Борис Минаев - Ельцин
— И что же выяснилось? К чему в итоге пришли следователи?
— Прокуратура долго выясняла, как, откуда, когда появились злополучные кредитные карточки (с них было снято в общей сложности 70 тысяч долларов за три года). В итоге выяснилось, что деньги были сняты с личного счета, с гонорара Бориса Николаевича за его мемуары, а не с какого-либо другого счета. Дело было расследовано и закрыто.
В истории со Скуратовым есть два факта, которые трудно опровергнуть: первый — сама кассета, второй — участие в переговорах с Кремлем представителей группы «Менатеп». Первый факт отсылает нас к личной истории самого бывшего генпрокурора, истории грустной, а может быть, трагикомичной, не знаю, но в любом случае — далеко не героической. Второй указывает на то, что именно тогда, весной 1999 года, началась мощнейшая политическая интрига, целью которой было отстранение президента Ельцина от власти еще до выборов 2000 года.
Трудно понять, даже по самым «близким» и достоверным источникам, как Ельцин в то время реагировал на эти острые, болезненные для него ситуации. Он, прежде часто выступавший с телеобращениями и телеинтервью, стал мало появляться на экранах. Ему очень не хотелось показывать свою немощь, акцентировать внимание на физической форме, он продолжал упрямо верить в то, что послеоперационный этап пройдет и все само собой наладится. Тяжело было и реагировать на безумные или голословные обвинения по своему адресу и адресу семьи. Предпочитал отвечать молчанием. Принимая острейшие решения и понимая всю степень своей ответственности за них, стал реже прибегать к испытанному средству — обращениям к народу. Обратился только в самом конце второго срока, когда время показало, что он все-таки был прав…
Практически все, кто так или иначе объясняли позднее отставку Примакова, исходили из следующего: это был ответ президента на кризис. Ельцин решил усилить свои позиции. Он якобы боролся за власть.
Однако вернемся чуть назад: если бы Ельцину были нужны гарантии своего спокойного пребывания в Кремле до 2000 года — он должен был просто ухватиться за тот вариант политического соглашения, который ему предлагал Примаков. Больше того, закреплению, фиксированию, «подмораживанию» политической ситуации служили основные усилия Евгения Максимовича. Небольшие жертвы, маленькие уступки, компромиссы — вот и все, что он пока предлагал в качестве нового курса.
Но именно это и не устраивало президента Ельцина. Его не устраивал этот новый политический климат. И его не устраивало, что в этом новом климате у России будет уже другая судьба, изменится сама концепция развития страны.
Отставка Примакова накануне импичмента, назначение новых премьеров (после череды отставок 1998 года) — были очень драматической страницей нашей истории. И это помнят все. События взрывали «новую стабильность». Они будоражили общество, открывая перед ним новые и далеко не ясные перспективы. Со всей определенностью эти шаги говорили: не время успокаиваться. Не время «засыпать» под убаюкивающие речи и вялотекущие прогнозы роста экономики.
Ельцин продолжал выполнять свой план. Он не боялся политических рисков, импичмента, жестокой борьбы, шока, смятения, нового кризиса. Для него существовала цель, и он шел к ней, несмотря на временные остановки.
Дом недостроен. «Объект» не сдан. Предстояло самое трудное — последний рывок. Как строитель, он знал, что это такое.
События между тем начали развиваться еще стремительнее.
9 апреля 1999 года Ельцин сделал публичное заявление:
— Не верьте слухам о том, что я хочу Примакова снять, правительство распустить и так далее. Все это домыслы и слухи. Такого нет и не предвидится. Я считаю, что на сегодняшней стадии, на таком этапе Примаков полезен, а дальше будет видно. Другое дело, что надо укреплять правительство. Этот вопрос стоит.
Примаков через несколько часов обиженно ответил, выступив по телевидению:
— Пользуясь случаем, хочу еще раз заявить особенно тем, кто занимается этой антиправительственной возней: успокойтесь, у меня нет никаких амбиций или желания участвовать в президентских выборах, и я не вцепился и не держусь за кресло премьер-министра, тем более когда установлены временные рамки моей работы: сегодня я полезен, а завтра посмотрим…
Это была их первая публичная «перестрелка». В воздухе запахло грозой.
Следующий шаг Ельцина — назначение Сергея Степашина, министра МВД, первым вице-премьером. Степашин, кстати, был единственным человеком в правительстве, который обращался к Примакову на «ты». Между ними были прекрасные отношения.
Это случилось 27 апреля. Еще через несколько дней, на заседании «комитета по встрече 2000 года», Ельцин внезапно остановился и, насупив брови, сказал:
— Неправильно сели. Степашин — первый зам. Пересядьте, Сергей Вадимович.
12 мая, когда Примаков пришел в Кремль с очередным докладом, Ельцин сказал ему слова, которых тот давно ждал: «Вы выполнили свою роль. Теперь, очевидно, нужно будет вам уйти в отставку. Облегчите мне эту задачу, напишите заявление об уходе с указанием любой причины».
Он не хотел с ним ссориться. Был благодарен Примакову, переживал, испытывал перед ним острое чувство неловкости. Он убирал не лично Примакова, к которому относился с большим уважением, он просто осуществлял свой план.
План Ельцина.
Но Примакову эти резоны были неинтересны. Он ни о чем не спросил президента. Ему все было ясно: его «свалили» недоброжелатели, интриганы: Волошин, Березовский, Дьяченко, Юмашев. «Примаков, — пишет Леонид Млечин, — в эти недели чувствовал себя очень плохо, страдал от тяжелого радикулита, нуждался в операции. Но присутствия духа не потерял…»
Напряженно, хмуро Примаков сказал:
«Нет, я этого не сделаю. Облегчать никому ничего не хочу. У вас есть все конституционные полномочия подписать соответствующий указ. Но я хотел бы сказать, Борис Николаевич, что вы совершаете большую ошибку. Дело не во мне, а в кабинете министров, который работает хорошо, страна вышла из кризиса. Люди верят в правительство и его политику. Сменить кабинет — это ошибка».
Ельцин не хотел отпускать Примакова на этой тяжелой ноте. Зачем-то опросил, есть ли у Примакова машина, на чем он сможет доехать домой. Примаков хмуро ответил: на такси.
Ельцин почувствовал себя плохо, нажал на кнопку, вошли врачи.
Когда президенту стало лучше и медики ушли, он встал, обнял Примакова и сказал: давайте останемся друзьями. Так описал эту ситуацию сам Евгений Максимович. Очевидно, что каждой деталью он старается подчеркнуть: как Ельцин был неправ.
