Максим Осипов - Об отце Илье
— Ну, вот, отец Илья, а вы говорите: чудес не существует.
— Я математик, меня факты не интересуют. Где факты, там вранье.
11 апреля 1999 года
• Пасха. Ждал, ждал и вдруг почувствовал — не понимаю! Что мы сегодня празднуем, чему радуемся? Если суть всего — жертва, то почему — Воскресение? Что это значит именно для меня? Почему Он смертью Своей попрал мою смерть? Простоял всю ночь на службе, причастился, так ничего и не поняв. Как Лев Толстой, стоял и думал: чему они все радуются? На другой день многое объяснил о. И.: Воскресение Христа — это Воскресение Человека, а значит, и всех нас, и меня (т.е. в сильно ослабленном виде — как человек в космосе). Грехопадение Адама, т.е. человека, т.е. всех нас и меня, означало физически сотворение мира, а на самом деле — разрушение его, т.е. рост энтропии. Чтобы остановить этот процесс, повернуть его вспять, нужны были какие-то особые средства. Нужна была жертва самого невинного, самого безгрешного человека. И Господь Иисус Христос воплотился в такого человека и принес Себя в жертву. Воскресение Его означает, что жертва была принята, т.е. угодна Богу. Вот почему “смертию смерть поправ”. “Но вообще-то мне трудно об этом рассуждать, — сказал о. И., — я эту радость воспринял первично, с этого началась моя вера”.
1 июля 1999 года
• Рассказ о. И. Одна монахиня говорила так:
— Настоящие монахи не моются и не воняют.
— А если все-таки воняют?
— Значит, моются.
• Еще один его парадокс: всякая наука, основанная на фактах, — вранье.
• В конце одного из молебнов (до которых о. И. небольшой любитель) о. И. обратился к старушкам: теперь подходите за водой, не толкайтесь, помогайте друг другу, и благодать снизойдет на вас. А если вы будете ссориться, драться, то я вам этого не гарантирую.
10 января 2000 года
• Новый год с о. И. и всеми Шмаиными. Мы с ним как-то тронуты отречением Ельцина, остальные не слишком. Потом о. И. рассказал нам про бунт в лагере. Заговорил он об этом потому, что Марьяшка сыграла сольного Баха, и о. И. вспомнил, как его учитель и друг играл ему “Чакону” в ночь перед штурмом и рассказывал о ней. Все это в видоизмененном виде есть в книге Федорова “Бунт”, но я все-таки запишу рассказ самого о. И.
Итак, во-первых, надо понимать, что заключенный может пребывать в трех состояниях: 1) в тюрьме, 2) под конвоем, 3) в лагере. В тюрьме большая несвобода: нельзя лежать днем, подходить к окну, к двери и т.д. Несвобода конвоируемого еще больше: шаг вправо, шаг влево считается побегом, вологодский конвой шутить не любит. В пределах же лагеря — почти полная свобода: можно спать ночью, а можно гулять по лагерю, есть магазин, даже симфонический оркестр. “А зачем там оркестр?” — спросил я. “А зачем вообще симфонический оркестр, ты знаешь?” Во-вторых, начальство действует согласно должностным инструкциям и не вправе их менять. Есть инструкция, что никто не имеет права входить в лагерь с огнестрельным оружием (вероятно, чтобы не отобрали), и никто не входит. Есть инструкция, что заключенных нельзя оставлять совсем без еды, можно лишь перевести их на штрафной паек. И еще много чего.
После смерти Сталина в лагере во многих отношениях стало лучше (хлеб оставался на столах), кое-кого начали освобождать, но появилась нервность, которой раньше не было. И вот однажды к ним в лагерь проникли пятеро молодых (от восемнадцати до двадцати двух лет) бандитов — убийц, приговоренных к смертной казни и сбежавших из соседнего лагеря. (Лагеря были устроены таким образом, что, сбежав из одного, ты попадал в другой.) На лагерном пункте, где находился о. И., было примерно две тысячи человек, и эти пятеро сумели их моментально терроризировать. Половина сидевших успела повоевать, и они-то испугались первыми, распознав настоящую опасность. За десять дней своего правления бандиты казнили восемнадцать человек, причем самым кровавым образом — многих четвертовали.
“Завтра на работу никто не идет!” Остальное хорошо описано у Федорова: “Дайте нам женщин, и мы будем работать”, приезд министра лесной промышленности (“Мы будем говорить только с теми, кто на портретах” — т.е. с Хрущевым, Маленковым, Булганиным и т.д., Берию уже расстреляли), штрафной паек и, наконец, — на десятый день — штурм. О. И. играл в оркестре на контрабасе; оркестр, по замыслу Седого (главаря бандитов), должен был стоять сбоку от ворот и играть Интернационал (к счастью, приказа играть так и не последовало). Ворота сломали, и в лагерь вошли совсем молоденькие солдатики с автоматами, видно было, что им безумно страшно. Бандиты загораживались другими зэками, в руках у них были ножи, которыми они их при попытке освободиться закалывали. Всего при штурме погибло больше ста человек. Остальных вывели на лед, быстро обыскали, превратили в конвоируемых, потом отправили в тюрьму, а оттуда обратно в лагерь.
По мнению о. И., этот бунт и штурм — образ того, что происходит в наше время в Чечне. Очень небольшая группа бандитов терроризировала мирных чеченцев (террор направлен всегда в первую очередь на своих), неповоротливая армия действует в рамках должностных инструкций (т.е. бездарно), гибнет очень много людей. Есть тут, конечно, и прямое предательство в Москве, и арабские страны, и Запад. Но о политике я совсем не собирался писать. В доме Шмаинов антизападные разговоры о. И. называются разговорами на букву “З”.
• Совпадение хочу и хочется составляет цельность. А цельность = святость? Высказал это о. И. Он: цельность — одна из черт человеческой святости, но даже абсолютная цельность необязательно говорит о святости, пример — Кармен. Еще: совпадению хочу и хочется можно научиться упражнениями, а состраданию нельзя.
16 марта 2000 года
• Болезнь о. И. (его вопрос: “Ты не разорился? Что-то ты стал очень человечен…”). И только в Прощеное воскресенье к нему, кажется, полностью вернулась мощь. Отдельно записать наш разговор о Боге трансцендентном и имманентном, о Его милосердии. И “Плачу и рыдаю, егда помышляю…”. И то, что о. И. ненавидит смерть. Замечание матери Христины, немки, со слезами, о том, что он — еврей и может спорить с Богом, а она боится. И крик его на Машу о том, что он ненавидит модных людей с их модными болезнями: “Почему надо болеть наркоманией и СПИДом?”. И вчерашняя коротенькая проповедь, после литургии преждеосвященных Даров: “Я очень устал и не знаю, что говорить, но и без слова вас оставить не могу. Вы, присутствовавшие в храме эти три первых дня Великого Поста, почувствовали, что в мире что-то изменилось. Зло уже не торжествует стопроцентно, хотя и находится в самой сердцевине этого мира. Но не бойтесь, ибо, как сказал Христос: „В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир””.
