Игорь Домарадский - Перевёртыш
Уже в середине 70-х годов началось строительство новых центров и институтов и среди них Института прикладной микробиологии (ВНИИ ПМ) в Оболенске под Москвой. Все делалось с большим размахом, причем для дезинформации разведки противника так, чтобы это ничем не напоминало соответствующие постройки у военных, а из космоса выглядело бы как некий санаторий, где отдыхающие прогуливаются в пижамах или играют в волейбол! Большое значение удалялось и подготовке кадров. Сотрудники подбирались из числа выпускников лучших столичных и других вузов страны и, пока работать было негде, их направляли на стажировку или в аспирантуру. В случае необходимости в качестве платы за обучение соответствующие кафедры или лаборатории получали от Организации п/я А-1063 импортное оборудование и реактивы. Большинство сотрудников постепенно стали отзываться на место основной работы, но некоторые, причем из числа не самых плохих, отказывались от этого под разными предлогами и устраивались в открытых институтах. То, о чем я сказал, касалось младшего и среднего звена, а "командные" посты доставались выходцам из системы МО, в основном по знакомству. В результате на должностях заведующих лабораториями и начальников отделов подчас оказывались люди, которые ровным счетом ничего собой не представляли и в иных условиях дальше старших сотрудников вряд ли могли бы продвинуться. Однако именно эти лица служили опорой администрации институтов и центров.
В 1978 году было решено начать собственные работы в наших, пока еще недостроенных институтах и центрах. Научное руководство в Оболенске В. Д Беляев поручил мне. Поэтому мне пришлось каждую неделю ездить туда, что я и делал почти в течение 4-х лет. Я передал туда массу собственных книг и большое число измененных штаммов, полученных нами в Московской лаборатории. Кроме того, я привлек для работы в Оболенске нескольких сотрудников из ВНИИсинтезбелка. Каждый приезд я собирал начальников лабораторий ("заведующих" там не было) для обсуждения проделанной за неделю работы и для обсуждения постановки новых опытов). Базой для этих разговоров служила лаборатория Р. В. Боровика, выпускника Казанского ветеринарного института. Боровик казался очень исполнительным человеком, внимательно выслушивавшим все мои советы. Поэтому, когда он не совсем удачно защитил докторскую диссертацию, я использовал все мои связи для того, чтобы его не провалили в ВАКе.
Мне очень хотелось добиться нужных результатов! Через 8-10 лет часть их, касающаяся передачи генетической информации туляремийному микробу, наконец-то, увидела свет. Они до сих пор не потеряли оригинальности и остаются актуальными.
Конец административной карьеры
Не в свои сани не садись!
Как я уже говорил, после смерти В.Д. Беляева, человека яркого и самобытного, многое изменилось. Приемником всех его дел на посту Начальника Главмикробиопрома стала бесцветная личность Р. С. Рычков. До нового назначения он был заведующим сектором отдела химии ЦК КПСС, курировавшего все наши проблемы. Об "эрудиции" Рычкова можно судить хотя бы потому, что, для того, чтобы разговаривать с нами "на равных", ему составляли специальные "словарики терминов и понятий". В то время поднялся бум вокруг иммунологии и мне самому пришлось готовить для него соответствующую шпаргалку. Тем не менее, почти полная некомпетентность не мешала ему об всем высказывать свое собственное мнение (даже по той же иммунологии!) и разговаривать с подчиненными свысока, небрежно, по-барски. В то же время с начальством или даже с равными себе он всегда был мил и любезен и умел обходить острые углы, находя компромиссы. Может быть поэтому он устраивал всех на таком высоком посту.
На должность Начальника Организации п/я А-1063 также был назначен новый, совсем еще молодой человек генерал Ю. Т. Калинин, бывший до того директором ВНИИ биологического приборостроения, а еще раньше сотрудником Института МО в Загорске. Поговаривали, что по линии жены у него были огромные связи в верхах. Справедливости ради надо сказать, что Ю. Т. Калинин — очень неглупый человек, хорошо чувствующий обстановку и умеющий быстро перестраиваться и приспосабливаться к ситуации. Именно все эти качества помогли ему усидеть в кресле до сих пор и более или менее успешно справляться с переходом от плановой экономики к рынку.
Заместителем Калинина по науке стал пришедший опять-таки из Загорска генерал А. А. Воробьев, большой друг Ключарева. Почти сразу же после своего прихода в Организацию п/я А-1063 Воробьев начал разговоры об АМН. Видимо, ему членство в ней обещали при переходе в Организацию п/я А-1063. Ему этого так хотелось, что он уговорил меня поехать с ним в ЦК КПСС, чтобы просить о поддержке (о выделении "спецместа"). Предлогом для визита послужил день рождения одного из наших шефов, в связи с чем Воробьев приготовил для него подарок — какие-то особенные часы. Подарок был принят, а поддержка в АМН обещана.
Поначалу между нами сложились хорошие отношения, но постепенно они стали портиться. Одной из причин этого стало неуёмное честолюбие Воробьева и хвастливые обещания "в течение двух-трех лет решить все наши сложные проблемы", чем он очень напоминал Алиханяна. Я хорошо помню, как на одном из заседаний Совета, где мне пришлось отчитываться о делах в Оболенске, Воробьев заявил, что "теперь, когда он стал руководить наукой, дела пойдут намного лучше и поставленная задача по получению антигенноизмененного штамма туляремийного микроба в ближайшее время будет решена". Я понимаю, что ему хотелось как-то самоутвердиться, привлечь к себе внимание, однако форма, в которой он это делал, была, мягко говоря, не слишком корректной; он не мог не понимать, что в генетике и биохимии микробов я разбирался лучше его (до тех пор он занимался вирусологией).
Причиной второго конфликта послужило мое предложение попытаться отклонировать (выделить) ген дифтерийного токсина и использовать его для нужд Проблемы. Воробьев тут же с большим апломбом стал доказывать бессмысленность моего предложения, ссылаясь на то, что "взрослые дифтерией не болеют" (теперешняя вспышка дифтерии в России служит прекрасным подтверждением некомпетентности Воробьева или его привычки не брезговать любыми средствами для достижения цели). В конечном итоге я одержал в споре верх, но и в дальнейшем, несмотря на достигнутый успех, при любом упоминании о моей работе он только пожимал плечами, не оказывая никакой помощи. Собственно от него как заместителя по науке Организации п/я А-1063 требовалось лишь одно: добиться от Саннадзора разрешения на работу с дифтерией в Оболенске и на получение токсигенного штамма. Он долго тянул с этим и мне пришлось работать "нелегально", рискуя нарваться на большие неприятности. Подробности этого сами по себе заслуживают внимания, так как характеризуют атмосферу соперничества между ведомствами, окружавшую Проблему с момента её возникновения. Не имея возможности достать штаммы официально через МЗ СССР, я привез из Саратова мазки от больных, полученные с помощью моей бывшей жены — детского инфекциониста. Во ВНИИсинтезбелке, опять-таки потихоньку, нам удалось выделить культуры, которые я переправил в Оболенск и с которыми мы там работали до получения эталонного штамма. Но все же скандал с 3-им Главным управлением и с режимом разразился, когда Огарков, также неофициально, достал этот штамм; по дороге в Оболенск культура разлилась и во ВНИИ ПМ привезли пустую пробирку с намокшей ватной пробкой! Досталось тогда многим, но только не Воробьеву. Чтобы выручить Огаркова, один из профессоров, занимавшихся дифтерией в Москве, выдал Огаркову справку о том, что он получил якобы не штамм, а "фаголизат", т. е. незаразный материал. Это был весьма благородный жест, так как до того Огарков уже имел выговор от самого Брежнева (!) за публикацию книги [Аэрогенные инфекции. "Медицина". М. 1975], признанной режимом "крамольной". Тем не менее, скорее всего из-за "дворцовых" интриг, летом 1982 года Огаркова "отлучили" от Проблемы совсем и "низвели" до должности "простого" заместителя Начальника Главмикробиопрома, поручив ему заниматься сугубо цивильными делами. Однако от этого он не особенно пострадал, поскольку успел обзавестись в Москве широкими связями и сосредоточил все свои силы на том, чтобы попасть в действительные члены АМН СССР.