Григорий Негода - Беспощадный
Вообще-то шторм доставляет нам немало хлопот. То и дело рвется буксирный трос. Сращиваем его, снова заводим. Волны гуляют по палубе, сбивают людей с ног. Но матросы, мокрые, продрогшие, работают весело. К шторму им не привыкать. А то, что небо хмурое, нам только на руку: можно не опасаться воздушных налетов.
Время подошло к обеду. Сегодня мы без горячей пищи. Камбуз разрушен. Варить негде. Матросы получают хлеб, консервы и чай. В кубриках тесно. Ведь мы лишились трех носовых кубриков, которые теперь покоятся на дне Каркинитского залива. Матросы не сетуют на тесноту. Жильцов погибших кубриков встречают со всем гостеприимством, на которое способна широкая морская душа.
За столами моряки сидят в мокрой грязной одежде. Переодеться не во что. В последние часы остатки обмундирования пустили на заделку пробоин и конопачение разошедшихся швов. Матрос Чередниченко всю свою одежду потратил на это, осталось у него только старое порванное рабочее платье, которое сейчас на нем. А баян уберег, и сейчас моряки благодарны ему, наперебой просят сыграть что-нибудь. И, наскоро покончив со скудным обедом, Чередниченко уступает их просьбам...
Офицеры сошлись пообедать в единственной уцелевшей каюте. Сохранилась она относительно. Дверь покорежило - ни открыть, ни закрыть. Пришлось ее снять и унести на верхнюю палубу. Диван порван и вымазан мазутом. Над головой свисают обрывки проводов. Вогнулись внутрь переборки - стены каюты, - с них осыпается потрескавшаяся краска. Все еще пахнет гарью, на палубе плещет вода, перекатываясь с борта на борт в такт качке. И все же здесь терпимо. В других каютах выбиты иллюминаторы, гуляет пронизывающий ветер, вода стоит по колено.
Кое-как расселись мы вокруг покоробленного стола. По рукам пошли банки. Консервы из них достаем кто ложкой, кто ножом, кто чудом уцелевшей вилкой.
На радостях, что нос корабля благополучно оторвался, я приказал выдать команде по чарке вина. Поднимаем тост за "Беспощадный", за быстрейшее окончание его ремонта, за будущие походы.
Завязывается оживленный разговор. Офицеры вспоминают недавние переживания, шутят, смеются. Лейтенант Лушин, сидя на комингсе - пороге каюты (места за столом не досталось), рассказывает о том, как Селецкий остался без брюк. Инженер-лейтенант руководил аварийной партией. В отсеке было по пояс воды. Офицер разделся и работал в одних трусах. А тут новая течь образовалась. Главный старшина Вакуленко стал искать, чем заткнуть пробоину. Видит, брюки лежат, схватил и сунул их в дыру. Инженер-лейтенант, закончив работу, стал искать свои брюки, а их нет. Вакуленко так и обомлел. "Это ваши брюки были? А я ими пробоину заткнул". Так и щеголял бы Селецкий в трусах, ладно матросы где-то раздобыли ему парусиновые рабочие брюки.
Селецкий смеется вместе со всеми. Сам в свою очередь рассказывает какую-то смешную историю. Их в эти дни хоть отбавляй. Это хорошо, что весело людям, что и тени уныния не заметить на корабле, который только что был на грани гибели. Общее настроение передается и мне. Посылаю вестового за баяном. Довольный матрос принес инструмент. Я растянул мехи, взял несколько аккордов и рванул плясовую. В тесной каюте, конечно, не. до пляски. Но лица людей расцвели улыбками.
- Ну а что споем мы? - спрашиваю друзей, на миг прервав игру.
- Про Ермака, - предлагает Лушин. - Обстановка подходящая: и буря ревет, и дождь шумит, и мы отдыхаем после боя. Совсем как в песне.
И полилась песня о русском богатыре, любившем родину больше жизни. Дружный хор заглушает звуки баяна, сколько я ни нажимаю на мехи. В коридоре собираются матросы, тоже подтягивают. Люди забыли про шторм, про качку, про беду,
Допели песню. Воцаряется тишина, нарушаемая лишь свистом ветра да ударами волн о борт корабля.
В дверях каюты показывается рассыльный, сообщает, что подошел эсминец "Сообразительный", просит разрешения взять нас на буксир.
- По местам! - обращаюсь я к товарищам. - И помните: морская культура на флоте требуется всегда, если даже ваш корабль и остался без носа.
На мостике меня встречает Кабистов. Он уже приказал буксиру отдать конец.
- Хорошо, - одобряю я, - давайте и дальше действуйте самостоятельно. Играйте "Аврал".
Кабистов улыбается. Я совсем позабыл, что у нас не работают авральные звонки. "Аврал" приходится играть горном.
Товарищи с "Сообразительного" со страхом и уважением посматривают на наш корабль. Мы, глядя со стороны, тоже, наверное, удивлялись бы, как такой обрубок держится на воде.
И возможно, потому наши матросы работают на палубе подчеркнуто спокойно и деловито, стремясь всем видом, всей организованностью своей показать: жив "Беспощадный"!
Ветер начал стихать. Из просвета в облаках вынырнули два наших истребителя. Пронеслись над нами, приветливо покачивая крыльями.
Вскоре на буксире "Сообразительного" "Беспощадный" вошел в севастопольскую бухту.
"Пластическая операция"
В ожидании дальнейших распоряжений "Беспощадный" встал на бочке в Южной бухте. Утром к нам прибыл начальник штаба эскадры Андреев. Капитан 1 ранга поздравил с успешным переходом и попросил рассказать о всем случившемся.
Мы сидели в моей каюте, пострадавшей чуть меньше других. Андреев достал из кармана трубку, набил ее, протянул кисет. "Золотое руно" - давно уже не доводилось пробовать этого чудесного табака.
- Не завидуй, - улыбнулся Владимир Александрович. - Последки докуриваю. Не скоро мы теперь получим такое лакомство.
По своему обыкновению, Андреев вынул записную книжку и карандаш. Он всегда так разговаривает - с карандашом в руке, чтобы не упустить какой-нибудь интересной мысли. Я доложил о выполнении задания, о бое с вражескими самолетами, о повреждении корабля, гибели матроса Колесниченко. Рассказ о том, как мы полубак отрубили топором, Владимир Александрович выслушал с живейшим интересом.
- Ну и дела, - засмеялся он. - Попробуй сказать об этом где-нибудь - не поверят. Фантазером назовут.
Я выразил уверенность, что если завод нам поможет, то ремонт займет не более месяца. Андреев покачал головой:
- На завод не надейтесь. Он эвакуирован на Кавказское побережье. Здесь осталось лишь несколько специалистов и самое скромное оборудование.
- Мы знаем об этом, - сказал я. - Ремонтировать будем своими силами. Пусть только заводские подучат немного наших матросов, дадут инструмент и материалы. А мы уже и ремонтные бригады создали.
- Идем, покажи мне повреждения, - Андреев поднялся с дивана.
Мы с ним облазили весь корабль. Владимир Александрович осмотрел рванины, пробоины, гофры в обшивке корпуса, руками попробовал надежность крепления подпор.
- За живучесть корабля боролись хорошо, - похвалил он. - А работы вам предстоит страшно много. Здесь, в Севастополе, вы, конечно, не сможете все исправить. Приклепайте хотя бы новый нос, чтобы дойти до Кавказа.
