Федор Раззаков - Звездные трагедии
Стоит отметить, что летом того же 71-го года жизнь Дина Рида могла пойти и по другому сценарию и его новой родиной вполне мог стать и Советский Союз. В июле Дин принимал участие в работе московского Международного кинофестиваля (к его приезду советское ТВ приурочило его концерт, показанный 18 июля) и заимел здесь еще одну пассию – свою ровесницу, 33-летнюю эстонскую киноактрису Эве Киви (к тому времени она была известна зрителям по таким фильмам, как «Сампо», «Озорные повороты», «Балтийское небо», «Последняя реликвия», «Красная палатка» и др.). Киви в то время была замужем за известным конькобежцем, олимпийским чемпионом 1964 года в Инсбруке Антсом Антсоном, однако это не помешало ей увлечься красавцем Дином Ридом.
Вспоминает Э. Киви: «У входа в гостиницу „Россия“ Дина окружили фотокорреспонденты. Я стояла в стороне и поймала себя на мысли, что любуюсь широко улыбающимся красавцем. Вдруг он подошел ко мне и, взяв за руку, стал со мной позировать. Тогда я не знала, кто это, – просто смотрела в его сияющие синие глаза и ничего больше вокруг не видела. Потом фотографы меня просветили: „Это же Дин Рид!“ На следующий день все завертелось так стремительно, что у меня не было времени даже подумать. Как в кино! Вдруг оказываюсь в его номере в гостинице „Россия“, куда он меня пригласил, чтобы подарить фото на память, и на меня неожиданно обрушивается град поцелуев. Это был ураган! „Мне срочно улетать на съемку! Я вернусь через три дня“, – пытаюсь вырваться из объятий. Как я очутилась в самолете, совершенно не помню. Сижу, как под гипнозом, гляжу в окно, и вдруг в голове молнией проносится: „Ни у меня, ни у него нет координат друг друга! Как же мы встретимся? Что делать?“ Буквально на следующий день мне в Таллин звонят из Москвы: „Эве, тут тебя один сумасшедший разыскивает“. Оказывается, Дин поставил всех на уши в поисках моего адреса.
Когда я вернулась в Москву, битый час торчала на стоянке такси у гостиницы «Россия», не решаясь сдвинуться с места: как-то неудобно у неприступных администраторш спрашивать разрешения пройти к Риду в номер. А тут и он навстречу идет. «Поехали к моему приятелю читать сценарий, – как ни в чем не бывало хватает мой чемодан. – Я буду играть Кеннеди, а ты – секретаршу. Фильм „Корреспондент Вашингтона“, снимаем на „Беларусьфильме“. Я была ошарашена: у нас-то, кроме поцелуев, ничего и не было, можно сказать, мы едва знакомы, а тут такое предложение… Меня поразило, что он так уверенно хочет привязать меня к себе. Но его творческие планы так и не осуществились. Риду почему-то не разрешали сниматься в Союзе.
Я поселилась в гостинице «Украина». В тот же вечер после обсуждения сценария у его друга, спецкора в Америке, Дин поехал провожать меня и… остался. На счастье, нам попалась хорошая горничная, которая сделала вид, что ничего не заметила. Наутро ко мне в номер прибежала подружка-чешка. Плюхнулась в постель: «Ну рассказывай!» Долго не могла прийти в себя: «Это же надо! Я сижу на легендарной постели! Где ты с Дином…» И даже сделала фото на память – мы с ней в обнимку хохочем на взбитых подушках…»
Не прошло и десяти дней после расставания, как влюбленные снова могли увидеться – на этот раз в Аргентине. Дин приехал туда из Лондона по приглашению одного из телеканалов, а Эве гастролировала по Боливии и Аргентине в составе делегации кинематографистов. Однако встретиться им было не суждено. Дин дал концерт в Буэнос-Айресе, где позволил себе назвать тамошний режим диктаторским, за что его немедленно арестовали и посадили за решетку. Когда Эве узнала про это, она собралась броситься на выручку любимому (хотела пасть на колени перед президентом страны Изабель Перон), но их делегацию как будто специально задержали в Боливии на лишних три дня. А когда Эве все-таки приехала в Аргентину, то Дина там уже не было – его спешно выслали из страны.
И все же они увиделись в том году. В начале августа Дин опять приехал в СССР, чтобы дать здесь двухмесячные гастроли в 9 городах (он привез 20 песен, из которых 16 были новыми). Узнав об этом, Эве отпросилась со съемок очередного фильма и отправилась на встречу с любимым. И в течение нескольких дней они буквально не расставались, день и ночь проводя вместе. А когда все-таки подошло время прощаться, дали слово обязательно скоро увидеться. Это «скоро» наступило спустя несколько месяцев. В конце 71-го Дин опять приехал в Москву, чтобы здесь встретить Новый год в компании с Эве. В те дни про их роман уже судачила если не вся Москва, то половина – это точно. Даже министр культуры Екатерина Фурцева, которая очень хорошо относилась к Киви (вперые она увидела актрису на Втором Московском кинофестивале в 1961 году, и она ей так понравилась, что она сказала: этой актрисе поручите вручать фестивальные призы), узнав об этом романе, послала им на Новый год коньяк и черную икру.
Между тем роман Киви с Ридом расстроил ее брак с Антсоном. Однажды его вызвали в таллинский КГБ и прямым текстом спросили: «Вы знаете, что у вашей жены роман с Дином Ридом?» Антсон сначала не поверил и решил выяснить все у супруги. Но Эве не стала ничего скрывать, честно во всем признавшись. И Антсон с ней развелся, несмотря на то, что у них недавно родился сын Фред.
Уйдя от мужа, Киви продолжала встречаться с Дином, благо сделать это было легко – Дин после их знакомства стал приезжать в Советский Союз еще чаще, чем раньше. Только в 1972 году он посетил Москву дважды, приезжая сюда с гастролями. Так, в период с 12 по 28 февраля он выступал в ГТЭ и ГЦКЗ «Россия», а 9—16 декабря – только в ГТЭ. К этим приездам студия грамзаписи «Мелодия» приурочила выпуск очередного его диска, где Дин Рид исполнял песни разных композиторов (А. Островского, Х. Марти, Ш. Азнавура и др.). Но даже когда возлюбленные находились вдали друг от друга – например, летом того же 72-го, когда Дин снимался в Италии в фильме Фрэнка Крамера «Бунтарь», – они продолжали созваниваться и писать друг другу письма.
Вспоминает Э. Киви: «Когда он приезжал в Москву, мы жили в гостиницах. Дину не разрешали купить квартиру. Даже ночевать у друзей мы не могли – ему, как иностранцу, предписывалось на ночь возвращаться в отель. Конечно, мы старались из его „люкса“ свить уютное гнездышко. Я очень любила оставаться с ним вечером наедине, когда мы, оторвавшись от безумной толпы поклонниц, прятались в номере. Его машину после концерта однажды пытались поднять и понести, в холле гостиницы постоянно прятались фанатки. Часто рано утром в двери стучала какая-нибудь сумасшедшая, которая чудом прорвалась сквозь охрану. Когда мы задергивали шторы и отключали телефон, я обожала смотреть, как он работал: надевал очки и писал книгу. Дин становился таким домашним и трогательным! Обязательно сажал меня при этом на колени. Потом, лежа в постели, играл на гитаре и пел мне песню: „I need your love“. Я плакала от счастья. Когда мы возвращались откуда-то, у нас был любимый ритуал: он сажал меня на стульчик и, присев на корточки, медленно расшнуровывал мои сапожки. Дин снизу вверх смотрел на меня васильковыми глазами, а я таяла от любви. Мы были очень заметной парой – удивительно хорошо смотрелись вместе. Я ходила в черных сапожках-чулках и в коротком розовом кримпленовом платье. Дин же любил свитера-водолазки и джинсы. Потом он привез и мне такую же водолазку, как и у него, чтобы мы ходили в одинаковых. Он часто носил полосатый пиджак, который купил в Чили. И мне однажды подарил такое же полосатое пальто…
