Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
Ковалевский сокрушенно качает головой:
- Комнату ему дали с прекрасным видом на море... Действительно, через огромную дыру в стене видна бухта.
- Немецкие корабли, - объясняет испанец. Его, оказывается, выделили для охраны советских летчиков, и он все время находится неподалеку. Бродят вдоль берегов, иногда обстреливают. Наверное, узнали о вашем прибытии.
- Как же смогли? - недоверчиво вскидывает голову Матюнин.
- Пятая колонна, - отвечает за испанца Мирошниченко.
- Да, пятая колонна, - вздыхает тот.
- Сволочи! - мрачнеет Квартеро. - На лицо посмотришь - все преданные...
Не впервые заявляет она о себе. Выражение в ходу. Мятежные генералы похвалились, что на Мадрид идет четыре их колонны, а пятая действует в самом городе. Скрытые враги стреляют из окон, забрасывают гранатами автомашины. А то вдруг дошли до нас и такие вести, что в каком-то посольстве скрывался большой отряд пятой колонны.
Однажды в сумерках на нашем аэродроме под Мадридом поднялся переполох, открылась стрельба.
- Альто! Альто!
Следом раздался нарастающий гул моторов. Навалились бомбардировщики, загрохотали взрывы бомб. Наши отогнали их. Бомбовозы ушли, а вокруг продолжалась стрельба.
- В чем дело? - спросил я часового-испанца.
- Бенгальщики. Сигналы подавали. Пятая колонна... Рано утром к нам в общежитие позвонили из контрразведки:
- Камарадо! Сигнал с аэродром: фашиста авиньон!
Матео спит в машине. Из открытой кабинки торчат его внушительных размеров ботинки. Рядом стоит кремовое авто Ковалевского.
Пять секунд - моторы уже заведены. На бешеной скорости пронизываем безлюдный город. Служба оповещения сработала хорошо: гул в небе услышали, когда уже подбегали к самолетам.
Звук странный, непривычный.
Понеслись на взлет Ковалевский, Матюнин и Мирошниченко. Остальные, сидя в кабинах своих машин, ждут.
Наше первое звено набирает высоту.
Они сближаются с врагом, и я уже вижу - это гидросамолеты. Один... Второй...
Матюнин атакует. Безрезультатно.
Третий... Четвертый...
Надо вылетать и нам.
Мой "курносый" рванул с места в карьер, земля накренилась и ушла под крыло.
Выбрал себе цель, атакую. Фашист увернулся.
Еще раз приготовился к атаке, но пришлось отвернуть в сторону, потому что из кабины стрелка ударила очередь пулемета.
Так он заставляет меня менять курс, и этим выигрывает. Пока я развернусь опять на него, он успевает оторваться
Догоняю... Еще... Еще немного... Можно нажимать на гашетку. Ну!
Но вдруг - передо мной пустота. "Гидра" резко провалилась вниз.
Ручку от себя! Вот она круто несется вниз. Чувствую, как начинает подрагивать самолет, разгоняя скорость на пикировании.
Метр за метром он достает "гидру", я уже держу ее в прицеле, я уже все сделал как надо, остается только нажать на спуск. Но... Куда она девалась? Почему перед глазами небо? Где низ, а где верх?..
Резко тяну ручку на себя. Самолет стонет от боли, как живой. А может это мой стон? В глазах разряжаются молнии, а на плечи наваливается такая тяжесть, что тело сползает вниз, в глубь кабины...
Где же земля?! Почему везде одно небо?!
Какая тут земля, ведь кругом - вода...
Это первый мой бой над морем, и я не знал, как оно обманчиво.
А немец знал. Знал, что в ясный день оно отражает голубую высь, а если еще идти против солнца, то совсем трудно порой бывает уловить те тонкие краски, которые отличают низ от верха,
Он знал, еще, что новичок, если даже не потеряет из вида море, все равно просчитается' в такой погоне на пикировании, потому что не сумеет здесь точно определять высоту.
Он звал все это и точно рассчитал. Вышел из пике у самой воды. А я вслед за ним. Только сейчас понял: он мог сбить меня без выстрела.
Немножко поташнивает... Ну нет! Теперь тебе не уйти. Не дам я тебе уйти, не дам.
Еле нашел. Фашист был уже далеко, крался у самой воды, почти сливаясь с ней по цвету.
Хорошо, подлец, понимает дело. Опытный, уверенный в себе. Наверное, пересмеивается сейчас по радио со штурманом и стрелком.
Да, теперь к нему не так просто подступиться. Снизу уже не взять, а там как раз у него слабое место. Снизу он прикрылся морем.
Кинул глазом - от берега нас отнесло километров на пятнадцать.
Атакую сверху. Стрелок вновь бьет из пулемета горстью искр. Приходится отворачивать.
Мне нужно всего одно лишнее мгновение. Всего одно! Чтобы я приблизился на нужную дистанцию, а он еще не успел бы открыть огонь. Нужно сделать такой быстрый маневр, чтобы он еще переводил пулемет, прицеливался, а я уже выровнялся и, почти не целясь, в упор открыл бы огонь.
Иду выше и чуть справа.
Итак, стремительно вниз!.. Для обмана - влево! И тут же - вправо!
На гашетку!..
"Гидра" вздыбилась, подскочила, пошла наискосок вверх, но, будто натолкнувшись на что-то, почти плашмя стала падать.
Впервые я видел, как разбивается о воду самолет: исчезает в пучине целым, и тут же море упруго выбрасывает обломки.
Я даже не успел полюбоваться. Вдруг загремело вокруг, засверкало.
Все-таки немец меня перехитрил. Дотащил до корабля, чтобы подставить под его артиллерию. Я ведь и не заметил. Какого-то километра не хватило "гидре", чтобы все было наоборот.
Когда заходил на посадку, увидел: наши толпятся возле одного из самолетов. Чей же это? Кажется, вообще лишний...
Зарулил на место, иду туда, где все. Ого, прилетел Пумпур!
- Товарищ комбриг! Старший лейтенант Кондрат возвратился из боя. Сбит один немецкий гидросамолет.
Недоволен.
- Расскажите о бое. Слушает молча.
- Сколько дырок привез? Пожимаю плечами.
- Всего восемь, - раздается позади. Оказывается, здесь уже Матео-техник, он успел осмотреть машину.
- Всего? - иронически переспрашивает Пумпур. - Ну пойдем-ка прогуляемся. Шагаем в сторону.
- Кто разрешил уходить так далеко в море?
- Но и запрета ведь не было, - удивляюсь.
- А голова на что? Большое везение, считай, что не сшибли, у них же на кораблях по целому артполку. Там бы и остался навеки. А еще хуже - в плен взяли бы...
За глаза Пумпура звали "воздушный лев". Дрался он в воздухе отчаянно и виртуозно. Неприятен был выговор такого человека. Тем более, что это допускал он крайне редко. Значит, действительно, дела мои были плохи, и надо считать счастьем, что "целый артполк" не сбил меня.
- Ну не вешай голову, - уже успокаивает Пумпур. - Мотай на ус... А теперь пошли подкрепляться, вон Ковалевский знак подает.
Грузовичок привез обед, на дощатом столе белеют тарелки.
За столом посыпались вопросы:
- Какие новости, Петр Иванович?
- Что на Родине новенького?
- Как там наши ребята под Мадридом?
