Николай Исаенко - Вижу противника !
Я обрушился на такой отдельный самолет, одновременно запрашивая Кудряшова и Щирова об их местонахождении.
Выбранный мною "юнкерс" полз несколько левее и выше других машин противника. "Змейкой" вправо я зашел на его курс, круто спикировал до высоты бомбардировщика и строго в хвост, на скорости около 600 километров в час, с дистанции не более семидесяти метров открыл огонь.
"Юнкерс" вспыхнул.
Сделав "горку", я избежал столкновения с уничтоженным фашистом и опять оказался над замыкающими звеньями бомберов. Солнце скрылось, и земля казалась совершенно черной.
- Ноль-один! Ноль-один! - звал я.- Где вы? Я - ноль-три! Как слышите! Прием!
Ожидая, пока ответят, снова бросился в атаку. На этот раз - на крайний правый бомбардировщик бывшей замыкающей девятки. Огонь открыл по левому мотору вражеского самолета с дистанции 50 метров. Пушка "кобры" не выстрелила, а пулеметные очереди прозвучали отрывисто: кончились боеприпасы, но "юнкерс" задымил, отвернул от строя, клюнул носом, понесся вниз.
Оставалось только сожалеть о неэкономном расходе боеприпасов. Уж слишком удачный случай подвернулся. Можно было бить врага и дальше!
Слева пересекающимся курсом приближалась "кобра". На ее борту белел номер "2". На запрос, где "ноль один", Щиров ответил:
- Сам ищу! Тебя за него принял! Пошли домой!
Не без труда вышли мы в наступившей южной темноте на станицу Большекрепинскую, добрались до Родионово-Несветайской. Посадку производили в непроглядной тьме, выручили подкрыльные посадочные фары.
Самолет командира дивизии стоял на обычном месте, однако в правой дверце его кабины зияли пулевые пробоины. Нас успокоили: Кудряшов жив, получил ранение в бедро, но оно неопасно.
Щиров остро переживал ранение комдива:
- Как я мог потерять полковника из виду?! Кудряшов же встретил веселым возгласом:
- Вернулись? Молодцы!
Оказалось, очередь вражеского стрелка настигла самолет командира дивизии, как и следовало ожидать, в первой же атаке, и он вышел из боя.
- Звонили из штаба армии,- сообщил Кудряшов.- Сбиты семь бомбардировщиков, это видел сам Хрюкин, объявляет нам благодарность. Провертывайте в кителях дырочки для орденов!
Разобрав полет, сошлись во мнении, что "кобра" в бою с "юнкерсами" показала себя хорошо, остается опробовать ее в бою с "мессерами". Ну, а возможность для этого представилась очень скоро: 20 августа, контролируя действия 611-го ИАП, мы со Щировым вылетели с группой из шести "яков" в район Успенской - крупного узла обороны гитлеровцев.
Наши истребители сопровождали десять "илов" все того же 686-го штурмового авиационного полка. Боевой порядок мы построили так: четыре "яка" по паре на флангах штурмовиков осуществляли их непосредственное прикрытие, третья пара составляла ударную группу, а мы со Щировым прикрывали и тех, и других, находясь на высоте примерно 2000 метров, впритирку к плотной облачности.
Над Успенской в момент нашего приближения барражировали шесть Ме-109. Одна пара "мессеров" попыталась сковать нашу ударную группу, вторая атаковать штурмовики, третья - осталась в резерве. Ударная группа "яков" в считанные секунды уничтожила сунувшихся к ней наглецов. Первым поджег вражеский самолет лейтенант Чурилин. Напарник Чурилина сбил второй.
Вторая пара Ме-109 бросилась в это время на выходящие к цели штурмовики. Гитлеровцы "кобр" не видели: шли в атаку ниже нас на встречнопересекающемся курсе, в правом пеленге. Я оказался к "мессерам" ближе Щирова. Зашел разворотом вправо, строго в хвост ведомого вражеской пары, приблизился на дистанцию в пятьдесят метров и залпом из всех семи огневых точек "кобры" буквально четвертовал фашиста: Ме-109 разлетелся на куски. Моя "кобра" заняла при этом место, удобное для атаки ведущего гитлеровца, но я уступил его Щирову...
За одну минуту мы сбили четыре "мессера"!
Видя происходящее, третья пара Ме-109 спикировала до бреющего полета, бросилась наутек.
Еще лучше удалось выявить достоинства "кобры", как и ее недостатки, позднее, в середине сентября. Выполняя разведывательный полет, мы со Щировым встретили над городом Сталино четыре Ме-109.
Гитлеровцы немедленно разбились на пары, заняли выгодное положение: попробуй мы атаковать одну пару, нас тотчас бы атаковала с хвоста вторая. Но мы же не для прогулок в воздух поднимались! Щиров, не колеблясь, ринулся в бой. Я - за ним. Как и следовало ожидать, вторая пара противника устремилась в хвост моей "кобре". Но я этого ждал и, выбрав момент, резко развернулся на девяносто градусов влево и тотчас же на девяносто градусов вправо с небольшим набором высоты. Если и вели гитлеровцы огонь, то их пули и снаряды просвистели мимо. Зато ведущий вражеской пары оказался метров на пятьдесят ниже меня, а ведомый - в положении, невозможном для атаки с ходу. Я немедленно пошел в атаку на вражеского ведущего.
- Ноль-три! Ноль-три! Прикрой! - раздался в наушниках голос Щирова.
Второпях я нажал только на нижнюю кнопку боевого спуска, приводящую в действие обычные пулеметы, установленные в крыльях истребителя. Пушка и крупнокалиберные пулеметы "кобры" промолчали.
"Мессер", оставляя за собой светло-серый шлейф, устремился прочь. Три остальных "мессера" немедленно, как по команде, помчались за ним.
Решив, что подбит фашистский вожак, горя желанием доконать гитлеровца, я сам попросил Щирова о прикрытии. И, не убирая газа, несколько затяжелив винт, чтобы скорость нарастала предельно быстро, ввел "кобру" в пике.
Подбитый "мессер" на глазах увеличивался в размерах, но когда до него оставалось не более двухсот метров, "кобра" внезапно вздрогнула и перевернулась на спину. Я успел заметить, что стрелка на приборе скорости уперлась в цифру "800", завершил поперечное вращение самолета "бочкой", придал ему нормальное положение, сбавил обороты мотора и вывел "кобру" из пике. Она кренилась на правый бок, ее заворачивало в правую сторону.
Приблизившийся Щиров по радио сообщил:
- У тебя гофрирована обшивка киля!
В этом бою мы установили, что у "кобры" слабо вертикальное оперение и необходимо для устранения риска усиливать ее хвост.
Не стану кривить душой, "кобра" нам нравилась, а все же лучше, надежней истребителей, чем Як-1, Як-9 и Ла-5, в годы Великой Отечественной не было. Поэтому вскоре и Щиров, и я расстались с "кобрами", летали до конца войны исключительно на "яках".
Прорвав оборону противника на реке Миус, войска Южного фронта стремительно продвигались вперед. Стрелки, артиллеристы, танкисты, летчики все показывали образцы мужества, били фашистов без пощады. Еще 18 августа решительной атакой наши части овладели Донецко-Амвросиевкой, между ней и Таганрогским заливом образовалась брешь, закрыть которую противник не имел возможности, а 30 августа войска фронта во взаимодействии с кораблями и десантом Азовской военной флотилии разгромили таганрогскую группировку врага, освободили город Таганрог.
Узнав об освобождении Таганрога, я вспомнил поездку в Грузию, изможденные лица таганрогских ребятишек, трудившихся на одном из авиазаводов, порадовался за своих знакомых - за Дусю, Валерку и их приятелей. Приятно было, что не обманул ребят, пообещав скорое освобождение их родного города! А 31 августа личному составу дивизии был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего, где объявлялась благодарность летчикам генерал-лейтенанта Хрюкина. С огромным душевным подъемом вылетали в тот день наши летчики на разведку отступающего врага, на прикрытие штурмовиков и наземных войск.
До полного освобождения Донбасса оставались считанные дни.
"З ВЕЛИКИМ СВЯТОМ!"
Весь сентябрь сорок третьего советские войска наносили мощные удары. Били захватчиков под Смоленском, били под Брянском, били под Нежином и Ромнами, били, на Припяти и Днепре, освободили почти всю Левобережную Украину, подошли к Киеву.
Войска Южного фронта 12 сентября закончили Миусскую наступательную операцию, 22-го вместе с войсками Юго-Западного фронта завершили полное освобождение Донбасса, вышли на линию Новомосковск, Червоноармейское, река Молочная, чтобы 26-го начать Мелитопольскую наступательную операцию, пробить ворота в Крым.
Характер боевых действий был иным, чем в августе. В августе гитлеровцы еще цеплялись за каждый овраг, за каждую речушку, ожесточенно дрались за каждый населенный пункт, теперь они просто бежали. Расстояние от реки Миус до реки Молочной, почти 300 километров, фашистские войска "одолели" за тридцать дней с небольшим.
Командование фронта непрерывно требовало: "Не отрываться от бегущего противника", "Не дать врагу возможности закрепиться на промежуточных рубежах!", "Отрезать захватчикам пути отступления!"
В эти дни даже молчаливый начальник воздушно-стрелковой службы 611-го ИАП лейтенант П. И. Коваленко, о котором в шутку говорили, что рот он раскрывает лишь за едой, два или три раза недоуменно спрашивал:
