на самом деле этот «Детский альбом» за одну секунду можно найти в Интернете, не говоря о том, что у меня дома есть, да и просто по памяти половину этого альбома сыграю). Директриса тут же вставляет, что я могу не играть, что не обязана срочно учить, мы запрашивали ноты заранее, но нам их не предоставили.
Совсем не понимаю, что делать, – так сразу радостно кивнуть и отхалявить или изобразить, что сделала все возможное и невозможное, подняла в ружье всех московских и здешних знакомых, но мучительный поиск «Детского альбома» оказался безуспешным? Хочется сделать так, как нужно директрисе, но разобраться бы, что она хочет.
Тут ее кто-то отвлекает, а гость отзывает меня в сторону и начинает, захлебываясь, тараторить:
– Я сейчас вам поставлю диск, но, если не хотите – не играйте! Я привык, мне одному удобнее, не переживайте! Откажитесь, не играйте, не играйте! Я уже много лет без концертмейстера, мне так лучше, мой последний концертмейстер был русский! Украинец! Мы столько пили с ним vodka, vo-doch-ka, я за всю свою жизнь столько не выпил, он был ужасен, он так орал на меня, когда напивался, кошмар! (И хихикает.)
Я стою, окаменелая, и с ужасом смотрю на него, проникаясь горькой симпатией к незнакомому пианисту. Почему-то мне кажется, что я приблизительно знаю, что тот орал этому.
Он ставит свой диск, звучат первые номера цикла, но возвращается директриса, оттаскивает меня, мол, не надо играть, на что он отвечает, что и не рассчитывал. Похоже, все довольны. Меня отправляют к француженке, а товарищ, довольный тем, что его освободили от меня, трудится под диск.Урок с Мадам подходит к завершению, как вдруг распахивается дверь и входит Он, громогласно возвещая, что будет у нас публикой. Француженка сухо смотрит на часы:
– Еще пятнадцать минут до конца урока.
– Я уже закончил!
– Но еще пятнадцать минут работы.
– Ну и что? Я уже всё.
Она продолжает урок, а он, взгромоздившись на высокий стул около инструмента, начинает бурно корректировать постановку танца и острить. Она не реагирует. Тогда он широко разворачивается в сторону рояля, но, увидев меня, осекается на полуслове, слезает со стула и, семеня, быстро отчаливает в другой конец класса, где начинает править девчонкам руки (при живом педагоге!), а я всерьез озадачиваюсь – что ж такого сделал тот пианист, что этот даже смотреть на русского концертмейстера без судорог не может? Побил, что ли?..Когда уходила домой, он еще работал, стоя у окна. Увидев меня, бросил класс и, вытянувшись, настороженно стал провожать меня взглядом. Немного прошла, обернулась: смотрит. Настолько он противный, что не хотелось связываться, а то непременно сделала бы вид, что возвращаюсь. Чтоб попугать…
А вот и Фауст!
Однажды на уроке заиграла вальс из «Евгения Онегина». Педагог радостно классу:
– Что это?
После того как были отвергнуты Шуберт, Шуман, Шопен и Моцарт, класс запросил подсказку.
– Это опера.
Я удивилась – ничего себе! Русскую оперу знает.
Класс, видимо, в операх похуже разбирался, поэтому вариантов не последовало. Преподаватель сказал: «Думайте!» – и пошли прыгать дальше.
Играю, вдруг вижу: из-под рояля, у моего колена, появляется голова и шепотом спрашивает: «Кто?»
Я бы, конечно, не сказала, но такие труды! Она проползла с той стороны на пузе, чтобы учитель не видел, и как тут отказать, мол, ползи обратно? Сказала. Тело, под громовые раскаты Чайковского, тем же путем, но ногами вперед, медленно поползло обратно.
Девица выбралась, встала в толпу студентов и крикнула:
– Чайковский!
– Нет, неправильно!
Пошли препирательства, и студенты стали настойчиво требовать ответа. Получили:
– Шарль Гуно, вальс из «Фауста».
Во как! (Хотя по настроению похоже.) Студентка, подняв бровь, укоризненно посмотрела на меня: я не оправдала ее ожиданий. Но поправлять ответ я не стала, чтобы не ставить педагога в неловкое положение, – пару месяцев буду обходить эту музыку стороной, они и забудут.
Попрыгали мелкие прыжки, урок подходит к концу, и преподаватель дает большие прыжки без премудростей. А первую диагональ он обычно исполняет со студентами.
– Пожалуйста, вступление.
И я, естественно, выдаю вальс из «Фауста».
На первом прыжке он взмыл, как птица в небеса, а со второго рухнул наземь с хохотом:
– А вот и «Фауст»!
Следующее занятие он начал с объявления, что в прошлый раз перепутал вальсы из «Евгения Онегина» Чайковского и «Фауста» Гуно. Поблагодарил концертмейстера и попросил в течение урока сыграть им и тот и другой вальс, для закрепления.
