Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон
Это сообщение как бы открыло нам глаза: так вот кто источник «молниеносной» информации!
Полный обиды и возмущения, Элиэзер тут же поднял камень с земли и со всего размаху запустил его в дверь квартиры «доброго соседа». Дверь была деревянная, камень ее не пробил, она только слегка треснула. На следующий день мы с этим арабом случайно встретились. Были в полиции, смотрим, а он еще с одним местным «деятелем» выходит оттуда. И смотрит на нас с откровенной враждебностью. «Мафия!» — злобно процедил он сквозь зубы. И мы поняли, что он приходил в полицию с жалобой на нас.
Элиэзер, ничуть не смутившись, ответил на его злобную гримасу широкой улыбкой.
Вскоре у нас с военной администрацией произошли совсем уж неприятные столкновения. Видимо, нас хотели окончательно запугать и состряпали серьезное дело. Меня обвиняли в нападении на солдата, а Элиэзера в том, будто он вошел в арабский дом с оружием. Это была уже откровенная ложь. Расчет заключался в том, чтобы одновременно обвинить обоих и отнять у нас оружие, оставив беззащитными на раскопках.
С Элиэзером дело обстояло так. В тот день Хеврон посетила группа американских туристов. Их сопровождала экскурсовод, г-жа Клайн. Мы им рассказали все, что знали об истории синагоги «Авраам-авину», про погром, учиненный арабами, про то, в каком виде было это место до начала раскопок. Примыкающие к синагоге дома в прошлом принадлежали еврейским семьям, а сейчас там живут арабы. Американцы изъявили желание посмотреть эти дома. Госпожа Клайн обратилась к нам с просьбой их сопровождать — в качестве охраны, да и вообще, лучше нас все равно никто обо всем этом туристам не расскажет. Но мы с Элиэзером отказались, сославшись на то, что день близится к вечеру, а работы у нас еще много. И туристы вместе с экскурсоводом ушли без нас. И все же Элиэзера обвиняли, будто он вооруженный входил в этот дом.
Отнять у евреев оружие было бесчеловечно. Мы числились сторожами в арабском городе, кишащем террористами, общались с населением, настроенным не всегда дружелюбно. Сторож-еврей без оружия! Чем мы могли защититься? Кулаками, камнями, палками? Уходя утром сторожить кладбище, мы имели все шансы не вернуться домой живыми. И, естественно, подали в полицию жалобу: военные власти отдают нас арабам на расправу.
Прекрасно понимая, что все эти шаги были предприняты с целью запугать нас и заставить прекратить раскопки, мы стали искать выход из создавшегося положения.
То, что произошло потом, стало известно всем. История обрастала слухами, все говорили: «Ну этот профессор Тавгер! Его ничем нельзя испугать…»
У меня имелось официальное разрешение на ношение пистолета. У Элиэзера ничего не было, и он стал носить с собой топор. С одной стороны, это вроде было орудие труда: на кладбище приходилось рубить дрова, лозы, деревья. С другой стороны, это могло понадобиться для обороны от возможного нападения.
До того, как администрация конфисковала наши карабины, Элиэзер почти не появлялся с топором. Зато сейчас он затыкал топор за пояс и на виду у всех шел по городу. У арабов это сразу же вызывало подозрение: поди знай, что за намерения у этого еврея? Чтобы подогреть страсти, стали поговаривать, что мы «грузины», люди горячие и способные на все. Я на это никак не реагировал: пусть считают, что мы из Грузии. Хуже всего, что сами евреи стали нас упрекать: дескать, ведем себя некрасиво, позорим евреев, разгуливая среди арабов, словно разбойники, с топором за поясом. От этих замечаний меня буквально трясло. Вырезать еврейскую общину, устроить погром и разграбить имущество — это «красиво»? Завалить навозом и мусором еврейскую святыню — тоже «красиво»? А если еврей пройдет по арабской улице с топором, то это позор? Что за галутные, местечковые представления?
Мы с Элиэзером, слава Богу, были единомышленниками. Он по-прежнему продолжал ходить с топором, не обращая ни на кого внимания. Иногда ходил с палкой, похожей на дубину, иногда брал с собой молот.
Нам стало известно, что полиция получила приказ отобрать у Элиэзера топор. За нами принялись охотиться самым бессовестным образом! Однажды поймали Элиэзера с топором. Но топор странным образом «исчез» — оказался у меня, и я его спрятал. В другой раз мы выкрали его из того самого шкафа, откуда я вместе с сыном «увел» цепи, которыми мы были привязаны в Меарат га-Махпела, и вернули «страшное оружие» Элиэзеру.
Стыдно было глядеть в глаза начальнику полиции, да и другим полицейским! Справедливости ради хочу отметить, что и они краснели. А позже встали на нашу сторону, помогли доказать, что военные власти состряпали фальшивку.
Мы решили с этим покончить, выставив губернатора Блоха на посмешище. Придумали вот что: Элиэзер пойдет в Хеврон без топора. Пойдет не один, а с Ноахом в качестве свидетеля. Они не будут прятаться от солдат, которым дано указание схватить «разбойника», где бы он ни появился.
Наш план удался: Элиэзера схватили, поволокли к Блоху, тщательно обыскали, и ничего не нашли.
— Куда ты дел свой топор? — спросил губернатор.
— Простите, какой топор? — невинно поинтересовался Элиэзер. — Я что, разбойник, я такой страшный?
Он вытащил из кармана «зубы вампира» — детскую пуримскую игрушку, засунул ее в рот, приклеил себе усы и в таком виде состроил Блоху страшную физиономию, поворачивая во все стороны голову и лязгая зубами.
Что тут случилось с Блохом — передать невозможно.
— Уберите вон отсюда этого человека! — заорал он и начал биться в нервном припадке. — Я видеть его не хочу больше!
На этом история с топором закончилась, и Элиэзера оставили в покое.
Одним из последних угодил в полицию Элиэзер-тонкий, брат Ноаха, — совсем еще «свежий» репатриант, прозванный нами так, чтобы легче было его отличать от Элиэзера Бройера.
В те дни мы использовали против полиции новую тактику — приводили на раскопки массу людей, каждый раз все новых и новых, чтобы их арестовали. Таким образом мы хотели заставить военную администрацию на что-то решиться: или прекратить аресты евреев, или подать на нас в суд. А там мы докажем незаконность их действий.
Предложив Элиэзеру-тонкому поработать у синагоги, я ввел его в курс дела. Дескать, надо пойти «арестоваться», посидеть немного в полиции. Ничем особенным это ему не грозит.
Как новый еще человек, не посвященный во многие тонкости нашей жизни, Элиэзер-тонкий недоумевал:
— Вы говорите, что это остатки разрушенной синагоги?
— Да, следы погрома, учиненного арабами. Здесь был еще недавно загон для скота… Сейчас там загона нет, мы ведем реставрационные работы.
— За что же должны меня арестовать?
