Василий Шульгин - Дни.
– Вы уезжаете?
Я уезжал в Киев. Пуришкевич остановил меня в Екатерининском зале Таврического дворца.
Я ответил:
– Уезжаю.
– Ну, Всего хорошего.
Мы разошлись, но вдруг он остановил меня снова.
– Послушайте, Шульгин. Вы уезжаете, но я хочу, чтобы вы знали… Запомните 16 декабря…
Я посмотрел на Него. У него было такое лицо, какое у него уже раз было, когда он мне сказал одну тайну.
– Запомните 16 декабря…
– Зачем?
– Увидите, прощайте…
-Но он вернулся еще раз.
– Я вам скажу… Вам можно… 16-го мы его убьем…
– Кого?
– Гришку.
Он заторопился и стал мне объяснять, как это будет.
Затем:
– Как вы на это смотрите?
Я знал, что он меня не послушает. Н о все же сказал:
– Не делайте…
– Как? Почему?
– Не знаю… Противно…
– Вы белоручка, Шульгин.
– Может быть… Но, может быть, и другое… Я не верю во влияние Распутина.
– Как?
– Да так… Все это вздор. Он просто молится за Наследника. На назначения министров он не влияет. Он хитрый мужик…
– Так, по-вашему, Распутин не причиняет зла монархии?
– Не только причиняет, но он ее убивает.
– Тогда я вас не понимаю…
– Но ведь это ясно. Убив его, вы ничему не поможете… Тут две стороны. Первая – это то, что вы сами назвали «чехардой министров». Чехарда происходит или потому, что некого назначать, или кого ни назначишь, все равно никому не угодишь, потому что страна помешалась на людях «общественного доверия», а Государь как раз к ним доверия не имеет… Распутин тут ни при чем… Убьете его – ничто не изменится…
– Как не изменится?.
– Да так… Будет все по-старому… Та же «чехарда министров». А другая сторона – это то, чем Распутин убивает: этого вы не можете убить, убив его… Поздно…
– Как не могу! Извините, пожалуйста… А что же, вот так сидеть?. Терпеть этот позор. Ведь вы же понимаете, что это значит? Не мне говорить – не вам слушать. Монархия гибнет… Вы знаете, я не из трусливых… Меня не запугаешь… Помните Вторую Государственную думу… как тогда ни было скверно, а я знал, что мы выплывем…
Но теперь я вам говорю, что монархия гибнет, а с ней мы все, а с нами – Россия… Вы знаете, что происходит'? В кинематографах запретили давать фильму, где показывалось, как Государь возлагает на себя георгиевский крест. Почему?. Потому что, как только начнут показывать, – из темноты голос: «Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием…»
Я хотел что-то сказать.
Он не дал:
– Подождите. Я знаю, что вы скажете… Вы скажете, что все это неправда про царицу и Распутина… Знаю, знаю, знаю… Неправда, неправда, но не все ли равно? Я вас спрашиваю. Пойдите – доказывайте… Кто вам поверит? Вы знаете, Гай Юлий был не дурак: «И подозрение не должно касаться жены Цезаря»… А тут не подозрение… тут…
Он вскочил:
– Так сидеть нельзя. Все равно. Мы идем к концу. Хуже не будет. Убью его, как собаку… Прощайте…
* * *Когда наступило 16 декабря, они его действительно убили…
Это была попытка спасти монархию старорусским способом: тайным насилием…
Весь XVIII век и начало XIX прошли под знаком дворцовых переворотов. Когда «случайности рождения» (выражение Ключевского) подвергали опасности «самую совершенную форму правления – единодержавие», Какие-то люди, окружавшие престол, исправляли «случайности рождения» тайным насильственным способом…
При этом иногда обходилось без убийств, иногда нет…
В начале ХХ века эти люди стали мельче… На дворцовый переворот их не хватило… вместо этого они убили Распутина…
Цели это, конечно, не достигло. Монархию это не могло спасти, потому что распутинский яд уже сделал свое дело… что толку убивать змею, когда она уже ужалила…
Но при всей его бесцельности, убийство Распутина было актом глубоко монархическим…
Так его и поняли…
Когда известие о происшедшем дошло до Москвы (это было вечером) и проникло в театры, публика потребовала исполнения гимна. И раздалось, может быть, в последний раз в Москве:
–Боже, Царя храни .. –Никогда эта молитва не имела такого глубокого смысла…
Предпоследние дни «конституции»
Я получил в Киеве тревожную телеграмму Шингарева: он просил меня немедленно вернуться в Петроград.
Кажется, я приехал 8 января. В этот же день вечером Шингарев пришел ко мне.
– В чем дело, Андрей Иванович?
– Да вот плохо. Положение ухудшается с каждым днем… Мы идем к пропасти… Революция – это гибель, а мы идем к революции… Да и без революции все расклеивается с чрезвычайной быстротой… С железными дорогами опять катастрофически плохо… Они еще Кое-как держались, но с этими морозами… Морозы всегда понижают движение, – а тут как на грех – хватило!.. график падает. В Петрограде уже серьезные заминки с продовольствием… Не сегодня-завтра не станет хлеба совсем…
В войсках недовольство. Петроградский гарнизон ненадежен. Меж тем, как вы знаете, наше военное могущество, техническое выросло, как никогда… Наше весеннее наступление будет поддержано невиданным количеством снарядов… Надо бы дотянуть до весны… Но я боюсь, что не дотянем…
– Надо дотянуть…
– Но как? Зашло так далеко, пропущены все сроки, я боюсь, что если наша безумная власть даже пойдет на уступки, если даже будет составлено правительство из этих самых людей доверия, то это не удовлетворит… Настроение уже перемахнуло через нашу голову, оно уже левей Прогрессивного блока… Придется считаться с этим… Мы уже не удовлетворим… Уже не сможем удержать… Страна уже слушает тех, кто левей, а не нас… Поздно…
– Чтобы додержаться, придется взять разгон… Знаете, на яхте… когда идешь, скажем, левым галсом, перед поворотом на правый галс надо взять еще левей, чтобы забрать ход… Если наступление будет удачно, мы сделаем поворот и пойдем правым галсом… чтобы иметь возможность сделать этот поворот, надо забрать ход.
-Для этого, если власть на нас свалится, придется искать поддержки расширением Прогрессивного блока налево…
– Как вы себе это представляете?
– Я бы позвал Керенского.
– Керенского? В качестве Кого?
– В качестве министра юстиции, допустим… Сейчас пост этот не имеет никакого значения, но надо вырвать у революции ее главарей… Из них Керенский – все же единственный… гораздо выгоднее иметь его с собой, чем против себя… Но ведь это только гадание на кофейной гуще… Реально ведь никаких нет признаков, что правительство собирается, говоря попросту, позвать нас?
