Игорь Виноградский - Улыбнись горам, дружище!
На поляне Сулоева стоял тогда базовый лагерь Таджикской Академии наук, так называемая «Машковоская экспедиция». Занимались они вопросами кислородного голодания и какой-то космической тематикой, а для нас взялись по анализу крови перед восхождением сказать: кто дойдет до Коммунизма, а кто – нет. Мы хихикали, мол, мы сами знаем! Но были неожиданности. И ведь эскулапы оказались правы...
Вокруг домиков медиков резвилась свора роскошных собак – среднеазиатские овчарки. Один пес «увязался» за нами на тренировочный выход и ведь, собакаэтакая, взошел на плато! Правда, в двух местах его перетаскивали – там, где лазать надо было, но факт остается фактом: на 6.200 он был и вяло вилял оттуда хвостом всему миру! Деликатнейшее существо был этот азиат, – вылизывал только банки. Сервелат наш не ел. То ли стеснялся, то ли считал, что свежие суслики на поляне – лучше. А на спуске нечаянно спустил пару камней на идущих внизу. И все понял, – что нехорошо себя ведет, не по-товарищески. И уж как он извивался, извиняясь, как махал хвостом: мол, простите, ребята, вы же в триконях, а я – босой... А потом лихо съезжал по снегу на своей «пятой точке», точно подруливая хвостом... Когда мы, спустившись с горы, узнали, что его ради науки доктора зарезали, – прямо плакать хотелось! Ох уж, эти доктора!..
Во время второго тренировочного выхода, помню, идем по девственно-чистому сверкающему на солнце снегу плато и вдруг видим – капли крови, лыжные следы и... десятки мышиных хвостов! Диво-дивное! Но скоро все разъяснилось. Посередине плато – барьер – крутое возвышение метров в двадцать; именно в этом фасаде мы копали себе снежные пещеры для ночевки. Труд нелегкий и не простой. Но зато никакая непогода тебе не страшна, никакой ветер. Запалишь свечку, – все стены и потолок сверкают миллионами огоньков; раскочегаришь примус – тепло! По нашим понятиям. Главное – не забыть сделать наклон к выходу и оставить «окно», чтобы углекислый газ «стекал» на волю, иначе можно угореть вконец и запросто... У «машковцев» пещера капитальная – в ней растянута палатка. Кофе, коньячок для гостей, приемник «голосом Америки» разговаривает, научные мужи обсуждают погоду и диссертации... Перестаешь понимать, где ты находишься. Что касается капель крови и мышиных хвостов, всё оказалось просто; надоело кандидатам наук мышей в ящиках на себе по крутому скальному «ребру» на плато таскать – попросили вертолетчиков прямо сбросить. Ну, треть потеряли, – наука требует жертв!
Считается, что для того, чтобы подняться на 7.500, надо сходить на 6.500 – 6.700 и спуститься... Команда «надулась» наутро лезть на какой-то снежный «пупырь» по дороге к самому Коммунизму. Долго я смотрел на него в розовых лучах заходящего солнца... А потом спросил у собственного организма, которому доверяю больше, чем самому себе: «Дружок, скажи мне правду: ты хочешь завтра с утра лезть для акклиматизации куда-нибудь?» И организм мне четко ответил: «Если честно, то не хочу! Давай, мол, лучше выспимся и устроим «дневку». Я доложил об этом Фреду. Он улыбнулся и пожал плечами: «Ты сам уже «большой мальчик», решай! Рискуешь, конечно... Но может ты просто такой здоровый?» И я остался на ночевке.
Парни пришли обратно в середине дня. Все измордованные. Снег и сосульки торчали чуть не из ушей...
- Еще раз ночуем? – спросил я, напоив их чаем.
Никаких ночевок! Только вниз и – рысью! – прохрипел Фред. Перед самым их выходом состоялась радиосвязь. Оказалось, наверху серьезно заболел болгарин. Его несут вниз. База просит оставить хотя бы одного человека – для ретрансляции: прямой связи со спасателями нет. Фред долго молча смотрит на меня, потом говорит: «Кто-то тут собирался еще одну ночевку устраивать?..» Я кивнул головой. Команда «посыпалась» вниз.
Я вернулся на поляну на другой день, и дальнейшие события подтвердили: мой организм меня не обманул. Влез я на этот самый Коммунизм и довольно легко. Когда стоял на самом верху, казалось: будь еще 500 метров до 8 тысяч, прошел бы и их. Так ли это на самом деле – сказать не берусь. Но тогда мне так казалось...
Самая большая группа была у грузин – человек 30. Они привезли с собой какого-то знаменитого охотника и наладились стрелять туров, которых там не меряно – стадами ходят. Грузинам нужно было не только мясо, им нужны были самые большие рога – рога вожака. Короче, эти вольные «сыны Кавказа» выследили приличное стадо, оцепили его и погнали в скальные ворота, где у них была засада. Главный охотник с первого выстрела уложил вожака. Стадо обезумело, поперло на них. Автоматов у ребят тогда не было, пришлось отбиваться от козлов прикладами. И матом... Набили их, рогатых, штук десять. Еле дотащили, зато свежее мясо потом ела вся поляна. И что мы сейчас с грузинами общего языка найти не можем?
А еще был с ними один казус: они заранее списались-договорились с поляками, что те привезут и продадут им ботинки «вибрам» – жуткий дефицит по тем временам. И хитрые поляки привезли ботинки. Но отдать хотели только после того, как сами в них на Коммунизм сходят. А в чем, простите, идти наверх гордым сынам Кавказа? В тапочках?! Еле договорились, – к свевающим вершинам Коммунизма – ходить по очереди!
А вообще, я помню, Поляна Сулоева жила своей специфической жизнью. «Машковцы» резали собак и мышек и готовили диссертации. Грузины «обделывали» рога азиатских туров. Виталий Михайлович Абалаков бегал по поляне и заглядывал за все валуны, чтобы пресечь позорную торговлю с иностранцами. Группы уходили наверх и возвращались.
Но однажды около полудня случилось форменное светопреставление. На высоте 6.200 в углу плато на фоне самого пика Коммунизма с ледника Трамплинный сорвалась огромная лавина, вызвав еще и ледопад. Все это месиво снега со льдом, с грохотом пролетев почти два километра по высоте, билось о нижнюю поверхность ледника, вставало там, наподобие атомного «гриба» и стеной двигалось на нашу поляну... Свет солнца померк. Настали сумерки. На нас «потянуло» холодным снежным ветром. Вокруг солнца появилось радужное кольцо. А еще через пару минут снежное облако пересекло ледник (а это более километра) и накрыло наши палатки, оставив на их крыльях покров снега в палец толщиной. ...Прошло несколько минут – и над покрытой свежим снегом зеленой травой поляны снова, как ни в чем не бывало, сияло солнце, и окружающий мир улыбался людям. У меня есть два слайда этой лавины – очень впечатляющее зрелище...
Рации у всех у нас были простенькие, примитивные. На связи приходилось так орать, что, казалось, голосом докричаться проще. Но зато вся поляна была в курсе того, что твориться там, наверху. Вопли радистов и начальства, дававшего указания, долетали до самых отдаленных палаток. В том сезоне на пик Евгении Корженевской шла чисто женская группа под руководством то ли Галины Рожальской, то ли Эльвиры Шатаевой – сейчас уже не помню. Как относились окружающие мужики к этим, простите, «бабским выдумкам»? А как они могли относиться? Конечно, скептически! Одно дело – хорошую тетку в сильной группе на вершину завести – это «за милую душу»! Как говорится: «Надо? Хоть паровоз затащим!» Только чтобы он не сопротивлялся. И не давал «задний ход». А пыхтеть – пусть пыхтит. Другое дело, когда женщины сами начинают своевольничать. Да, альпинизм – это школа мужества. И замужества тоже. Но чтобы одним теткам ходить – это не дело!.. И были, конечно, вокруг этого восхождения какие-то интриги, шли дамы на какой-то приз, а кого-то не взяли. Наверху их «прижало» непогодой, выбились из графика движения, того и гляди, контрольный срок будут продлевать. «Женской группе приказываю идти на спуск!!!» – по сто раз подряд три раза в день, казалось, на все ущелье кричал Абалаков. А что наши дамы? Они были не так просты: на связь выходили, но транслировали одну фразу: «Вас не слышим. Вас не слышим. У нас все в порядке, – двигаемся к вершине!» Когда «девочки» спустились, смотреть на них было страшно: обгорелая кожа отслаивалась от лица Рожальской лентами и трепетала на ветру. Но рассказы были – заслушаешься!
