Виктор Устьянцев - Автономное плавание
- Вероятно, это давно испытанный способ?
- Да, я иногда упражняюсь в этом.
- Например, сегодня. Морская романтика! Это верный козырь, - насмешливо сказала Люся.
- А вот подслушивать чужие разговоры нехорошо, - по-прежнему назидательно заметил Матвей.
- И много у вас на боевом счету?
- Это военная тайна.
- Отчего же вы тут в горьком одиночестве?
- Видите ли, несмотря на известный боевой опыт, ни одна не догадалась вскружить мне голову.
- Может быть, попробовать?
- Вам, пожалуй, это удастся.
- Матвей, вы становитесь банальным! Льстить - удел слабых. Вам это не к лицу.
- Зато вам очень идет этот нравоучительный тон. Я чувствую себя точно провинившийся школьник перед строгим учителем.
- А знаете, мне все говорят, что я была бы хорошей учительницей, серьезно сказала Люся. Этот переход с шутливого тона на серьезный получился у нее как-то легко и естественно. - Иногда я сама начинаю верить в свои педагогические способности и тогда сомневаюсь: не ошиблась ли, что пошла в кораблестроительный? Вот, скажем, Юзек. Техника - его призвание. Он все время что-то ищет, изобретает, для него каждая формула - это не просто знаки и цифры, а что-то материальное, ощутимое. А для меня это просто формула, которую надо вызубрить, запомнить - и ничего больше. Почему так?
- Просто у вас нет практики. Вот вы говорили с этим рыжим об усталости металла. Вам металл, наверное, представляется пока лишь в виде сковородки или автобуса, а в работе вы его не видите. Его надо почувствовать.
- Ну насчет сковородки вы, пожалуй, преувеличиваете. Не забывайте, что я сварщица, каждый день имею дело именно с металлом.
- Все равно вы обязаны думать и о сковородках.
- Удел женщины? - Люся усмехнулась и потрепала его волосы.
- Разумеется, - засмеялся Матвей. И уже серьезно предложил: Давайте-ка удерем отсюда?
Люся вздохнула:
- Я не могу, надо помочь Симе. Мы и так засиделись. - Она встала.
- А я, пожалуй, поброжу по городу. Честно говоря, соскучился по нашей грешной земле. Или вас подождать?
- Это долго. Меня проводит Юзек.
- Я его все-таки когда-нибудь побью.
- Ладно. Только не по голове. Это очень больно, да и голова его деталь весьма полезная.
Она ушла. Матвей слышал, как стучат на лестнице каблучки. Вот в пролете мелькнул ее силуэт, потом хлопнула дверь. Матвей долго стоял, прислушиваясь к тому, как гаснет в пролетах лестницы звук. Ему хотелось окликнуть Люсю, вернуть ее и он, наверное, окликнул бы ее, но дверь уже захлопнулась. К тому же он понимал, что Люся права - надо помочь Симе. "Но почему ее должен провожать этот Юзек? Почему она не захотела, чтобы я ее подождал?" В нем шевельнулось ревнивое чувство.
Опять хлопнула дверь, кто-то стал спускаться по лестнице. Матвею не хотелось, чтобы его увидели, и он поспешно вышел на набережную.
Ночь была тихая, только здесь ощущался легкий ветерок. Матвей, облокотившись на каменный парапет, смотрел на рассыпанные в тихой воде канала крапинки звезд. Затем поднял камень и бросил в воду. Камень звонко рассек тишину, звезды испуганно шарахнулись в разные стороны, и вода недовольно поморщилась. Матвей зашагал к гавани.
Он шел и слушал ночные звуки. Вот где-то на соседней улице прошелестела шинами машина. В чьей-то квартире бьют часы, удары падают в тишину, точно капли дождя в пустую бочку. В доме напротив плачет ребенок. Маленький черный буксир тянет по заливу две баржи. Ему, должно быть, очень тяжело, он сердито пыхтит.
Семен с Вадимом играли в шахматы. Андрей еще не вернулся. В каюте было накурено. Матвей распахнул окно и подошел к столу. Семен, выиграв пешку, произнес свою обычную фразу:
- Пешки - не орешки.
Это все, что он знал из теории шахмат. Тем не менее играл он хорошо и сейчас имел явное позиционное и материальное преимущество. Матвей с веселой укоризной сказал:
- Эх вы, стратеги! Это же варварство - сидеть в такую погоду за шахматами и протирать казенные штаны!
Семен поднял голову, с подчеркнутой внимательностью осмотрел Матвея с головы до ног, выразительно покрутил в воздухе пальцем и коротко резюмировал:
- А ведь штурман-то, кажись, вышел из меридиана.
- Ничего не поделаешь - весна! - подхватил Вадим. - А кто бы мог подумать? Матвей Стрешнев, гранитный человек - и вдруг эта сияющая физиономия!
- Факт, как говорится, на лице!
Матвей разделся и лег. Закончив партию, Семен и Вадим тоже легли и вскоре дружно захрапели. А Матвей все не мог уснуть. Он несколько раз приподнимался и кулаком взбивал подушку, впервые обнаружив, что набита она далеко не лебяжьим пухом.
Он спал всего часа три, но встал бодрым и веселым, погладил брюки, почистил тужурку и сел подшивать к кителю подворотничок. Все утро он чему-то улыбался, насвистывал любимые мелодии. Это надоело Семену.
- Что это ты рассвистелся? - спросил он.
- Так сказать, музыкальное сопровождение. Ускоряет и воодушевляет. Рекомендуется всем поэтам и домохозяйкам. Между прочим, будь я девушкой, я вышел бы замуж только за военного моряка.
- Почему "только"?
- Моряк умеет мыть полы, стирать, шить, гладить, штопать, а самое главное - умеет подчиняться.
В каюту вбежал Вадим.
- Братцы, поздравляю! - крикнул он радостно. - Мы идем в Ленинград. Будем участвовать в морском параде в честь Дня Флота.
12
- О чем вы задумались, Матвей? - тихо спросила Люся.
- О вас.
- Не очень-то интересный предмет для размышлений. Ну и что же вы обо мне думаете?
- Вы хорошая.
- Весьма утешительное открытие.
- Мне кажется, что я на пороге еще одного выдающегося открытия.
- Какого?
- Скоро я вам признаюсь в любви.
- А это обязательно?
- Вы напрасно иронизируете, - сказал он обиженно.
Люся рассмеялась:
- Смешной вы, Матвей. Давайте говорить о чем-нибудь другом. Например, о звездах. Ведь вы моряк, к тому же штурман, должны знать все звезды. Скажем, вот эта, как называется?
- Альфа Арктура.
- А эта?..
Она слушала его с жадным любопытством. Поэтому Матвею приятно было рассказывать ей о звездах, созвездиях, галактиках...
- До той вон, примерно, восемь миллионов световых лет.
Люся притихла и прижалась к его плечу. Он почувствовал, как по ее руке пробежала дрожь и обеспокоенно спросил:
- Вам холодно?
- Нет, мне стало просто страшно, когда я подумала, что это так далеко от нас, за миллионы световых лет. И может быть, там есть живые существа...
Сейчас она была тихой и ласковой, такой Матвей еще не знал ее. И Матвею неудержимо захотелось поцеловать Люсю.
Но они уже подходили к Дому офицеров. Здесь было людно.
Посреди тротуара, задумавшись, стоял матрос. Приглядевшись, Матвей узнал Бодрова. Выражение его лица поразило Матвея, он никогда не видел матроса таким угрюмым. Извинившись перед Люсей, Матвей подошел к матросу.