Борис Пастернак - Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

1
Оставленной быть – это втравленной быть
В грудь – синяя татуировка матросов!
Оставленной быть – это явленной быть
Семи океанам… Не валом ли быть
Девятым, что с палубы сносит?

Уступленной быть – это купленной быть
Задорого: ночи и ночи и ночи
Умоисступленья! О, в трубы трубить —
Уступленной быть! – Это длиться и слыть
Как губы и трубы пророчеств.

2
(Антифон:)
– О всеми голосами раковин
Ты пел ей…
              – Травкой каждою.
– Она томилась лаской Вакховой.
– Летейских маков жаждала…

(Но как бы те моря ни солоны —
Тот мчался.
                – Стены падали…)
– И кудри вырывала полными
Горстями…
               – В пену падали…

1
Ты обо мне не думай никогда!
(На – вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль – длящие…

Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще, мол…
Лишь об одном, пожалуйста: педаль:
Боль – длящая.

2
(Диалог:)
Ла́ – до́нь в ладо́нь:
– За – чем рожден?
– Не – жаль: изволь:
Длить – даль – и боль.

3
Проводами продленная даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся – доколь?
Даль и боль, это та же юдоль…

Мало ада и мало рая:
За тебя уже умирают.

Вслед за братом, увы, в костер —
Разве принято? – Не сестер
Это место, а страсти рдяной!
Разве принято под курганом —
С братом?..
              – «Был мой и есть! Пусть сгнил!»
– Это местничество могил!!!

К груди моей,
Младенец, льни:
Рождение – паденье в дни.

С заоблачных, отвесных скал,
Младенец мой, —
Как низко пал!
Ты духом был, ты прахом стал.

Плачь, маленький, о них и нас:
Рождение – паденье в час!

Плачь, маленький, и впредь, и вновь:
Рождение – паденье в кровь,

И в прах,
И в час…

Где зарева его чудес?
Плачь, маленький: рожденье в вес.

Где залежи его щедрот?
Плачь, маленький: рожденье в счет,

И в кровь,
И в пот…

(намеренно обрываю)

– На дне она, где ил
И водоросли… Спать в них
Ушла, – но сна и там нет!
– Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
                  – Гамлет!

На дне она, где ил:
Ил! – И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах…
– Но я ее любил
Как сорок тысяч…
                  – Меньше,
Всё ж, чем один любовник.

На дне она, где ил.
– Но я ее —
            (недоуменно:)
                         – любил??

Чем окончился этот случай,
Не узнать ни любви, ни дружбе.
С каждым днем отвечаешь глуше,
С каждым днем пропадаешь глубже.

Так, ничем уже не волнуем,
Ни единой струной не зыблясь —
Как в расщелину ледяную,
В грудь, что та́к о тебя расшиблась!

Из сокровищницы подобий
Вот тебе – наугад – гаданье:
Ты во мне как в хрустальном гробе
Спишь, – во мне как в глубокой ране

Спишь, – тесна ледяная прорезь!
Льды к своим мертвецам ревнивы:
Перстень – панцырь – печать – и пояс:
Без возврата и без отзы́ва…

Зря Елену клянете, вдовы!
Не Елениной красной Трои
Дым! – Расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей…

Сочетавшись с тобой, как Этна
С Эмпедоклом… Усни, сновидец!
А домашним скажи, что тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.

Водопадами занавеса как пеной
– Хвоей – пламенем прошумя.
Нету тайны у занавеса – от сцены:
(Сцена – ты, занавес – я).

Сновиденными зарослями (в высоком
Зале – оторопь разлилась)
Я скрываю героя в борьбе с Роком,
Место действия – и – час.

Водопадными радугами, обвалом
Лавра (вверился же! знал!)
Я тебя загораживаю от зала,
(Завораживаю – зал!)

Тайна занавеса! Сновиденным лесом
Сонных сна́добий, трав, зерн…
(За уже содрогающейся завесой
Ход трагедии – как шторм.)

Из последнего шелка тебя, о недра,
Загораживаю. – Взрыв! —
Над ужа́—ленною́ Федрой
Взвился занавес, как гриф.

На́те! Рвите! Глядите! Течет, не так ли?
Загота́вливайте́ чан!
Я державную рану отдам до капли!
(Зритель бел, занавес рдян).

И тогда, благодетельным покрывалом
Долу, знаменем прошумя.
Нету тайны у занавеса – от зала.
(Зала – жизнь, занавес – я).

Строительница струн – приструню
И эту. Обожди
Отчаиваться! (В сем июне
Ты́ плачешь, ты – дожди!)

И если гром у нас – на крышах,
Дождь – в доме, ливень – сплошь —
Так это ты письмо мне пишешь,
Которого не шлешь.

Ты́ дробью голосов ручьёвых
Мозг бороздишь, как стих.
(Вместительнейший из почтовых
Ящиков – не вместит!)

Ты́, лбом обозревая дали,
Вдруг по хлебам – как цеп
Серебряный… (Прервать нельзя ли?
Дитя! Загубишь хлеб!)

Красавцы, не ездите!
Песками глуша,
Пропавшего без вести
Не скажет душа.

Напрасные поиски,
Красавцы, не лгу!
Пропавший покоится
В надёжном гробу.

Стихами, как странами
Чудес и огня,
Стихами – как странами
Он въехал в меня:

Сухую, песчаную,
Без дна и без дня.
Стихами – как странами
Он канул в меня.

Внимайте без зависти
Сей повести душ.
В глазные оазисы —
Песчаная сушь…

Адамова яблока
Взывающий вздрог…
– Взяла его на́глухо,
Как страсть и как Бог.

Без имени – канувший!
Не сыщете – взят.
Пустыни беспамятны, —
В них тысячи спят!

Стиханье до кипени
Вскипающих волн…
Песками засыпанный,
Сахара – твой холм.

Раскалена как смоль:
Дважды не вынести!
Брат, но с какой-то столь
Странною примесью

Смуты… (Откуда звук
Ветки откромсанной?)
Брат, заходящий вдруг —
Сто́лькими солнцами!

Брат без других сестер:
На́-прочь присвоенный!
По гробовой костер —
Брат, но с условием:
Вместе и в рай и в ад!
Раной – как розаном
Соупиваться! (Брат,
Адом дарованный!)

Брат! Оглянись в века:
Не было крепче той
Спайки! Шумит река…
Снова прошепчется

Где-то, меж звезд и скал,
– Настежь, без третьего! —
Что́ по ночам шептал
Цезарь – Лукреции.