Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер

Мастер-класс по искусству. Уолтер Сикерт, 1927 год

[60]

Из всех художников, к которым Черчилль обращался за советами по поводу искусства, Уолтер Сикерт может показаться на первый взгляд самым неожиданным. Этот истинный пионер жанра городского реализма — неряшливые гостиные Кэмден-Тауна, забитые публикой мюзик-холлы, обнаженные тела на кроватях в жалких ночлежках — вызывал в более традиционалистских кругах шок. И все же его картины, насыщенные и перенасыщенные чувственностью, мощно передавали богатство человеческой природы. Не будет преувеличением сказать, что Черчилль весьма охотно прислушивался к художественным советам Сикерта, даже если и не всегда следовал им.

«Самым выдающимся его учеником был Уинстон Черчилль, — пишет биограф Сикерта Марджори Лилли. — Когда он был канцлером казначейства, Сикерт давал ему уроки у ворот Гайд-парка. Студия находилась наверху, и, хотя Сикерт уверял меня, что в данном случае его учение было столь же радикальным, как обычно, взрывы смеха, которые часто доносились сверху до домочадцев, скорее, указывали на то, что эти двое умудрялись не только служить своей суровой надзирательнице, госпоже живописи, но и весело проводить время».

Судя по всему, суровость учителя наблюдалась только касательно техники живописи, на что у Черчилля — он писал инстинктивно, смешивая краски без всяких правил, — кажется, была сильная аллергия.

«Сикерту было трудно заставить Черчилля делать наброски, — продолжает биограф. — Поскольку учитель не терпел компромиссов и не видел разницы между консультированием профессиональных художников и попытками наставить на путь истинный отважного любителя, смотрящего совсем в другую сторону, они спорили свободно. Черчилля всегда раздражала дисциплинированность карандаша, и ему казалось ужасно скучным прорисовывать будущую картину с достаточной тщательностью. Когда Сикерт приходил на следующий урок, он всегда жаловался, что рисунок ученика скомканный (быстрый, небрежный набросок. — С. М.) и Черчилль опять предается своей обычной оргии цвета. Боюсь, это препятствие так и не было преодолено. Сикерт просто не был способен учить наполовину, и Черчилль позже с большим удовольствием переключился на менее строгих учителей. При этом им с Сикертом очень нравилось общество друг друга, и они провели много часов, обсуждая и оценивая искусство, особенно когда Сикерты гостили в Чартвелл-хаусе».

Новое поколение. Дженни Ли, 1929 год

[61]

Надвигались очередные всеобщие выборы. Черчилль, помимо своих обязанностей канцлера казначейства, проявлял живейший интерес ко всем видам депутатской деятельности в палате общин — как своей, так и Лейбористской партии. Центром его паутины была курительная комната, где он устраивал встречи с людьми, от которых можно было получить полезную информацию. Из-за его поведения во время Всеобщей стачки 1926 года — и особенно из-за разнузданной антисоциалистической пропаганды в British Gazette, — а также из-за прочно укоренившейся легенды, гласившей, что именно он приказал солдатам открыть огонь по бастующим рабочим в Тонипанди в 1910 году, Черчилль подвергался жесткой критике со стороны многих представителей молодого поколения восходящих звезд Лейбористской партии. Что, впрочем, не мешало ему делать попытки с ними подружиться.

«Он заверил меня, что мы оба хотим одного и того же, просто у нас разные представления, как этого добиться», — написала Дженни Ли о своей первой встрече с Уинстоном Черчиллем в 1929 году. Дженни тогда только что избрали в парламент: 24-летняя шотландка родом из Файфа, из шахтерской семьи, была самым молодым депутатом. К тому времени ее ораторский талант украшал политические собрания уже несколько лет. Позже Дженни выйдет замуж за Эньюрина Бивена, весьма уважаемого создателя Национальной службы здравоохранения Великобритании, члена Лейбористской партии, и внесет потрясающий вклад в общественную жизнь страны в 1960-е, в том числе в создание Открытого университета. Но в 1929 году все это еще в будущем.

В том году Ли на дополнительных выборах в Северном Ланарке избрали независимым депутатом от Лейбористской партии, и ее первая речь в палате общин, направленная против Черчилля, который пока оставался на своем посту (на предстоящих выборах его выселят с Даунинг-стрит, 11), была сродни распахиванию дверей ада. Она обвинила его в «ханжестве, коррупции и некомпетентности».

«Я нацелила свою атаку главным образом против его бюджетных предложений, — писала Ли в мемуарах. — Позже в тот же день он подошел ко мне в курилке и поздравил с отличной речью. Он заверил меня, что мы оба хотим одного и того же, только у нас разные представления, как этого добиться. Чем богаче становятся богатые, тем больше у них возможностей помочь бедным. Это была его тема, и он сказал, что пришлет мне книгу, которая все мне объяснит. И прислал. Это было “Американское предзнаменование” Гарета Гаррета [62], экономиста откровенно правого толка, которого большинство наших презирали за экстремизм».

Надо признать, отчасти это презрение было вполне оправданным: Гаррет, ныне почти забытый журналист/писатель/экономист, был тогда на пике популярности в США. Он писал романы, в которых отважные капиталисты-индивидуалисты выступали против репрессивных махинаций «большого правительства», стремившегося задушить их в честной погоне за прибылью и загнать бизнес под контроль государства. Ли считала все это воплощением самой грубой и безжалостной стороны американской жадности, это было для нее отвратительно и ужасающе.

Черчилль время от времени публично выражал искреннюю озабоченность социальными проблемами и признавал, что некоторые невзгоды народа можно облегчить только при вмешательстве государства. Не будет ли логично предположить, что он прислал Ли эту книгу, чтобы таким образом изысканно поддразнить ее, ведь он отлично понимал, что это вызовет у нее всплеск искреннего возмущения? Мы еще вернемся к Черчиллю и Дженни Ли через несколько десятилетий, в ситуации, когда Дженни — к тому времени уже супруга Бивена — будет озадачена неожиданной чувствительностью Черчилля.

Привет, Черчилль! Пелам Гренвилл Вудхаус, 1929 год

[63]

Это были дни, когда экономическое цунами еще не обрушилось на страну со всей мощью. И все же всеобщие выборы 1929 года отобрали власть у действующего правительства консерваторов. Что касается Черчилля, то он увеличил большинство в своем избирательном округе в Эппинге, но с Даунинг-стрит, 11 его выселили. Это стало началом «диких лет». Черчилль продолжал работать в качестве местного депутата, но до 1939 года, до начала Второй мировой войны, никого поста в правительстве не занимал.

Дикость тех лет была поистине неистовой — тогда Черчилль особенно громко высказывался и по поводу Индии, и по поводу политики умиротворения. Он писал как заведенный, и его литературные экзерсисы даже по форме были почти драматургическими (в чем мы скоро убедимся). Он был твердо уверен, что его голос должны услышать не только в Британии, но и в США. Безусловно, желающих в Америке хватало. Черчилль привлекал внимание и влиятельных фигур, и довольно подозрительных личностей. Однако встречи американцев с известными британскими экспатами не всегда проходили гладко.

«Со временем я пришел к выводу, — сказал плодовитый и чрезвычайно популярный писатель-юморист П. Г. Вудхаус, — что я, должно быть, один из тех бессмысленных типов, которые не производят на смотрящего ни малейшего впечатления». К его товарищу по членству в «Бифштекс-клубе» Уинстону Черчиллю это явно не относилось.

В то счастливое раннее лето своей жизни Вудхаус был в США знаменитостью, даже большей, чем Уинстон Черчилль. Из-за плохого зрения его не призвали на военную службу в Первую мировую войну. Именно в те годы он сделал себе имя благодаря написанию сценариев и текстов песен для легких комических бродвейских мюзиклов, а также своему литературному шедевру — остроумной и эксцентричной серии о потрясающих приключениях молодого аристократа Берти Вустера и его камердинера Реджинальда Дживса. Он воскресил воображаемую старую добрую Англию — беспечные аристократы, не подверженные влиянию времени великолепные резиденции, верные слуги и бесконечная череда искрометных фарсов, — и читатели его за это обожали. Берти Вустер блестяще рассказывал о своих царапинах и ссадинах, но это в основном фарс, как и все, что происходило на экране в комедиях великого американского сценариста и актера Мака Сеннета.