Генри Харт - Венецианец Марко Поло
Шумные улицы, где кипит торговля, всегда притягивают к себе малышей — нигде не найти лучшего места для игр, нигде так не напроказишь. Тем более привлекали детей улицы и каналы Венеции — всемирного перекрестка, где Восток встречался с Западом, где разнаряженные в византийские шелка и атлас люди задевали плечом грубую одежду и меха приезжих северян, где от зари до зари толпились выходцы со всех уголков Средиземноморья. Узенькие венецианские улицы и площади кишели народом с самого утра, когда колокол марангона призывал ремесленников на работу, и до тех пор, пока, через три часа после захода солнца, звон риальтины не возвещал тушение огней. Венеция являлась важнейшим мировым торговым центром, в ней было полно всякого рода чужестранцев, мошенников и авантюристов.
Правила поведения и морали в Венеции были далеки от строгости, и вечно торчавшие на улицах мальчишки нередко привыкали ко многому такому, что отнюдь не соответствовало их возрасту. Легкие нравы венецианок были известны по всей Италии. Хроники и стихи тех времен, говоря о дочерях Венеции, напоминают собой едкие строки Марциала, Ювенала и Петрония. Венецианки не были в безопасности, находясь среди бела дня на улице или даже в церкви Один дошедший до нас документ на латинском языке рассказывает, как Совет сорока[35] судил жителя квартала Сант-Эустачо Занино Гриони и приговорил ею к тюремному заключению на три месяца за то, что он на площади Сан-Витале напал на Морету, дочь Марко Поло, и оскорбил ее. В декрете Большого совета[36], изданном в марте 1315 года, говорится, что «multa inhonesta et turpis committuntur in ecclesia et porticu et platea Santi Marci»[37], а немного времени спустя из собора святого Марка был изгнан патриций Марко Гримиани: он пытался изнасиловать молодую девушку в самом атриуме собора. Интересно отметить, что, когда его приговорили по суду к штрафу в триста лир, треть штрафа шла в пользу девушки. В архивах этой эпохи есть множество записей о том, как судили и приговаривали к наказанию представителей самых знатных родов за похищение и изнасилование женщин, за двоеженство и прочие, еще худшие дела — и все это творилось, по-видимому, без всякого зазрения совести и совершенно открыто.
В те времена, когда сквернословие и богохульство было распространеннейшим явлением (удивительно, как мною ругательств остались неизменными в течение многих столетий!), венецианцы столь славились своим сквернословием, что на них даже жаловался Петрарка, а в городских архивах хранятся официальные предписания, направленные против ругани и богохульства. В одном из таких предписаний, составленном на вульгарной латыни, свойственной тогдашней юриспруденции, оказано, что любой человек, мужчина или женщина, оскорбивший другого, назвав его «vermum canem»[38], должен наказываться штрафом в двадцать сольдо. Азартные игры получили такое распространение, что приходилось постоянно принимать законы по надзору за ними. Пришлось ввести и закон, запрещающий азартные игры в портике собора святого Марка, а также на дворе Дворца дожей или внутри его. Профессиональных игроков пороли и клеймили железом.
В Венеции XIII века едва ли можно было рассчитывать на опрятность и простоту в образе жизни, на честность или неподкупность в политике, на добродетельно-чистые и строгие правила поведения. Город беспрестанно кипел и метался в погоне за наживой и удовольствиями, в лихорадке страстей и пороков Сюда съезжались люди любой национальности, любого характера. Венеция стояла на одной из главных дорог в Святую Землю. На каналах, улицах и базарных площадях города разгуливали паломники, мужчины и женщины любого возраста и положения, авантюристы и воры, честные люди и проповедники, проститутки, шпионы и купцы. Бедняки ютились кто где мог, богачи поселялись в гостиницах и тавернах Немецкий епископ из Пассау, Фольгер фон Элленбрехтс-кирхен, оставил нам живое описание венецианских гостиниц того времени — путешественники могли от души восхищаться прекрасным мрамором, но там не было ни печей, ни канализации, никаких санитарных удобств вообще. Епископ пишет, что постели, точнее тюфяки, были ужасны, а мебель вся расшатана и поломана. Но, добавляет епископ, хозяева венецианских гостиниц «придерживались восхитительного обычая — украшали спальни цветами».
Уже давно венецианцы, возмутившись тем, как в гостиницах постояльцам открыто предлагают женщин, приняли против этого соответствующие законы, но законы эти оказались тщетны. В 1226 году сами отцы города (так и слышишь их благочестивые воздыхания) признали, что «le meretrici fossero omnino necessarie in terra ista»[39]. Продажным женщинам было лишь запрещено жить в частных домах, они должны были селиться в специальном квартале. Согласно тому же предписанию, эти женщины имели право бродить среди толпы на Риальто, околачиваться около таверн, но «как только раздавался первый звук вечернего звона в соборе святого Марка», им нужно было удаляться в свой квартал в Кастеллетто. Кое-кого из этих прекрасных дам мы знаем по имени: Мария Гречанка, Лена из Флоренции, Изабелла из Франции и так далее — подобные имена свидетельствуют, что товар с иностранными этикетками всегда и всюду ценился гораздо выше отечественного.
Законы, ограничивающие местожительство проституток, оказались неэффективными, проститутки и селились и занимались своим ремеслом во многих других частях города. Оригинальный рисунок, изображающий, как скромно одетые проститутки всячески соблазняют одного очень робкого молодого человека, сохранился в знаменитой рукописи «Первой декады Ливия»; двух проституток написал Карпаччо: они пышно, по всем требованиям моды, разнаряжены и украшены драгоценностями, вокруг них комнатные собачки и птицы; картина эта, называемая «Due Соrtigiane» («Две куртизанки»), хранится в Венеции, в галерее музея Коррер[40].
Венецианские нравы были грубы, но они становились еще грубее от присутствия неистово пылких, жадных на удовольствия чужестранцев, заполнявших город. В этой пестрой толпе было перемешано все: любовь шла рука об руку с низменной похотью, религиозный фанатизм с безбожием, немыслимая скаредность с милосердием, добродетель с преступлением, отвага с трусостью, лицемерие со святостью, самая черная подлость с ангельской непорочностью. Натуры утонченные, характеры с едва уловимыми оттенками и переходами были неведомы Венеции, где во времена Марко Поло умирал старый мир и в мучительных родовых муках появлялся новый.
Преступления были обычным делом повсюду, для борьбы с ними издавалось все больше и больше законов. Эти многочисленные законы бросают яркий свет на образ жизни и характер венецианцев. Преступления против собственности наказывались гораздо суровее, чем преступления против личности. Из всех преступлений самым ужасным считалось воровство. За кражу имущества стоимостью в двадцать сольдо человека подвергали порке и клеймению железом. За повторную кражу ему вырывали глаза. Если украденное оценивалось свыше двадцати сольдо, преступника вешали. Если пойманный с поличным вор защищался с оружием в руках или кого-нибудь ранил, ему вырывали глаза и отрубали правую руку. Убийц обезглавливали, вешали между колонн на Пьяцетте или жгли на костре; отравителям, если жертва оставалась в живых, отрубали одну, а иногда и обе руки или выжигали глаза раскаленным добела металлом. Особо опасных преступников перед казнью обнажали до пояса и на длинной лодке возили по Большому каналу от собора святого Марка до Санта-Кроче, все время терзая докрасна накаленными щипцами. У Санта-Кроче преступника, отрубив ему правую руку, привязывали к хвосту лошади и волочили по улице. Дотащив до Пьяцетты, к колоннам, его обезглавливали, четвертовали и выставляли напоказ публике.
