Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях
Но справедливости ради, стоит заметить, удач и везения в его жизни было гораздо больше, нежели потерь и разочарований.
«… Когда из Греции вон выгнали богов
И по мирянам их делить поместья стали,
Кому-то и Парнас тогда отмежевали…»
Скоропостижная смерть отца утвердила Ванечку в мысли, что взрослая жизнь уже началась. И должность писца в городском магистрате, тому подтверждение. Должность самая низкая, ниже ее только дворник. Но за бесконечное переписывание бумаг платят. Немного, но все-таки. Как-то незаметно для себя самого, Ванечка перешел на стихи. Рифмы так и вертелись в его юной голове.
Кто-то из любопытных приказных подглядел, чем занят полный писец. И попросил юного стихотворца написать любовное послание предмету своих воздыханий.
Далее у писца Ванечки уже не было отбоя от желающих. Добрая половина барышень Твери и не подозревала, что всем им пылко признается в любви один и тот же толстый и неуклюжий юноша. Правда, под разными фамилиями. Сколько счастливых семей состоялось при непосредственном участии писца Ванечки из городского магистрата. Правда, на свадьбы его не приглашали. Ел слишком много.
Стихи Ванечки как-то попали на глаза Львову. Сам Николай Александрович, будучи человеком просвещенным, читающим, пришел, прямо-таки, в изумление. У юноши был несомненный талант.
Не долго думая, Николай Александрович забрал юного Ванечку с собой в Петербург. На показ, и не пожалел об этом.
В петербургском доме Львовых проживала, кроме прочих, одна болонка. Со вздорным характером. Вся такая беленькая, чистенькая. Даже с двумя бантиками. На шее и на хвосте. На французский манер.
И звали ее тоже на французский манер. «Зизи-Мишель». Хотя в действительности она называлась Зинаида Михайловна.
Только Ванечка переступил порог петербургского дома Львовых, она презрительно оглядела его с ног до головы и, даже толком не обнюхав, пробормотала себе под нос:
— Дурак какой-то неотесанный! Деревенщина!
— Думается мне, сама дура! — едва слышно ответил Ванечка.
Зизи-Мишель опешила. Даже на задние лапы присела от изумления. Разумеется, ее до глубины собачьей души поразила способность Ванечки понимать их собачий язык.
— Ты, что ли… все понимаешь… по-нашему?! — прошептала она.
— Извольте мне не «тыкать», барышня! — строго ответил Ваня.
— Извините… — едва слышно пролопотала Зизи-Мишель.
Она тут же пустила по городу слух о «самом человечном» человеке. Из Твери. Очень полном, но… все-таки, симпатичном.
Но не только лохматую Зизи-Мишель поразил в самое сердце полный писец Ванечка. Николай Александрович вывел юного поэта в свет. Для того, собственно, и привез в Петербург.
Почти во всех светских салонах стихи юного поэта производили самое благоприятное впечатление. А в сочетании с фантастической неуклюжестью и неповоротливостью становились просто событием.
Милые дамы одолевали Ванечку вопросами? Какая из муз ему более импонирует? Мельпомена, муза трагедии? Или лукавая Талия, муза комедии? Или он отдает предпочтение Терпсихоре, богине танца?
Юный Ванечка не обижался. Простодушно отвечал. Дескать, его сердце принадлежит исключительно музе Клио. Музе Истории. Любительнице россказней и небывальщин.
В Петербурге Ванечке постоянно везло. До первой влюбленности. В пятнадцать лет он был представлен первому драматургу эпохи Якову Борисовичу Княжнину. Уже немолодому худощавому с бледным лицом. Постоянная полуулыбка Княжнина, всякое его слово, вовлекало Ваню в мир, в котором не было ничего скучного и незначительного.
Когда-то Княжнин служил в гвардии. И однажды на балу был отмечен самой императрицей. Вся гвардия тогда вздыхала по ней. Екатерина распорядилась подвести к ней Княжнина.
Хозяин дома потянул его за рукав, но Княжнин, (вообразив черт, знает что!), выдернул руку и стремительно покинул залу.
Глядя ему вслед, Великая Императрица усмехнулась.
— Очевидно, старею. Прежде молодые люди от меня не бегали.
В тот год Екатерине Великой было тридцать шесть. Выглядела она лет на десять моложе.
Историю эту Ванечка услышал из уст жены Княжнина, Катерины Александровны, Она была молода, хороша собой, прекрасно образована, естественна и проста. Разумеется, пятнадцатилетний Ванечка влюбился с первого взгляда. Разумеется, Катерина Александровна заметила это. Но толстый молодой человек с литературными, поэтическими амбициями был сей симпатичен. Не более того.
А влюбленный Ванечка уже фантазировал себе… Еще при первом знакомстве он решительно заявил. Мол, не признает светских условностей. И презирает общепринятую учтивость. Катерина Александровна с ним согласилась. И абсолютно серьезно заявила, что мечтает жить в Вест-Индии среди дикарей. И никаких одежд вообще не носить.
Ванечка был покорен. Он тоже считал, лучшее украшение — это чистота души. И тоже втайне мечтал отправиться в Вест-Индию.
Любовь кончилась так же внезапно, как и качалась.
В Петербурге объявился очередной «французик из Бордо». Россия всегда славилась поклонением всему иностранному. Не удивительно, что сей французик, обосновался в гостиной Княжнина. И всех покорял своими «физиогномическими» способностями. Якобы, мог по чертам лица угадывать не только характер, но и поступки человека.
В тот вечер Ванечка появился в гостиной первого драматурга эпохи с опозданием. Пристраивал очередное любовное стихотворение в журнал. Под названием «Госпоже К». Центром внимания, разумеется, был французик. Катерина Александровна пожирала его глазами и кивала на каждую, высказанную им глупость.
— Возьмем, к примеру, господина Крылова, — небрежно кивнул в его сторону французик. — У него брови густы, губы толсты. Из чего можно заключить, у него есть тайная симпатия, которой он сочиняет стихи. И даже публикует их в журналах.
Все присутствующие в гостиной засмеялись, Катерина Александрова звонче всех, Ванечка побледнел и присел в сторонке.
Представление с французиком в заглавной роли продолжалось. Гости были в восторге. Юный Ванечка решил несметно исчезнуть. Подошел к ближайшей двери. Дернул за ручку. Без-ре-зуль-тат-но! Дернул еще и еще. С тем же успехом. Нажал на проклятую дверь плечом, распахнул ее и… оказался в подсобном помещении!
Вслед ему из гостиной раздался смех. Подлый, уничижительный. Громче всех смеялась Катерина Александровна. Просто умирала со смеху. Неуклюжий Ванечка поспешно покинул дом Княжнина.
В тот день Ванечка долго бродил по улицам. Без цели и направления. И сам не заметил, как оказался на Васильевском острове.
