Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора
Поздно ночью закончил читать том «Содом и Гоморра», и будто бы что-то оторвалось, опустело. Кажется, дальше у нас ничего не переведено. Это неслыханное удовольствие — листать плотные тексты и думать над ними. Последнее: я спросил через Ирину Ивановну, нет ли музея или памятного уголочка Пруста где-нибудь в Париже. Нет, и невозможно — это все кому-то принадлежит. Мне, как любителю, экскурсовод, пожилая, по-столичному подтянутая дама, переписала все парижские адреса Пруста: бульвар Осман 102; бульвар Малерб 9; ул. Курсель 45; ул. Амле 44. Кажется, что это и к вопросу о Платонове в эпоху олигархов в России.
26 мая, пятница. Пропустили вчера льготный спектакль в Комеди Франсез — 50 франков. Я тоже начал, как западные люди, ориентироваться на «сумму прописью». Весь день посвятили прогулкам с Ив-Мари. Потихонечку из разговоров с ним и с Сокологорской выявился его портрет. Я полагаю, ему за пятьдесят, родом он из Нормандии, там же учился у Сокологорской, а потом с помощью своей учительницы перебрался в Париж: везде и все, в любой деятельности опираются на своих. Я думаю, он ничьих поручений не выполнял: мы приезжие и нам надо помогать. Здесь еще был, конечно, момент общения с носителями языка, а так как он ведет семинар «Чтение газетных статей», доставшиеся ему от Фриу — сведениями, идиомами, духом России нужно подпитаться. Со своей стороны, каждую встречу с французами-преподавателями русского языка мы рассматриваем, как деловую. Всегда из этих личных проектов выходит больше, чем из официальных и заранее спланированных. Может быть, мне так и не удастся записать все разговоры с Ив-Мари, но «записанные», как в жизни, разговоры так скучны. С другой стороны, в живом разговоре столько внутренней динамики, в незначащих фразах столько подтекста, но, увы, даже в стенограммах это не воплощается. Как распишешь переходы тона, сдержанную иронию или ярость в голосе? Жизнь, увы, есть жизнь, а литература и жизнь параллельны. «Чтобы достичь полноты в обрисовке какого-нибудь действующего лица, в определенный момент необходимо дополнить описание его внешности воспроизведением его речевых особенностей, а в обрисовке де Шарлю останется пробел за невозможностью передать его ласкающий слух быстролетный смешок — так исполнение иных произведений Баха никогда не бывает совершенным, потому что в оркестрах нет «маленьких труб» с их единственным в своем роде звучанием, труб, которые, по замыслу композитора, должны вступать там-то и там-то»
Мы встретились с этим милым преподавателем в 12 дня у станции метро «Рим». Ив-Мари составил, скажем так, такой реалистический план, о котором нам и доложил. Сначала обед — не хотим ли мы в русский ресторан? Потом в «Музей романтической жизни» — здесь, оказывается, квартира Жорж Санд, которая именно тут мучила Шопена, — а уж на закуску, он, Ив-Мари, «поводит нас по старинным пассажам». Хождение по пассажам было для нас неожиданным и не очень укладывалось в наши… привычки — мы не покупатели, но уже после я понял, что это была замечательная, редкая для туриста прогулка: какое обилие вещей. Вещей и раритетов, которые, оказывается, продаются и покупаются. Продается и покупается антиквариат: старые открытки, книги, мебель, фарфор, старинная посуда, разрозненные чашки, старые, но модные кастрюльки, допотопные фотоаппараты. Как многообразна жизнь и сколько разного человек систематизирует, собирает, коллекционирует и тащит себе в логово! Между сколькими вещами проходишь с потаенной мыслью: ко мне бы в дом!
Но, вернусь к вопросу о русском ресторане. «Русские рестораны обычно очень дорогие…» — «Для новых французов» — это С.П. «Это правда, — чуть раздвинул свои узкие губы Сен-Мари — они дорогие, но вот этот ресторанчик — совсем как обычный. Я в нем был и мне там понравилось». Для нас, конечно, посещение русского ресторана — это несбыточная мечта — русские у себя дома, русские в представление французов — основные-то посетители французы, как в китайские рестораны не затащишь китайца, — русский ресторан для нас, русских, это зеркало в зеркале. Что в нем отразится? Но вот тут, в ресторане «Казачье веселье» мы и сделали некоторую промашку, ввели Ива-Мари в расход.
Дело в том, оказывается, что в любом французском ресторане существует «меню» — это как бы наш комплексный обед, цены, если ты заказываешь «меню», — умеренные. И все в этом «Казачьем веселье» было в полном порядке, милый бармен лет пятидесяти прекрасно говорил по-русски и по-французски, и приготовлено все было с прелестной умелостью, но мы, кроме «меню», заказали еще «борщ». Соблазнился я цитатой из Пушкина, и соблазнил всех на пожарские котлеты, отказавшись от бефстроганов. В «меню» входил набор закусок: селедка, капуста и русский салат (оливье — только без мяса или курицы). Вторые блюда: пожарские котлеты и бефстроганов. Десерт: лимонный пирог (слоеное тесто с начинкой из меда и лимонного сока), ватрушка и кисель. Все демократически согласились на лимонник. Но пока мы размышляли над «аперитивом», — слово это не совсем привычное для русского уха — хозяин произнес с особым смаком, пока решали, вишневая наливка или смородиновая, невольно подумалось: ну какой обед без борща? А теперь сравнительные суммы: «Пожарские котлеты» — 32 франка, «Борщ» — 68. Всегда, Сережа, помни о «меню» и не разрешай захватить себя обеденной энергии. Но, к счастью, борщ был, хотя и без мяса, как борщ, очень вкусный и с настоящей сметаной и маленькими пирожками с мясом.
Естественно, — ресторан крошечный, на 20 мест. Захотелось увидеть творца этих гастрономических совершенств, и увидели: женщина лет 45-ти, она преподавала домоводство, шла за своими детьми, из школы, где работала, в школу, где они учились (школа была с «французским» уклоном). Потом дети «зацепились» здесь. Но разве моя сестра Татьяна не «зацепилась»? Открыли с мужем семейный ресторан. Муж, тот самый вежливый и предупредительный официант (бармен), знает язык, тоже был учителем. Из Москвы уехал зам. директора издательства «Просвещение». Стоило ли менять одну долю на другую? Я бы не смог. Я выше всех считаю долю русского писателя на своей родине.
Теперь о Жорж Санд. Прелестный, во дворах доходных домов, особнячок в центре, но ближе к Монмартру. Санд какими-то родственными узами была присоединена к художнику Шефферу, крепкому портретисту второй половины XIX века. Что-то вроде наших академистов. А он был учитель императорских детей, хорошим, одна из принцесс стала профессиональным скульптором. Сохранили именно его музей, картины, но «паровозом» собрание вещей и художественных предметов связали с «романтической жизнью» — с Жорж Санд.
Самое интересное: правильно или нет, но Аврора Дюдеван считается дальним потомком знаменитой на всю Европу связи Августо Сильного Саксонского и знаменитой авантюристки графини Авроры Кеигсмарк. (А.Толстой «Петр Первый») И бабушка, и правнучка с мужчинами обращаться умели.
