Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1
Браконьер Аннике научил его распознавать хитрости животных, чтобы им противодействовать. И теперь Александр внимательно наблюдает повадки и обычаи своей потенциальной добычи, числом примерно в дюжину. Картина, настраивающая на оптимистический лад: «Одно удовольствие было наблюдать их по воскресеньям, в их весенних платьях с розовыми и голубыми кушаками, с их чепчиками, состряпанными собственноручно и кокетливо надетыми, у каждой — своим способом».
Опытным своим взглядом он сразу же выделил из общей массы самых аппетитных — Жозефину и Маннету Тьери, Луизу Брезет, племянницу своего учителя танцев, а также Альбину Арди и Аглаю Телье. Обе работают у «Барышень Риголо, торговля модными товарами», двух старых дев. Альбина брюнетка, Аглая «была розовой блондинкой. Никогда я не видел более прекрасных золотистых волос, более милых глаз, более очаровательной улыбки; скорее веселая, чем печальная, скорее маленькая, чем высокая, скорее пухленькая, чем худенькая, словом, нечто напоминающее херувимов Мурильо». Проблема в том, что все девушки уже более или менее разобраны, и некоторые — лучшими друзьями Александра. Так, Фуркад строит глазки Жозефине Тьери. Сонье, получивший место клерка у нотариуса, вовсе не противен Маннете Тьери. Богатый торговец лесом Шолле не оставляет надежд добиться расположения Луизы Брезет. Александр же остается запасным игроком, практика довольно редкая в любовных отношениях, участвуя при этом в общих забавах и «терпеливо ожидая, чтобы какой-нибудь из завязавшихся узелков развязался или разорвался».
«Случай помог мне после полутора или двух месяцев внештатной службы». Аглая Телье бывала у одного землевладельца по имени Ришу. Родители молодого человека, более состоятельные, чем родители Аглаи, воспротивились их союзу. Аглая оказалась свободной. Ловчий сокол, хотя еще и не очень сведущий в этом жанре охоты, Александр устремляется к хорошенькой блондинке, четырьмя годами старше него. Она пытается отбиться, но он не выпускает добычи и в течение нескольких месяцев добивается кое-каких сдвигов, позволяющих надеяться на большее.
«Какая это была сладкая жизнь! Утром при пробуждении видеть мать с ее улыбчивым взором, вкушать ее долгие поцелуи; с девяти до четырех работа, работа, которая могла бы, правда, показаться скучной, если бы я должен был вникать в то, что пишу». Время с четырех до восьми он посвящал Мари-Луизе. Это летом, а зимой — только до шести. Вечера же оставались за Аглаей, но только не наедине, таково было общее условие, поставленное родителями барышень. Если погода была хорошей, они прогуливались парами в парке, чинно следуя друг за другом. Зимой, если шел дождь, собирались у Луизы Брезет. Ее мать и тетка удалялись в дальние комнаты, первая с вышиванием, вторая с книгой «Подражание Иисусу Христу», так что молодые имели возможность миловаться друг с другом, «почти всегда сидючи вдвоем на одном стуле», возможно, что бок о бок, но скорее всего девушки — на коленях у молодых людей, точно так, как это происходит и сегодня в пригородных поездах.
В десять вечера каждый провожал свою, с долгими остановками, все более нежными по мере приближения к родному дому. Александру семнадцать лет. Наконец-то он добивается разрешения матери спать в отдельной комнате. Со своей стороны, Аглая получает согласие родителей занять маленький павильон в глубине их сада, достаточно перескочить через ограду, и «безжалостная дверь, которая выталкивала меня и закрывалась ровно в одиннадцать, тихонько приоткрывалась в половине двенадцатого». Александр возвращается домой в три часа ночи. Мари-Луиза поджидает его у окна, вся в слезах. Она огорчается совершенно напрасно: ни с одной женщиной Александр не проспит рядом столько лет, сколько с ней.
ДОЛГАЯ ОХОТА
(1819–1825)
Возвратимся назад, за несколько недель до первой любовной ночи Александра и Аглаи. Точнее говоря, в прекрасный летний день 27 июня 1819 года, когда любезный и внимательный читатель может увидеть их в веселой компании друзей в лесу, по дороге на праздник в Корси. Там Александр узнаёт, что у богатого фермера Леруа, старого друга Генерала, собирается светское общество. Следует, стало быть, срочно напомнить Леруа об этой дружбе. Александр оставляет Аглаю на площади, пусть она пока потанцует без него, а он сейчас вернется.
«Вдруг, как раз на повороте дороги, в солнечном луче, омывающем их светом, показались идущие мне навстречу три особы, две из коих были мне хорошо известны, но третья — абсолютно незнакома». Речь идет о Каролине Коллар, сделавшейся позднее баронессой Каппель, ее трехлетней дочери Марии, которая в 1840 году станет несчастной героиней дела Лафаржа, и мальчике в возрасте Александра. «Этот молодой человек, высокий, смуглый, поджарый, с черными волосами, остриженными бобриком, с чудесными глазами, четко очерченным носом, с белыми, как жемчуг, зубами, с аристократически беспечной походкой, был виконт Адольф Риббинг де Лёвен, будущий автор «Vert-Vert» и «Форейтора из Лонжюмо» и сын графа Адольфа Луи де Лёвена, одного из трех шведских вельмож, обвиненных в убийстве Густава III, короля Швеции».
Оно было совершено в 1792 году во время маскарада. В результате граф Лёвен удалился в изгнание во Францию, потом в Швейцарию. «Он был молод и так хорош собой, что его называли не иначе как, красавчик-цареубийца. Он был представлен мадам де Сталь, которая пожаловала ему особую часть своей дружбы», как говорилось тогда на галантном языке времени. После 9 термидора он возвращается во Францию, честно спекулирует на покупке по крайне низким ценам упраздненных аббатств и множества замков, пустующих по причине эмиграции их владельцев. Один из них — Виллер-Элон он перепродает своему другу Коллару, который хорошо заработал тогда на поставках оружия. При Наполеоне Лёвен тихо живет то в одном, то в другом своем поместье, но второе возвращение Бурбонов вынуждает его вновь отправиться в изгнание вместе с женой и ребенком. В Брюсселе вместе со ссыльными бонапартистами — драматургом Арно, Экзельманом, Камбасересом, Кошуа-Лемером, Гарелем, будущим директором театров Одеон и Порт Сен-Мартен, он начинает издавать газету «Беглый желтый карлик»[21]. Король Пруссии, возмущенный одной из статей, требует, чтобы Лёвена либо выдали ему, либо он убрался бы во Францию, «подобно тому, как повар оставляет курице свободный выбор между вертелом и кастрюлей». Лёвен тем не менее остановился на втором рецепте и прибыл просить Коллара о гостеприимстве, не заботясь о последствиях и возлюбив Александра, «как своего второго сына». Наконец-то папа-аристократ: незаконнорожденные сиротки нуждаются во множественном числе папаш.
