KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » М. Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

М. Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн М. Дубинский, "Женщина в жизни великих и знаменитых людей" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Неестественный? Смешной? Но почему ее юное сердце так страстно пламенело тогда, охваченное негой и блаженством? Почему проходила она мимо сотен здоровых и крепких молодых людей, суливших ей много лет взаимного счастья, и остановила внимание на нем, только на нем, с его орлиными, никогда не потухавшими глазами, с его светлой седой головой?

Гёте стоило много усилий, чтобы преодолеть свою любовь и покинуть Ульрику. Об этом свидетельствуют его удивительные элегии, посвященные Ульрике. Ему это было тем более трудно, что великий герцог веймарский Карл-Август, его друг и покровитель, уже имел, неведомо для Гёте, разговор с матерью Ульрики, обещая подарить ее дочери дом и первое место в веймарском обществе, если она выйдет за Гёте. Мать после этого говорила с дочерью, которая, конечно, тотчас дала полное согласие. Брак, однако, расстроился, потому что с точки зрения пошлых взглядов брак между семидесятипятилетним стариком и восемнадцатилетней девушкой был бы неестественным браком. Люди тогда не понимали, что не семидесятипятилетний старик хотел сделать Ульрику своей женой. Это был Гёте, великий германский олимпиец, который, как и боги древнего Олимпа, никогда не старился, никогда не дряхлел, потому что сам был богом…

Теперь, через много лет после смерти Гёте, невольно становишься в тупик перед необычайным явлением, которое представлял собой Гёте. Почему его так любили женщины? Он был умен, но ум не всегда аргумент для женского сердца; он был красив, но красота также не всегда притягательная сила. Мне кажется, лучше всего понял это Генрих Гейне, когда, вспоминая свою встречу с ним, писал: «В Гёте мы находим во всей полноте то соответствие внешности и духа, которое замечается во всех необыкновенных людях. Его внешний вид был так же значителен, как и слова его творений; образ его был исполнен гармонии, ясен, благороден, и на нем можно было изучать греческое искусство, как на античной модели. Этот гордый стан никогда не сгибался в христианском смирении червя; эти глаза не взирали грешно-боязливо, набожно или с елейным умилением: они были спокойны, как у какого-то божества. Твердый и смелый взгляд вообще – признак богов. Гёте оставался таким же божественным в глубокой старости, каким он был в юности. Время покрыло снегом его голову, но не могло согнуть ее. Он носил ее все так же гордо и высоко, и когда говорил, он словно рос, а когда простирал руку, то казалось, будто он может указывать звездам их пути на небе. Высказывали замечание, будто рот его выражал эгоистические наклонности; но и эта черта присуща вечным богам, и именно отцу богов – великому Юпитеру, с которым я уже сравнивал Гёте. В самом деле, когда я был у него в Веймаре, то, стоя перед ним, невольно посматривал в сторону, нет ли около него орла с молниями. Чуть-чуть я не заговорил с ним по-гречески, но, заметив, что он понимает немецкий язык, я рассказал ему по-немецки, что сливы на дороге от Йенн к Веймару очень вкусны. В длинные зимние ночи я так часто передумывал, сколько возвышенного и глубокого передам я Гёте, когда его увижу. И когда, наконец, я его увидел, то сказал ему, что саксонские сливы очень вкусны. И Гёте улыбался. Он улыбался теми самыми устами, которыми некогда лобызал Леду, Европу, Данаю, Семелу… Фридерика, Лили, Лотта, Ульрика – разве это не были те же Семела, Европа, Леда, Даная?»

Гёте и Анжелика Каталани

Не хотелось бы расстаться с Гёте, не приведя анекдота, который обошел всю германскую печать во время недавнего празднования 150-летней годовщины со дня рождения поэта. Знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани, гремевшая в начале текущего столетия по всей Европе благодаря удивительной колоратуре и силе голоса, не имела ни малейшего понятия о литературе. Однажды ей пришлось сидеть на обеде при веймарском дворе рядом с Гёте. Она не прочла ни единой строки из его произведений и даже не знала, кто такой Гёте, но величественная наружность его и то уважение, с которым относились к нему за столом, невольно обратили ее внимание, и она спросила соседа по другую руку, кто это сидит с ней рядом.

– Сударыня, – ответил ей сосед, – это знаменитый Гёте.

– Скажите, пожалуйста, на каком инструменте он играет?

– Он не музыкант, сударыня, а автор «Страданий Вертера».

– Ах, да, да, – отвечала Каталани, – вспоминаю!

И она обратилась к Гёте:

– Вы не можете себе представить, какая я поклонница Вертера.

Гёте слегка поклонился в знак благодарности.

– Никогда еще в жизни, – продолжала веселая певица, – ни одно произведение не заставляло меня так искренне смеяться. Это – великолепный фарс.

– Виноват, – сказал удивленный поэт, – «Страдания Вертера» – фарс?

– Говорю же вам, что никогда еще не смеялась так искренне, как тогда. Теперь еще мне хочется смеяться, когда вспомню.

Дело выяснилось. Оказалось, что Каталани видела на сцене одного парижского театра пародию на роман «Страдания Вертера», в которой сентиментальность гётевских героев была выставлена в смешном свете. Гёте был очень огорчен и весь вечер не мог избавиться от дурного впечатления. Поистине от великого до смешного только один шаг.

* * *

Шиллер

В истории литературы Гёте и Шиллер[66] навсегда останутся близнецами. Они жили в одно время, увлекались одними идеалами и стояли на одной высоте творческого полета. Правда, деятельность того и другого представляла противоположные полюсы германского духа того времени, но в этом именно и обнаружилось единство обоих поэтов. Как у древнего Януса, у литературы разрозненной Германии конца прошлого и начала нынешнего столетий были два лица: одно суровое и строгое, с широко открытыми глазами, уходящими в глубь земных вещей, другое – светлое и возвышенное, с отуманенным влагой взором, устремленным в бесконечное небо…

В одном только расходились Гёте и Шиллер: счастье их было неодинаковое. В то время как Гёте, этот баловень судьбы, пользовался всеми благами жизни, довольный и счастливый, не зная тревог, не имея даже смутного понятия о том, что такое борьба за существование, Шиллер вел жизнь жалкого горемыки, нуждался, трепетал за завтрашний день, принужден был покинуть родину, где ему пришлось вести тяжелую жизнь неудачника, а когда, наконец, после долгих трудов и лишений, он поднялся на бесконечную высоту творческого гения, ему предложили в награду профессуру без жалованья! Поэт-идеалист имел полное право воскликнуть в своем стихотворении «Счастье»:

Блажен, кто богами еще до рожденья любимый,
На сладостном лоне Киприды взлелеян младенцем,
Кто очи от Феба, от Гермеса дар убеждения принял,
А силы печать на чело от руки громовержца!
Великий божественный жребий счастлив постигнул;
Еще до начала сраженья победой увенчан,
Любимец Хариты пленяет, труда не приемля.
Великим да будет, кто собственной силы созданье,
Душою превыше и тайные Парки и рока;
Но счастье и граций улыбка не силе подвластны.[67]

Тяжела и мелочна была обстановка, в которой родился Шиллер. Тяжело и мелочно было время, в которое ему пришлось впитать в себя первые впечатления бытия. Была грозная пора просвещенного абсолютизма, охватившего тогда всю Европу, не исключая даже такие ничтожные государства, как Вюртембергское герцогство, во главе которого находился развращенный деспот с ног до головы – Карл-Евгений. Гнет был неслыханный. Благородные люди за одно неосторожное слово бросались в тюрьмы, где Оставались долгие годы, не зная даже, в чем они провинились. Люди целыми партиями продавались в Америку, при дворе царили блеск и роскошь.

Мог ли правильно развиться при таких условиях благородный поэтический цветок, случайно упавший на эту каменистую почву? Между тем Шиллеру нужно было развиваться, под непосредственным влиянием герцога. Он находился в близких отношениях к герцогу, должен был переносить тяжесть его ума, деспотической ферулы, должен был унижаться, льстить, он, который вечно грезил о благородстве душ, о возвышенном строе жизни, о братстве, равенстве, свободе как чистых идеях, низведенных, однако, до реальной жизни.

Это было великое несчастье не для одного Шиллера: оно было несчастьем для всемирной литературы, у которой насильно отрывали одного из первенцев, собиравшегося унестись и унести за собой весь мир в безмятежные пространства идеала.

Нужно ли говорить, что такой поэт-несчастливец не мог быть особенно счастлив и в отношениях с женщинами? Какая противоположность в этом отношении Гёте! Великий олимпиец, германской письменности не знал, что у розы существуют шипы. Между ним и предметом его страсти никогда не возникало преград, кроме его собственной совести, приказывавшей часто останавливаться именно там, где остановка более всего соответствовала требованию долга и добропорядочности. Как Цезарь, Гёте мог относительно каждой красавицы, встречавшейся ему на пути, сказать: «Пришел, увидел, победил».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*