Иван Спирин - Записки военного летчика
Вместе с зимовщиками иду в помещение.
- Молодец, - кричит с постели Водопьянов
Помогают раздеться. Докладываю Шмидту о полете. Почти все население острова собралось вокруг. Слушают. Умываюсь и привожу себя в порядок. В кают-компании хороший завтрак. Экипаж дежурного самолета с аэродрома шлет по телефону приветствие. За столом Шмидт рассказывает, как все на зимовке волновалась за нас.
В кают- компании много народу. С завтраком не клеится, почему-то не хочется есть. А вот горячий чай пьем с большой охотой. Намерзлись. Расспросы и расспросы без конца. Тепло, хорошо, уютно…
- Разрешите поспать? [89]
Старт на полюс
В арктических широтах 18 и 19 мая 1937 года свирепствовала метель, дул сильный порывистый ветер и так пуржило, что нельзя было выйти на улицу. Теснясь в маленьких комнатках наших домиков, мы время от времени с тоской поглядывали в окошко а видели снова все то же: снег, бешеный, взвихренный: снег, целые смерчи из снега.
Зрелище это надоело до смерти. То и дело кто-нибудь, отрываясь от запотевшего окна, нетерпеливо спрашивает:
- Доколе же?…
Мы сидим на Рудольфе уже целый месяц, а погоды все нет и нет. А может, ее так никогда и не будет? Возникали сомнения: в самом деле, можно ли вообще здесь, в самом центре полярного бассейна, дождаться относительно хорошей летной погоды, да еще на протяжении в тысячу километров?
20 мая. Пурга прекратилась так же неожиданно, как и началась. Ветер сразу стих, словно кто-то собрал и завязал его в узел. Сквозь окна в облаках показалось солнце, и уже к середине дня мы увидели совершенно чистое безоблачное небо. Яркое солнце заливало ослепительным светом занесенный снегом маленький остров. На этот раз оказалось, что и по синоптической карте тоже обнаруживались кое-какие виды на то, что мы. сможем улететь.
На аэродроме сразу же закипела работа. Нам надо было вылететь с таким расчетом, чтобы прибыть на полюс или к 12 или к 24 часам. Это было необходимо при полете для точного определения нашего положения над [90] полюсом, так как наивыгоднейшее пересечение так называемых позиционных линий{2} в результате астрономических наблюдений получалось только в эти промежутки времени. Таким образом, чтобы быть на полюсе к полуночи, надо было вылететь часов в 6 вечера. Для достижения же полюса в полдень, - примерно в шесть часов утра.
Мы решили не терять ни минуты, и тотчас же после обеда все выехали на аэродром. На зимовке вряд ли остался хоть один человек, кроме радиста, который должен был поддерживать связь с Большой Землей. Все были на аэродроме, и даже наш замечательный повар Василий Васильевич, заранее приготовив обед и закуски, перекочевал со всем своим хозяйством на, аэродром. Он быстро, на ходу, организовал филиал кухни и столовой. Технический состав со всех кораблей был переброшен к флагманской машине и готовил только ее. Одни очищали и разгребали снег вокруг, другие подлаживали домкраты под лыжи, чтобы удобнее было столкнуть тяжелую громаду с места, третьи разогревали моторы. В последний раз снова и снова проверялись радиостанция и аппаратура. Словом, работа шла полным ходом. Синоптик непрерывно дежурил у радио и телефона, принимая сводки о погоде, которые тут же немедленно обрабатывались и наносились на карту в виде изобар, циклонов, антициклонов, фронтов, окклюзии и прочих замысловатостей.
По этой мудреной грамоте выходило, что на полюсе и в его районе вполне «приличная» погода. Но (и тут не обошлось без «но»), разъяснял синоптик, облачный фронт, расположившийся на север от острова Рудольфа, примерно на 84° широты, значительно осложняет дело.
В 5 часов, когда уже почти все было готово, на горизонте с севера стал ясно заметен огромный облачный фронт, спускавшийся до самой воды. Он простирался на очень большую высоту. Пробить его казалось невозможным, особенно с полной нагрузкой нашего корабля. Фронт передвигался быстро. Синоптик уверял, что он [91] должен скоро пройти, и тогда, дескать, ничто не может помешать нашему полету.
Вылет в 6 часов отставили, но все попрежнему были наготове. Дежурство по погоде не прекращалось. Самолет держали в полной готовности. С аэродрома никто не уходил. Тянулись томительные часы. Мобилизуя остатки терпения, мы наблюдали, как облачный фронт действительно приближался. В 6 часов на куполе аэродрома начал быстро оседать туман. Это никак не входило в обещанную программу сегодняшней погоды. Наш синоптик носился по аэродрому, объяснял и доказывал всем, что это именно так и должно быть, что туман должен очень скоро рассеяться. Но в то же время, добавлял он, не исключена возможность, что туман может вновь появиться при прохождении тыловой части этого облачного фронта.
Усталый народ хотел спать. Попытались расположиться тут же, на аэродроме. Но при 14-градусном морозе с ветром сон явно «не клеился». Я пошел на корабль, еще раз придирчиво все осмотрел. Все в порядке. Захотелось лечь, отдохнуть перед ответственным рейсом. Но в корабле холодно. В отверстия в крыльях и фюзеляже задувал ветер. Об отдыхе или о сне нечего было и думать.
Около самолета нервно ходили Шмидт, Бабушкин и другие зимовщики и участники экспедиции.
- Давай поставим палатку, - говорит мне Бабушкин.
- Стоит ли, Михаил Сергеевич, на час вынимать и расставлять ее?
- Это же быстро, в пять минут.
Мне никогда не приходилось раскидывать палатку в арктике. Извлекли ее из чехла, и через 5-10 минут она уже стояла около самолета. Быстро надули два резиновых матраца, разостлали их на полу. Чистенькая, новенькая, сделанная из розового шелка, палатка нарядным пятном выделялась среди снега и манила, к себе.
Шмидт, Трояновский, Бабушкин и я забрались в нее, развели примус. Эффект блестящий: в этом хрупком сооружении из тонкого шелка от примуса стало так тепло, что можно было даже снять кое-что из полярной одежды. Началась игра в домино. Потом появился чай. Было тепло, уютно. [92]
Я часто выглядывал из палатки узнать, что делается с погодой. В полночь на севере появилась полоска чистого неба. Она разрасталась все больше и больше. Туман на аэродроме становился реже и, наконец, совсем исчез. В час ночи я вышел из палатки. Тихо. На севере ясная, хорошая погода. Только остров Рудольфа и небольшое пространство севернее его покрыты сплошной облачностью.
- Смотрите, действительно прояснилось, - радостно крикнул я сидящим в палатке.
Оттуда сейчас же все высыпали наружу.
- Надо лететь, - сказал я, - а то опять дождемся какого-нибудь фронта…
В домике, в углу, на одиночной наре, лежал Водопьянов. Он не спал. Я пришел известить его о погоде.
