Борис Щербаков - В/ч №44708: Миссия Йемен
Вызвали меня в Штаб, и объявили о командировании к новому месту службы, в южный город Таизз, в танковую бригаду. Спасибо за доверие, конечно, но….
«Стойте!!!А как же моя редиска??!!» — хотелось вскричать мне. Редиска гибла на корню, и это казалось так несправедливо. Настолько несправедливо, что сразу после переезда, в своей новой таиззской квартире, на огромном, опоясывающем балконе-лоджии 4 —го этажа жилдома…. я задумал немедленно воспроизвести «огород», воплощение своей мечты о скорых всходах.
И,поверьте, это было совсем непросто, «челлендж», как бы теперь сказали. Охота пуще неволи — я сколотил длинный фанерный ящик, затащил на балкон ведер 20 земли (а ее еще надо было поискать, в городе-то там пыль в основном, да камни, так что мне приходилось копать ее в горах, вдоль дороги на Мафрак), чем опять зело удивил хабиров своих, и стал поливать, экономно расходуя драгоценную воду. В Таиззе с водой было несравнимо хуже, чем в Сане, да и просто меньше ее привозили.
Сколько уж там растет эта редиска, не помню, дней 20–25 что ли, что-то там выросло на убогой почве, и мы даже, по-моему, смогли это в виде салата съесть, но, как обычно в жизни и бывает, когда чего-то ждешь и надеешься на маленькое чудо — его-то и не происходит. Вот чуда и не произошло, отвратный получился редис. Не расположена йеменская земля к производству редиса в привычной нам, сочной, хрустящей форме. Мой смелый эксперимент по перенесению навыков средне-русского земледелия на оконечность Аравийского полуострова закончился неудачей, и надо со всей мерой ответственности это признать. Другая там земля.
Впервые ощущение «другой» земли возникло еще в1975 г в Болгарии, куда ездили мы в составе студенческого стройотряда. Вроде все так же, а земля другая, люди другие, запахи друие, ко всему надо привыкать как-бы заново. И тогда уже встал вопрос, пока неосознанно, — а надо ли?
Не секрет, что из-за Железного Занавеса остальной мир казался нам чуть ли не Землей Обетованной, и, надо сказать, были на то веские основания. Но ведь фундаментально, в массе своей люди не расположены менять среду обитания лишь бы для того, чтобы поменять. Мир посмотреть — это да, а жить в чужой культуре и под чужим небом, немногие были готовы тогда, немногие могут и теперь. Ведь тут какая штука, требуется менять не только среду обитания, но и себя, изнутри, болезненно ломая привычки, стереотипы, отказываясь от привычных форм жизни. Гениально сказал Гораций (извините, сумничаю) «Animum non coelum mutant qui trans mare currant», что в переводе «Пересекающий море меняет не небо, но душу».
Ни тогда, в период первого своего попадания за строго охраняемую границу СССР, ни много после, когда все страны принялись охранять уже свои границы, скорее, от совестких, русских граждан перспектива менять душу меня не прельщала. И пусть успокоится на этом задним числом Генарал-майор Чернобровкин, узревший в моей биографии «червоточину», и все проверявшие меня тогда «инстанции», равно как и разномастные «особисты», по жизни неизбежно сопровождавшие командированного советского человека за рубежом. Хотя я никогда не осуждал людей, сделавших выбор в пользу «смены неба» — обстоятельства же у всех были разные, пресловутый «пятый пункт», например, делал жизнь совсем несладкой для огромного числа граждан. Да и оставшимся сильно мешал жить всякими дурацкими ограничениями, регламентами, лозунгами, идеологией…
Но ведь неверно отождествлять Родину и Государство, которое на этой твоей Родине волею исторического случая существует. «Умное» государство сделает так, что присущие этим понятиям противоречия сведутся к минимуму, ну налоги, ну законы, но не более. «Неумное» сделает все, чтобы отвращение к нему, Государству, перекинулось на святое понятие Родина, что безумно несправедливо, глупо, неэффективно, в конце концов.
И тогда ничего ему, неумному Государству, не остается, как замкнуть своих граждан в хорошо охраняемый гигантский лагерь под названием СССР, а некоторых, особо с режимом несогласных, и в настоящий, пенитенциарный лагерь.
Я тут недавно разговорился с одним известным и умным к тому же человеком, и к общему удовольствию, наши суждения на многие темы сошлись просто-таки «бесшовно», как бы сказали друзья-американцы. И вот по одной из них особенно: любят у нас сейчас порассуждать о том, как, дескать, эффективно работала советская пропагадистская машина во времена СССР, люди чуть ли не верить начинали в скорое торжество победы бессмертных идей господина Ульянова (Ленина) и предтечи его красивой, но пустой на поверку временем философии г-на К.Маркса. Как бы не так, не согласились мы. Просто очень эффективно работала другая, вспомогательная идеологической, репрессивная машина, поэтому и было себе дороже не верить в светлое будущее…
А если серьезно, все мегаватты лозунгов вчерашнего дня и все километры красного кумача, опоясывавшие одну шесту часть земного шара в те годы, с точки зрения поддержания патриотизма не могли и сравниться со щемящим воспоминанием сырого августовского леса, да со вкусом ядреной, хрустящей среднерусской Редиски, выкопанной с родительской грядки.
Вот бы о чем надо было думать больше идеологам Общества Развитого Социализма…Но думали они, увы, больше о сохранении геронтократии своей, прикрываясь мишурой фальшивых лозунгов.
Это я сейчас такой умный. А в те времена казалось, что просто я чего-то не понимаю — раз живет себе и «процветает Государство Рабочих и Крестьян», стало быть, в основе лежит мудрая плодотворная идея, просто врагов у государства много всяких, и внешних и внутренних. Мне льстило даже, что в Институте я познакомился и дружил какое-то время, до отъезда В Йемен, аж с Ольгой Сусловой!!! В конце 80-ых никому не надо было объяснять, кто такой Суслов. Сейчас уже надо: «дедушка Миша», как Ольга его называла, был вторым человеком в Партии (в КПСС), по общему признанию «серым кардиналом», главным идеологом…Вот кому история теперь выставит свой строгий счет за проколы в иделогическом сопровождении общества «развитого социализма» на его последнем этапе. Хотя «дедушке Мише» давно уже поровну, кто там какой счет ему выставляет, лежит он себе у Кремлевской стены Плача, и смотрит каменным своим немигающим глазом на творящееся безобразие нашего времени. Ничего святого, ей богу.
А в 1979 г., когда я рассказывал в жаркой мафракской пустыне, на станции слежения в просторечьи на армейском сленге именуемой «козел», прапорщику Славе Палько про это свое знакомство и поездки на Цековскую дачу Сусловых в Кунцево, где по соседству дачи Долорес Ибаррури, Марии Ульяновой, Дмитрия Елизарова, а неподалеку — и «лично Генерального Секретаря…» он цепенел, слушал завороженно… Аж дух захватывало от космического размера, исторической значимости фамилий!!!А я был горд не принадлежностью, нет, я никогда близко не подходил к ним по параметрам, но лишь тем, что имел такую возможность прикоснуться к тем же березкам в Кунцеве, что гладила несгибаемая Долорес, и к той же дивной свежести «микояновской» колбасе, которую продавали там в спец-магазинчике, куда, кстати, нам, простым смертным вход был по любому заказан, только Ольга лично могла войти туда…
А еще я вспоминал курьезный эпизод лета 1977 года.
После сдачи какого-то очередного Госэкзамена в Институе, компания моих однокурсников отправилась пить пиво, на Калининский проспект, под кинотеатром «Октябрь» там справа было немудреное летнее кафе под тентами. Я чуть задержался и подошел несколько позже, когда ребята уже сидели в кафе, причем среди них были незнакомые мне люди. Я шутливо — грозно окликнул компанию:
— Так, товарищи студенты, нарушаем? Распитие спиртных напитков…
Внезапно один из незнакомцев, крепенький парень нашего возраста, на полном серьезе вскочил мне навстречу:
— В чем дело? Ты кто такой?… — ну в этом роде.
Мои товарищи его стали останавливать, дескать, наш это, Боря Щербаков, это он шутит так. Парень сел, мы продолжили трапезу, посмеялись вместе над шуткой, познакомились. Парень ловко открывал бутылки с пивом, пробка об пробку, я так раньше не умел!!! Потом мы поехали на съемную квартиру к Володе Циликову, в Давыдково, продолжать знакомство, общались до поздней ночи, когда уже надо было разбегаться по домам. Парень позвонил куда-то, через полчаса к подъезду уже подъезжала черная «волга».
Леонид Брежнев, студент, по-моему, химического института, научил меня мастерски открывать пивные пробки, чего я и демонстрирую с тех пор весьма технично. Интересно, вспомнит ли внук Генсека тот летний день 1977 года? Да вряд ли…Вот, эпоха давно закончилась, да и имена многие потускнели, а полезный навык (это я про пиво), остался!!!Спасибо, Леня!!!
Анчар и грифы
Наверное, немногие помнят смысл и собственно текст пушкинского «Анчара», но уж про то, что Анчар — это древо яда, что-то уж больно ужасное и мистическое, наверняка подсознательно помнит каждый, кто по школьной программе этот самый «Анчар» проходил. Ну, помните?
