Борис Минаев - Ельцин
В нашей стране со слабой, не устоявшейся экономикой внутренний долг был единственным средством справиться с дефицитным бюджетом. Государство должно было тратить слишком много (на социальные программы, жилищно-коммунальный сектор, на оборону и т. д.), а получало очень мало. Страна, не привыкшая и потому не желавшая платить налоги, половина экономики которой находилась в «тени» и из которой выводились деньги в более привлекательные экономические регионы, — поневоле уперлась в необходимость внутреннего долга.
План наполнения бюджета за счет «внутреннего долга» был в целом неплох, он составлялся в расчете на то, что иностранные инвесторы начнут покупать акции российских компаний, войдут в наш рынок ценных бумаг, в расчете, наконец, на то, что инвестиции будут постоянно увеличиваться за счет других источников — продажи земли, крупных государственных компаний, наконец, за счет роста самой экономики. Но, увы, поначалу кроме игры на «коротких» ценных бумагах (проценты по которым погашались через три-четыре месяца, через полгода) — никакого другого инвестиционного вливания в Россию не было. И все это на фоне катастрофически низкой цены на нефть — 13 долларов за баррель.
Проценты краткосрочных государственных бумаг все время росли, в соответствии с ситуацией на рынке. К концу 1997-го — началу 1998 года эти проценты, наконец, превысили разумную планку, поскольку иностранцы, коих на рынке было, как верно пишет Лившиц, уже почти 30 процентов, начали «скидывать» свои ГКО, срочно требовать погашения долга.
«Но главным источником недоверия инвесторов было низкое качество бюджета на 1998 год, — пишет Лившиц. — Проект еще находился в Госдуме, но специалисты уже видели, что бюджет опять получился нереальным. Дело даже не в налоговых доходах, собрать которые было невозможно («невозможно», как данность, как абсолютный закон функционирования российской экономики. — Б. М.). В бюджет заложили среднюю доходность на рынке ГКО — ОФЗ в размере 15–18 процентов. Рынок с запасом одолел эту планку уже в декабре 1997 года. А ведь впереди еще целый год, притом нелегкий».
И последняя точка в анализе:
«Полетели планы по приватизации. Рассчитывать на иностранцев, готовых что-то купить в России, уже не приходилось, а значит, бюджет лишился запланированных доходов в объеме 5 триллионов “старых” рублей».
Знал ли президент Ельцин об этой ситуации, представлял ли себе общую картину? Безусловно.
Вот что пишет в своей книге журналист Леонид Млечин:
«Кириенко рассказывал мне, что 23 марта, в день назначения, разговор у них с Ельциным был такой:
— Вы понимаете, что происходит в стране? — спросил его президент.
— Понимаю, — ответил Кириенко. — Вкатываемся в долговой кризис. Если не принять срочные меры, последствия будут самые печальные.
— Вы считаете, что выйти из кризиса можно?
— Можно. Но для этого придется пойти на самые жесткие действия.
— Беритесь и делайте, Сергей Владиленович.
Кириенко счел нужным оговорить только одно условие:
— Борис Николаевич, я политикой не занимаюсь и заниматься ею желания не испытываю.
Ельцин одобрительно кивнул:
— Правильно, и не надо! Главная ошибка прежнего правительства — оно слишком лезло в политику. А дело правительства — это хозяйство, экономика. Займитесь экономической программой, а политику оставьте мне…»
Еще одно свидетельство из книги «Эпоха Ельцина»:
«С подачи “молодых реформаторов” Президент оценивал ситуацию весьма оптимистически. Если, мол, кризис уже позади, а впереди лишь подъем, то можно и ослабить зажим. И предоставил “молодым реформаторам” свободу действий. Тем более что правительство С. Кириенко сразу потребовало отмены президентского контроля. Б. Ельцин тогда особенно доверял “младореформаторам”, ради них был готов на многое и легко согласился… Так продолжалось вплоть до середины августа 1998 года».
Давайте здесь отвлечемся от деталей и сделаем один важный акцент. С особой едкостью профессионала пишет А. Лившиц об ошибках правительства Кириенко: «За самим премьером не было ни политического движения, ни фракции в Думе, ни отрасли или олигархической группировки. Таким образом, повторный эксперимент с Правительством, наподобие гайдаровского, оказался обреченным».
Но ведь именно это — оторванность правительства Кириенко от лоббируемых интересов, «олигархических» кланов, от крупнейших группировок, банков, политических сил — Ельцин считал основным достоинством! Именно то, что Кириенко заявил сразу — не хочу заниматься политикой, — вызвало его одобрение.
В чем была ошибка президента? Чего он не учел в данном случае?
Масштабов возникающего на глазах кризиса. Да, Кириенко постоянно советовался с лучшими в России экономистами, они давали ему «ценные советы». Но этого было мало. Нужны были очень решительные и в то же время осторожные действия. Ювелирная работа. Новое правительство попросту не успело набрать политический и организационный вес весной 1998-го. Ему не повезло — элементарно не хватило времени…
«Сыграл свою роль и валютный коридор (к моменту августа 1998 года курс доллара равнялся примерно шести-семи рублям. — Б. М.). Он дает положительный результат только тогда, когда подкреплен хорошим бюджетом. Если же бюджет плохой, эта комбинация взрывает финансовую систему. Так было в Мексике и Таиланде, где власти держались до последнего, истратили все валютные резервы, но свою валюту все равно не спасли. Из-за рубежа нам советовали: “Нормальный бюджет вы принять не в состоянии. А потому пока не поздно расширяйте коридор или отменяйте его вовсе. Иначе будет то же самое”. Не послушали», — продолжает Лившиц.
Да, теперь, задним числом, можно сказать — требовалось отменить «валютный коридор». Но это сразу привело бы к обнищанию миллионов, чьи доходы тотчас бы обесценились — как это и произошло в сентябре 1998 года. Вопрос — выстояло бы правительство Кириенко в этой ситуации? Скорее всего, нет.
Однако и понятие «рынок» весной 1998-го сузилось почти до размеров карточного стола. Игроки бросали все новые ставки, сгребали в кучу «быстрые» деньги и убегали.
Ельцин по-прежнему упрямо верил, что правительство, в котором он настолько заинтересован, сможет выдержать и этот финансовый кризис.
Между тем ко всем бедам добавилась еще одна. Россию охватили забастовки. Те весенние и летние выступления шахтеров, учителей, врачей, их пикеты у Белого дома стали знаковым событием 1998 года.
Телеканалы посвящали им большие сюжеты, к бастующим подъезжали грузовики с горячим питанием, перед ними выступали лидеры крупнейших думских фракций (Зюганов, Жириновский и др.), все это напоминало осаду правительства. Поддерживали забастовщиков не только коммунисты, но и фигуры из другого лагеря, скажем, московский мэр Юрий Лужков.
