Игорь Виноградский - Улыбнись горам, дружище!
Второй достойный внимания факт состоял в том, что мои горные туристы-спартаковцы так торопились послать в Ленинград контейнер с экспедиционным грузом, что впопыхах отправили «малой скоростью» и мой личный рюкзак со всеми «цивильными» шмотками, в результате чего я ходил по августовскому Душанбе в том, в чем был на горе – в ковбойке, пуховке, штурмовых брюках, триконях. Даже седобородые аксакалы в своих ватных халатах и чувяках с уважением смотрели мне вслед...
Ну, а третий факт общеизвестен – коммунизм мы так и не построили.
Но я там все-таки успел побывать! И свято храню в сердце: память о моих друзьях. Юра Юшин, мы помним тебя! Фред, я всегда рад тебя видеть!
АВТОР – БИОГРАФИЯ
Родился я, как сейчас помню, 9 ноября...
Несколько позднее мне стало известно, что этот день все прогрессивное человечество уже давно отмечает как День Рождения великого русского писателя И.С.Тургенева. Еще позднее 9 ноября вошло в мировую историю как День Падения Берлинской Стены.
Кроме того, 9 Ноября 1893 года, как известно, хоронили П.И.Чайковского. А 9 Ноября 1994 года, как гласит летопись, памятник императору Александру III был перенесен со двора тесного музея во двор Мраморного Дворца, на то место, где ранее был броневик Ленина.
А вот в 1934 году, кроме моего появления на свет, ничего значительного просто не произошло.
Помню, матушка моя, Антонина Васильевна, в девичестве Белобородова, признавалась, что 7 Ноября в день 17-ой Годовщины Великого Октября она еще весело отплясывала где-то в гостях, было дело...
Хорошо ли это для новорожденного? Не думаю.
Скорее можно сказать, что легкомыслие я всосал прямо с молоком матери и даже немного ранее, а саму Октябрьскую Революцию всегда недолюбливал. Вследствие чего был потом исключен из Ленинского Комсомола с формулировкой «За аполитичное поведение», и имел еще множество всяких неприятностей...
Свои первые стихи я написал в 8 лет. В эвакуации. В деревне Земцы, – это возле Кртельнича.
Шла война. Зима 1942 – 1943 годов. Но уже тогда я прозорливо разглядел нашу окончательную победу над фашистами...
Там, где снаряды рвутся,
Там, где пули свистят,
Наша Красная Армия
Гонит немцев НА ЗАД...
Именно так значится в сохранившейся у меня рукописи, именно раздельно, «НА ЗАД», и все тут... И это, смею думать, не грамматическая ошибка, а стремление к изысканности формы, более характерное, впрочем, для иероглифического, скажем, китайского письма...
Во всяком случае, слова – «это не сочинения, а какая-то китайская грамота», я потом в школе слышал неоднократно....
Не уверен, правда, знают ли обо мне в Китае...
Далее в моей жизни была пауза, лет до 22-х, когда я обходился исключительно прозой. Но вот однажды на лекции по химии в Политехническом институте я увидел написанные на парте две стихотворные строки, оказавшиеся есенинскими...
«Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок» – писал великий русский поэт...
«А будущее, много ль ждет нас счастья ветреных улыбок?» – добавил я, и потом начал писать дальше, чем занимаюсь и по сей день, то есть уже лет 35 подряд...
Очень рано мои стихи получили крен в юмористику...
Макушка философа – голая вовсе,
Вокруг же поясом – густые волосы,
Служит философ на благо народа,
Противников разбивая начисто,
Нося на голове результат перехода
Количества – в качество...
– писал я в те далекие годы. Или -
С утра у прилавка – крики и давка.
Бушует недаром толпа у прилавка,
Работают ловко спиной и плечом,
В эти минуты забыв обо всем.
Здесь каждый, видно, понял отлично,
Что сознанье – оно вторично,
А первична, – не спорит никто,
МАТЕРИЯ – если она на пальто!
И даже лирические стихи выходили из-под моего пера с претензией на улыбку...
Тяжелую я нарисую картину.
И выхода тут, как мне кажется, нет,
Взрослый, 19-тилетний мужчина
Влюбился в девчонку 17-ти лет!
Мир не видал своенравней особы:
«Хочу в театр!», «Не люблю компот!»,
«Давай я тебя вываляю в сугробе?»,
А через миг, – все наоборот...
Сегодня пришел, – убежала, не знаем...
Один я стою у закрывшейся двери...
Мир, – он, наверное, познаваем,
А вот женщина, – не уверен...
Довольно скоро мои стихи были впервые опубликованы в институтской газете «Политехник», они имели проправительственную окраску и были посвящены роковым для меня датам – начала ноября, начала новой эпохи…
Дворцовой площади простор с вечерней синевой.
Давай сегодня по душам поговорим с тобой...
Но настоящего разговора с пролетарской святыней тогда не получилось, и меня выгнали из института, с 4-го курса, после чего я уехал в геологическую экспедиции в Казахстан, в пустыню Бет-пак-дала, к скорпионам и тарантулам...
Есть забава теперь у меня,
Я по-своему время считаю:
Каждый день теперь совершаю
Я обряд погребения дня.
Так прошло уже много дней.
Пылью, ветром, зноем богаты
Похороненные солдаты
Заблудившейся жизни моей... -
писал я тогда в изгнании...
А вернувшись в Ленинград, опять припал к живой воде юмористики...
Помнится, я написал целую поэму о своих злоключениях, при этом набрался смелости и публично исполнил ее в огромном зале Политеха. Человек я уже тогда в студенческих кругах был популярный, и успех был большой. Поэма начиналась так:
С тех пор как я из института
Был изгнан волей высших сил,
Я сердце трауром окутал
И долго яростно грустил.
«Печальный дух мой, дух изгнанья»
Витал над грешною землей
И каждый вечер на свиданье
Летал в Сосновку, – как домой...
Далее я описывал ночной вечер, на который сошлись-съехались все герои литературных и драматических произведений, многим из которых я давал весьма рискованные в те годы характеристики...
Вот пронеслась голубая дымка...
Это – «Человек-невидимка»!
Все говорят, – это тот пошел,
Кому на Руси жить хорошо!
А потом там был доклад товарища Остапа Бендера, – как мне удалось переиздаться, и многое другое, звучавшее в те времена достаточно остро... Но – «судьба Евгения хранила» – на этот раз, и все тогда обошлось без КГБ. КГБ было потом... Их, сотрудников, тоже можно было понять... Я умудрялся в широкой компании, за столом исполнять такие строчки:
