Григорий Негода - Беспощадный
- За живучесть корабля боролись хорошо, - похвалил он. - А работы вам предстоит страшно много. Здесь, в Севастополе, вы, конечно, не сможете все исправить. Приклепайте хотя бы новый нос, чтобы дойти до Кавказа.
Андреев пообещал сегодня же договориться с заводом, чтобы дали нам инструкторов из опытных рабочих.
- Поставьте их во главе бригад. Я знаю здешних мастеров: они за два дня матросов всему обучат. Уже у трапа Андреев предложил мне:
- Идем со мной. Навестим Владимирского.
- Он жив?! - радостно воскликнул я.
- Жив. Только тоже в порядочном ремонте нуждается. В госпитале лежит. Мы все за него переживали. Знаете ведь его: о себе нисколько не думает. Когда "Фрунзе" потопили, наш адмирал, будучи сам ранен, руководил спасением экипажа...
Катер повез нас к пристани на Павловском мысу. Андреев предупредил меня:
- О повреждении корабля Владимирскому не говори. Ему нельзя волноваться. Он интересовался "Беспощадным", я сказал, что все в порядке, скоро должен прийти.
Катер мягко толкнулся о причал. Мы сошли на берег. Утро было ясным, солнечным. В городе стояла тишина. Ее нарушали лишь гудки буксиров, сновавших в бухте.
В госпитале дорогу нам преградила медсестра, заявив, что начальник отделения запретил кого бы то ни было пускать к Владимирскому.
- Сестрица, - взмолился Андреев, - я вот привел командира корабля, он привез хорошие вести с фронта. Это будет благотворнее всех ваших лекарств.
Сестра вздохнула, оглянулась по сторонам и шепнула:
- Ладно, ступайте. Только недолго.
Входим в палату. Владимирский стоит у окна. Заслышав шаги, оборачивается к нам. Он в больничной пижаме, бледный, осунувшийся. Один глаз скрыт повязкой. Узнал нас, приветливо улыбнулся:
- Здравствуйте, здравствуйте! Садитесь. Мы справляемся о самочувствии. Владимирский машет рукой.
- Какое там самочувствие! Видите, держат под строгим арестом. Ты лучше расскажи, - обращается он ко мне, - как тебе удалось дойти без носа. Убитых и раненых много?
Мы с Андреевым переглянулись. Адмирал уже все знает. Вот и скрой от него что-нибудь!
Рассказываю ему все как было.
- Погоди, а почему ты молчишь о своей контузии? И это ему известно!
- Да пустяк, - говорю. - Просто попробовал, что крепче: моя нога или корабль.
- Ну и что же?
- Корабль оказался крепче. Вот и остался синяк у меня на бедре.
В разгар беседы в палату вошла дежурный врач - миловидная, но очень строгая женщина в белом халате. Она тигрицей накинулась на нас:
- Кто вас сюда пустил? Сейчас же уходите. Дайте отдохнуть раненому.
- Товарищ врач, - начал ее уговаривать Андреев, - разрешите нам хотя бы минутку поговорить. Войдите в наше положение: встретились начальник и подчиненный, которые не надеялись увидеться больше. И вдруг видят друг друга живыми. Правда, немного поцарапаны оба, да это все пройдет с вашей помощью. Ведь вы тут чудеса делаете. Можно сказать, мертвых к жизни возвращаете. Что бы мы без вас, врачей, делали? Смело можно сказать, на вас весь флот держится. Ваши умелые, заботливые руки моряки после всю жизнь помнят.
Владимир Александрович еще несколько минут воспевал медицину. Его слова подействовали бы на кого угодно.
Врач понемногу сменила гнев на милость.
- Сколько времени вам еще надо? - спросила она, отвернув рукав и взглянув на свои часики.
- Тридцать минут. Уверяю вас, эта встреча на пользу будет больному.
- Хорошо. Оставайтесь. Но не больше чем на тридцать минут. И еще условие: дополнительного времени просить не будете.
- Вот видите. Я же знал, что у вас доброе сердце. Врач покосилась на Андреева карими глазами, улыбнулась и вышла.
- Ну и мастак ты говорить, Владимир Александрович, - рассмеялся адмирал. Не зря стихи сочиняешь.
Капитан 1 ранга подошел к двери, закрыл ее плотнее и извлек из кармана бутылку.
- А теперь выпьем за встречу. Я вам тут, Лев Анатольевич, вашего любимого рислинга раздобыл. Чудодейственная влага, от всех хворостей исцеляет.
Владимирский стал искать стаканы. Их оказалось всего два. Я заметил на окне кружку, сполоснул ее водой из графина, поставил на стол.
- Отлично! - сказал Андреев, открывая бутылку. Мы выпили за победу и за быстрейшее выздоровление адмирала.
- Как думаете ремонтировать "Беспощадный?" - спросил Владимирский.
Я познакомил его с нашими предварительными наметками.
- Посмотрите как следует на заводе. Там должны быть заготовки для корпусов эсминцев. Может, наберете себе на новый нос. - Владимирский вздохнул. - Задача нелегкая перед вами. Хирурги, когда к телу пришивают недостающие части, называют операцию пластической. Вот и вы должны "Беспощадному" пришить новый нос, который, сами знаете, весит многие десятки тонн.
Мы распрощались. Чувствовалось, что адмирал очень доволен встречей с нами.
10 октября 1941 года "Беспощадный" поставили в док. Матросы превратились в кораблестроителей. Владимирский оказался прав. На территории завода мы нашли необходимые заготовки: детали набора, скроенные листы обшивки корпуса. Оставалось их только склепать. Это "только" означало: подогнать многотонные детали друг к другу, высверлить в них десятки тысяч отверстий и поставить столько же заклепок.
На наше счастье, на заводе сохранились "пневматические дрели и молотки. Треск этих молотков, громкий и резкий, как пулеметные очереди, теперь начинался с самого утра и затихал поздним вечером. Но работы приходилось часто прерывать. На Севастополь налетали вражеские самолеты. Сирены воздушной тревоги заставляли моряков и рабочих оставлять свои места и прятаться в убежищах. Пока они там сидели, горны остывали, заклепки приходилось разогревать снова. И случалось, люди только успеют это сделать, как новая тревога заставляет опять все бросить.
Инженер-механик Козинец обратился ко мне с просьбой - разрешить бригадам клепальщиков во время тревог не покидать рабочих мест. И работу их организовать в три смены, круглосуточно. А чтобы ночью светом горнов не демаскировать корабль, моряки построят шатер из брезента, прикроют им весь полубак.
Я пошел с этим предложением к командующему флотом. Тот разрешил.
Матросы обрадовались. Теперь никакие налеты не могли их прогнать в убежище. Работы не прекращались ни днем ни ночью.
Вначале дело подвигалось медленно. Мастерство не дается сразу. А клепка искусство тонкое. Пустит матрос пневматический молоток, тот трясется у него в руках и бьет куда угодно, но не по заклепке. Пока приноровится матрос заклепка уже остыла, срубай ее, выбивай и ставь новую. Нагревать заклепки тоже надо умеючи. Перегреешь ее - она теряет прочность, шов придется переделывать. Не догреешь - не сможешь расклепать. Неудачи злили матросов, но и учили. Каждому волей-неволей приходилось извлекать уроки из своих же ошибок: кому интересно по нескольку раз переделывать одну и ту же работу?
