Галина Серебрякова - Маркс и Энгельс
«Если бы у нас не было социал-демократии и если бы многие не страшились ее, — вынужден был признать Бисмарк, — то мы не могли бы похвалиться и теми умеренными успехами в социальных реформах, которых мы теперь достигли».
Энгельс, оставшись один после смерти друга, сперва надеялся, что займется целиком теорией. Он считал, что в практической агитации ему удалось бы сделать не больше, чем всякому другому, в области же теории предстояло потрудиться за двоих.
Однако надежде Энгельса, что благодаря строгому разделению труда он полностью отстранится от внутрипартийных дел, не суждено было осуществиться. Да и сам он вскоре пришел к мысли, что чисто теоретическая работа невозможна и неинтересна без участия в практической деятельности партии.
«Внутренними делами Вы мне отнюдь не докучаете, — писал Энгельс редактору газеты «Социал-демократ» Э. Бернштейну в Цюрих в июне 1883 года. — Живя за границей, никогда нельзя быть достаточно осведомленным о подробностях… внутренней борьбы в рабочей партии, которая, несмотря ни на что, является ведущей европейской рабочей партией…
К годовщине июньского сражения 1848 г. посылаю Вам статью Маркса из «Neue Rheinische Zeitung». Он один во всей европейской печати стал на сторону повстанцев, когда они потерпели поражение».
Энгельс не только продолжил переписку со многими деятелями социалистического движения Европы и Америки, которую он прежде вел совместно с Марксом, но расширил круг адресатов. Отныне дом Энгельса на Риджентс-парк-род стал местом паломничества социалистов и революционеров всех стран. Среди его корреспондентов появились новые имена: Г. Шлютер — Германия, Д. Магон — Англия, П. Мартиньетти — Италия, Ф. Келли-Вишневецкая — США и другие.
Письма Энгельса, помимо их теоретической ценности, всегда будут интересны также и тем, как незримо в каждой строке чувствуется мысль двух умов, и часто в его посланиях мелькают слова «мы», «нам», «наши взгляды». Он не забывает подчеркнуть, что «это Маркс знал лучше, чем кто бы то ни было»; или «Маркс никогда не стал бы так писать»… Вступая в отношения с новыми людьми, он оценивает их прежде всего меркой своего друга: «Маркс свернул бы мне шею, если бы я разрешил переводить его этому крикливому обожателю Гогенцоллернов»…
Маркс и Энгельс все еще как бы творили слитно. После смерти великого творца «Капитала» его сердце продолжало пульсировать, покуда жив был Энгельс, который нес их общие идеи, хранил дорогие воспоминания.
Высмеивая автора какой-то статьи, в которой Маркс изображался чем-то вроде горемыки, Энгельс писал:
«Быть может, как-нибудь, когда я буду в особенно веселом настроении, я его взгрею. Если бы этим болванам довелось прочесть переписку между Мавром и мной, они бы просто остолбенели. Поэзия Гейне — детская игрушка по сравнению с нашей дерзкой, веселой прозой. Мавр мог приходить в ярость, но унывать — никогда! Я хохотал до упаду, когда перечитывал старые рукописи. Эта переписка, имеющая также и историческое значение, попадет, насколько это будет зависеть от меня, в надлежащие руки».
Энгельс смело вступил в спор с теми деятелями социал-демократического движения, которые надеялись, что пролетарская революция произойдет немедленно и стихийно.
Энгельс придерживался того обширного плана воспитания и обучения пролетарских масс и социалистических партий, который был разработан им совместно с Марксом. В условиях сравнительно «мирного» развития капитализма рабочему классу надо было подумать об организации и собирании своих сил. Энгельс учил социалистов медленно идти навстречу неминуемым социальным революциям, используя время для теоретического и организационного укрепления партий рабочего класса в разных странах. Его послания к руководителям социал-демократии поражают простотой языка, ясностью ума, мудростью и опытностью старого революционера. Страницы его писем искрятся остротами, пропитаны юмором, иная походя брошенная мысль заключает в себе силу всего учения.
«…массы гораздо лучше почти всех вождей, — говорит он в одном из писем старому своему другу И.Ф. Беккеру, — и теперь, когда закон против социалистов принуждает массы действовать собственными силами, а влияние вождей сведено к минимуму, — теперь движение лучше, чем когда-либо». Вот мысль, которая вечна и которая найдет свое Окончательное завершение и торжество в коммунистическом обществе, когда массы сами будут управлять собой.
«Среди так называемых вождей много гнилья, но в наши массы я верю безусловно», — писал он.
Энгельс подчеркивает постоянно, что социальная революция есть дело широких масс. Он заботится в первую очередь о том, чтобы на стороне социалистов было большинство трудящихся.
«И у нас тоже первым, непосредственным результатом революции может и должно быть, по форме, не что иное, как буржуазная республика»… которая «послужит нам прежде всего для привлечения широких масс рабочих на сторону революционного социализма…
Грубая ошибка немцев заключается в том, что они представляют себе, будто революцию можно сделать в один день. На самом же деле она представляет собою многолетний процесс развития масс…»
Энгельс обнаружил в материалах Маркса экземпляр с изменениями и добавлениями, которые необходимо было сделать к французскому изданию первого тома «Капитала», и решил переработать теоретическую часть некоторых глав, как это было задумано автором.
Он работал без устали. «Третье издание I тома «Капитала» требует от меня каторжной работы», — говорил он часто.
В середине августа 1883 года Энгельс отправился на отдых в Истборн, но и здесь он не расставался с корректурными листами третьего немецкого издания. Выбор жилья оказался не совсем удачным, рядом в одной комнате жили трое взрослых и двое маленьких детей, и Энгельс в письмах жаловался на помехи в работе. И однако не терял времени, мечтая лишь об одном: сделать все возможное, чтобы новое издание первого тома «Капитала» появилось как можно скорее. Книга вышла в свет в феврале 1884 года в Германии.
«Марксу не суждено было самому подготовить к печати это третье издание, — писал Энгельс в предисловии, — могучий мыслитель, перед величием которого в настоящее время склоняются даже его противники, умер 14 марта 1883 года.
На меня, потерявшего в лице Маркса человека, с которым я был связан сорокалетней теснейшей дружбой, друга, которому я обязан больше, чем это может быть выражено словами, — на меня падает теперь долг выпустить в свет как это третье издание пёрвого тома, так и второй том, оставленный Марксом в виде рукописи. О выполнении мною первой части этого долга я и даю здесь отчет читателю».
