Борис Минаев - Ельцин
Однако президент ни разу не подверг действия премьера публичной критике, они продолжали еженедельно встречаться и обсуждать ситуацию в стране, в экономике, за рубежом. А поводов для обсуждения было предостаточно.
В марте 1999 года, когда силы НАТО начали бомбардировки Белграда, самолет Примакова развернулся над Атлантикой. Это был знаменитый дипломатический жест. Примаков отменил свой визит в США прямо в воздухе. Ельцин согласен с жесткой позицией Примакова. Он разгневан, возмущен, оскорблен действиями американцев. Запись его телефонного разговора с Биллом Клинтоном передает всю гамму этих чувств. Ее Ельцин приводит в своей книге:
«Я сказал Биллу: “Нельзя допустить, чтобы из-за одного человека гибли сотни и тысячи людей, чтобы его (Милошевича. — Б. М.) слова и действия руководили нами. Надо добиваться того, чтобы его окружали другие люди, чтобы для него стало невозможно вести себя так, как он ведет себя сейчас… Ради будущего наших отношений и будущего безопасности в Европе прошу тебя отменить этот удар. Мы могли бы встретиться на какой-то территории и выработать тактику борьбы лично с Милошевичем… По большому счету, это надо сделать ради наших отношений и мира в Европе. Неизвестно, кто придет после нас с тобой. Я имею в виду тех, кто будет заниматься сокращением стратегических ядерных вооружений. Но ясно, что надо делать нам самим — сокращать и сокращать эти горы оружия”».
Война в Югославии перечеркнула многолетние усилия российской дипломатии в этом регионе. Перечеркнула международное право.
В этом они с Примаковым были абсолютно солидарны.
Сделаю еще одно отступление от главного сюжета.
Все эти годы Ельцин, несмотря на все проблемы со здоровьем, продолжает небывалые по интенсивности встречи с западными лидерами. Именно в эти годы Россия дипломатически оформляет свои отношения с Североатлантическим альянсом, становится членом Европарламента, практически всех европейских структур. Россия входит в «Большую Европу», пусть медленно, постепенно, но входит. Вот важнейший итог второго срока ельцинской дипломатии.
В 1999 году отношения России и Запада обострились, и не только из-за югославского кризиса, но и в связи с началом второй чеченской кампании. На саммите ОБСЕ в Стамбуле, в ноябре этого года, Ельцину пришлось выдержать жесткое давление своих постоянных партнеров по переговорам — Франции и Германии. Вот как сам Б. Н. описывает этот эпизод в своей книге: «Первый заготовленный для меня текст (выступления на саммите в Стамбуле. — Б. М.) правил нещадно. Вставлял туда самые жесткие и резкие формулировки. Текст возвращался снова ко мне — приглаженный и прилизанный. Международники боялись резкой конфронтации с западными партнерами. Прочитав очередной вариант, среди ночи я позвонил Волошину по телефону: “Вы что, надо мной издеваетесь, Александр Стальевич?”
…Еще раз внес рукописную правку в текст выступления: “Никто не имеет права критиковать нас за Чечню”.
Отдал текст Игорю Иванову (тогдашнему министру иностранных дел. — Б. М.) для доработки. Через некоторое время они вернулись, стали убеждать, что так нельзя…
Пришлось так и читать, с рукописной вставкой.
Клинтон чувствовал, что я буду резок, с первых секунд: он вошел “неправильно”, не в те двери, которые были положены по протоколу, и пошел через весь зал, метров сто, стал здороваться со всеми, улыбаться, дал понять, кто в этом зале хозяин.
Я показал ему на часы: “Опаздываешь, Билл!”
…Почти кожей ощутил: весь огромный зал как будто усыпан осколками недоверия, непонимания.
…Ширак и Шредер сидели с тяжелыми лицами. Такого напора они явно не ожидали».
А вот как описывают саммит в Стамбуле помощники Ельцина:
«Сначала… президент обрушился на критиков России: “Вы не смеете критиковать Россию за Чечню!” К этому добавилось нарочито снисходительное отношение к Ж. Шираку и Г. Шредеру, которым Б. Ельцин, вопреки достигнутым ранее протокольным договоренностям, уделил лишь 10 минут. А потом он просто уехал в Москву, оставив министра иностранных дел И. Иванова с лидерами стран ОБСЕ уточнять формулировки. Тремя неделями позже, 10 декабря, во время визита в КНР, президент в решительной форме напомнил “другу Биллу” о том, что Россия все еще обладает полным арсеналом ядерного оружия» («Эпоха Ельцина»).
Если внимательно всмотреться в эти страницы современной истории, вчитаться в те мельчайшие детали стамбульского саммита, которые сохранила память Б. Н., становится понятной парадоксальная картина: Ельцин использовал все имеющиеся у него возможности для того, чтобы отстоять свою позицию. И теплые доверительные контакты на встречах «без галстуков», во время неформального общения с лидерами Запада и Востока. И жесткие шаги, эффектные жесты. В сущности, этим арсеналом российская дипломатия продолжает пользоваться и сейчас. Параметры поведения российских лидеров были заложены именно тогда, во время второго срока президента Ельцина.
И все же, несмотря на югославский кризис, именно в марте — апреле 1999 года в их отношениях с премьером возникла серьезная трещина. Во время одной из встреч (она проходила в больнице, что невольно подчеркивало значимость происходящего) Примаков вновь нервно заговорил о том, что в окружении президента есть люди, которые настраивают президента против него, что у него нет никаких политических амбиций, что он просит президента подтвердить его полномочия до 2000 года. Ельцин спокойно сказал: все договоренности остаются в силе, я и вы спокойно работаем до конца президентского срока.
Тогда Примаков попросил вызвать телевидение и повторить эти слова публично. Ельцин выполнил просьбу Примакова и подтвердил в присутствии телекамер, которые срочно приехали из «Останкина», что не собирается менять правительство…
Но Примаков не поверил. Его следующим шагом был подготовленный проект документа, который он собирался провести через Госдуму — взаимные обязательства президента и парламентариев. Логика документа: временные ограничения полномочий исполнительной и законодательной власти (президент не отправляет правительство в отставку, Дума не отправляет в отставку президента до 2000 года) — повторяла те параметры политического соглашения, которое пытался подготовить и подписать при своем неудавшемся избрании Виктор Черномырдин.
Однако была и принципиальная разница: Черномырдин действовал с одобрения Ельцина, в тандеме с президентом, Примаков подготовил свой вариант соглашения (уже подписав его у руководителей думских фракций) за его спиной, он не предупредил об этом президента. Ельцин отказался обсуждать с Примаковым саму возможность ограничения своих полномочий, данных ему по конституции. Документ, который Примаков принес Ельцину, остался лежать в портфеле.
