Александр Боханов - Царь Алексей Михайлович
По онтологическому признаку можно установить две исходные, основополагающие имперские модели, базирующиеся на двух первичных разноименных смысловых импульсах: трансляция власти («translatio imperia») — Первый Рим и трансляция Веры («translatio confessionis») — Второй, или Новый Рим[4].
В классическом варианте Перворимскую модель олицетворяла Империя цезарей, языческий Рим, «хозяин подлунного мира», транслировавший миру свое правовое и организационное мироустроительное превосходство[5]. Римский меч, правовая организация и эллинистическая образованность являлись отличительными знаками этого «Pax Romana». Феномен возвышения и утверждения мирового господства Рима всегда объяснялся «прекрасной военно-социальной организацией» римлян.
Второй же, или Новый Рим — «Держава ромеев» («Империя римлян»), символизировал и выражал качественно иное имперское воплощение. По точному выражению исследователя, «как есть Ветхий Завет и Новый Завет, есть и Ветхий Рим и Новый Рим, и «новина» Нового Рима заключается вовсе не в его эллинизме, а в том, что этот Рим — христианский. Идеал Нового Рима фактически был продолжением идеи Нового Израиля; если Новый Израиль — это Церковь Христова, то Новый Рим — это империя самой Церкви». Так произошел великий синтез библейской и античной культуры[6].
«Империя ромеев» (римлян), как и Российская Империя, по внешним характеристикам являла в некоторые исторические периоды признаки и той, и другой имперской модели, однако духовная составляющая неизменно оставалась доминантной и в первом, и во втором случаях.
Константинополь до самого своего падения являлся мировым земным фокусом Православия не только потому, что здесь находился Константинопольский Вселенский Патриарх, но в первую очередь потому, что там пребывал Православный Вселенский правитель. Его именовали и «императором», и «василевсом», и «царем», — в данном случае формальный титул не имеет существенного значения; важна его функция, его духовная роль — земного хранителя Веры Христовой. Потому Константинополь-Царь-град оставался до самого падения центром мировой Империи, вселенской «свечой Православия», хотя к середине XV века фактическая территория Империи ограничивалась только столицей и ее пригородами. Потому же на Руси столицу «Империи ромеев» называли не Константинополем, а именно Царь-градом, городом, где пребывал Православный Царь — «Самодержец всей вселенной».
Базовая задача Христианской Империи — Евангелизация рода человеческого и приуготовление его ко Второму Пришествию Спасителя. Подобная установка являлась доминантно-смысловой и для Царь-града, и для Москвы, после того как она в XV веке приняла эстафету вселенской духовной мессианской миссии от Царь-града.
«Русское Православное Царство» являлось великим духовным организмом, раскрывшимся миру во всей своей красе как раз в эпоху Царя Алексея Михайловича. Именно тогда идеал «Святой Руси» из области отвлеченных упований приобретает форму не только желаемого запредельного устремления, но и возможного исторического воплощения. Конечно, долго чаемый порыв превратить Завет Спасителя в норму жизни не только отдельного человека, но и всего государства никогда не мог во всей полноте реализоваться. Град Небесный нельзя было сделать повседневной реальностью. Абсолютный Идеал, невозможно опустить с сакральной выси на землю, в мир повседневных государственных забот и человеческих страстей, именно потому, что это — Идеал. Люди, в силу своих моральных несовершенств и подверженности тварным искушениям, не в состоянии нравственно подняться до метафизических высот. На такое способны были только отдельные избранные христианские праведники.
Потому нельзя принять за полностью достоверные встречаемые в литературе утверждения, что Русь стала «Святорусским Царством». Она им не стала и стать не могла. Но если и существовал в Русской истории период, когда сакральные эталоны и земные упования приблизились друг к другу в максимально возможной степени, то это — годы правления Царя Алексея Михайловича. При нем закон сакральный и закон земной находились в полной смысловой гармонии, причем закон формальный, государственный весь был пронизан духовной интенцией. Защита и отстаивание церковного установления и церковного священнодействия ставились первее и выше всех прочих государственных интересов. Это в полной мере отразил выдающийся универсальный правовой свод той поры — «Уложение 1649 года».
Русь позиционировала себя Государством-Церковью, где воцерковленность жизни была всесторонней, где духовные приоритеты безусловно преобладали, а любые выступления против Веры и Церкви квалифицировались как первостатейные преступления. Показательный пример: за годы правления Алексея Михайловича на Руси было открыто более 150 монастырей, этих очагов молитвы, милосердия, учености и иконописи[7]. Иными словами, каждый год царствования второго Царя из Династии Романовых на Руси открылось по несколько монастырей! Подобных интенсивных форм проявления Бого-подвижничеста Русская история никогда не знала.
Смыслом земного существования и человека и национального сообщества признавалось Богообщение, причастность к бого-человеческой жизни. Высшими идеалами всего Русского народа того периода, по словам известного богослова, являлись: «стремление к сближению с Богом на «узком пути» (Мф. 7. 13–14) подвига по правилам православной аскезы, с тем чтобы находить в этом единственное подлинное благо уже здесь, на земле, и в полной мере — в «Иерусалиме Новом» в неизреченной радости вечного общения с Богом, Пресвятой Богородицей, ангелами, всеми святыми и друг с другом. В соответствии с этими основными принципами земная жизнь воспринимается не как самоцель, но как средство к достижению жизни вечной»[8].
Родство во Христе, духовное единение признавалось первее и значимее кровнородственных уз. Потому на Руси ни до Алексея Михайловича, ни при нем, ни после был невозможен этнический национализм, так жестоко и уродливо проявлявшийся во многих иных странах. Такие понятия, как «русский народ» и «православный народ», в русском историческом контексте неизменно следует воспринимать как тавтологические. Об этом надо говорить ясно и определенного, так как по поводу «русского национализма» написано и сказано невероятно много лукавого и заведомо лживого. «Состав крови», «племенное клеймо» облик и смысловое содержание русского социума никогда не определяли, и не характеризовали.
Русский народ — великая духовная общность, а не этнический монтаж. Все прочие утверждения — тенденциозные русофобские антиисторические мифы и не более того.
