Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1
Многие из генералов Революции весьма скромного происхождения. Во времена Империи некоторые превратятся в королей или баронов. Первый из Дюма не так уж плохо кончил. Хотя и начал с самого низа, ниже, чем бастард или полукровка, начал с раба.
Отец его Александр Антуан Дави — маркизик де ля Пайетри. В 1760 году в возрасте сорока шести лет он приезжает в Сан-Доминго к брату своему Шарлю, управляющему сахарным заводом и крупному работорговцу. Братья не находят общего языка и вскоре расстаются. Дабы не унизить своего титула несовместимыми с ним занятиями, маркизик берет псевдоним Антуан Делиль и приобретает плантацию «Гиноде» в Тру-Жереми на юго-западном берегу будущего Гаити. Там он выбирает себе наложницу из числа самых хорошеньких рабынь. Поскольку Мария Сессета исполняет также функции хозяйки в доме Антуана, она получает прозвище «Мария из дома» («La Marie du mas»). Она производит на свет двух мальчиков и двух девочек. Старший, родившийся 25 марта 1762 года и крещенный именем Тома Александр, станет Генералом.
Само собой разумеется, что маркизик на прекрасной Марии Дюма не женился. Что, впрочем, он мог бы и сделать, как разрешал ему «Черный кодекс», составленный Кольбером и обнародованный Людовиком XIV[1]. В самом деле, в своих морализаторских усилиях и в попытках пресечь чрезмерное вольнодумство поселенцев, которые царили в настоящих гаремах, статья 9 этого Кодекса делала возможным брак между белым и его рабыней, принесшей ему детей. Брак давал свободу как детям, так и матери. И, следовательно, продать их было уже нельзя.
В 1772 году остров был опустошен циклоном. Тысячи мертвых и раненых, гибель скота и урожая. А вслед за тем еще и эпидемия дизентерии. Мария Дюма пала ее жертвой. Плантация была разорена, большая часть рабов умерла или сбежала — головокружительное падение человеческого капитала. Дабы ничто не мешало возвращению во Францию, где он мог получить наследство благополучно почивших братьев, маркизик продает четверых своих детей.
И все же из этого вовсе не следует, что он был бесчеловечным отцом. Он даже питал определенную слабость к своему первенцу, которого он уступает с правом выкупа, то есть оставляя за собой возможность вернуть его через пять лет. И, преисполненный деликатности и чуть ли не стыдливости, акт продажи идентифицирует Тома Александра как Тома Реторе, опуская «Александра», наследственное имя семьи, и со всей определенностью свидетельствуя, что речь идет не о торговле отца сыном, но о продаже владельцем своего имущества.
По возвращении во Францию маркизик, почти шестидесятилетний, проводит мирные дни свои в объятиях юности, которую воплощает Франсуаза Элизабет Рету, именуемая экономкой. По временам он чувствует уколы ностальгии: ах, колониальная жизнь, неплохое было время, почему бы не иметь при себе маленький живой сувенир? И в 1776 году он выкупает Тома Реторе, выписывает его во Францию и признает своим внебрачным сыном. Отныне юный вольноотпущенник зовется Тома Александр Дави де ля Пайетри. Но по нормам эпохи незаконнорожденность его остается всегда при нем. Живет он вместе с отцом в местечке Сен-Жермен-ан-Лэ, где позднее Александр станет полковником Национальной гвардии. Но совершенно ничего не известно о четырех годах рабства Тома Реторе. Ровно ничего не известно и о судьбе его брата и сестер, о ней можно только догадываться.
В отличие от героев истекающего XX века, романтические герои не имеют привычки постоянно твердить о своем детстве. Поэтому эпос, сочиненный Мари-Луизой и Александром, приносит в жертву главному то, что ему предшествует. Его начало относится лишь к 1784 году, когда маркизик, его экономка и внебрачный сын переезжают в Париж. Тома Александр ведет в столице жизнь «истинного отпрыска семьи», как с некоторой завистью отметит другой Александр, которому рано пришлось начать трудовую жизнь. Тома Александр вполне равномерно чередует посещение салонов и притонов. Он нравится женщинам. Их привлекает представительность этого молодца, его высокий рост — «пять футов девять дюймов», то есть метр восемьдесят шесть, а вовсе не метр девяносто пять и не два метра, как иногда говорят. Рост неординарный для того времени и сверх того Тома «хорош лицом, хотя кожа мулата придавала его физиономии некую странность, элегантен, как креол, восхитительно скроенный по меркам эпохи, когда полагалось иметь представительную фигуру и маленькие, как у женщины, руки и ноги; необычайно ловок во всех физических упражнениях, один из лучших учеников Лабуасьера, первого фехтовальщика своего времени; соперник в ловкости и живости самому Сен-Жоржу, тоже, кстати, мулату, но гораздо старше, сочинителю музыки, столь же великому соблазнителю, с тем же экзотическим очарованием, не упускающему шанса использовать в свою пользу лестные слухи о сексуальных достижениях цветных мужчин.
Однако обратной стороной эстетического преимущества был расизм. Тусклые аристократы плохо переносят, когда им предпочитают негра. Таков был мушкетер, бесцеремонно вторгшийся в ложу театра Монтансье, где находился Тома Александр в сопровождении очаровательной молодой дамы:
«— Простите, сударь, — прервала его [мушкетера] дама, едва он начал говорить, — но вы как будто не заметили, что я не одна.
— И с кем же вы? — спросил мушкетер.
— Думаю, что с этим господином, — ответила дама, указывая на моего отца.
— Ах, простите! — сказал молодой человек, — я принял господина за вашего лакея».
Дворянин благородных кровей отхлестал бы нахала по щекам. Но у сына Марии Дюма другие явные преимущества перед мушкетером, он хватает его и выбрасывает через барьер ложи прямо в зал. Мушкетер приземляется в партере. Следует дуэль, и справедливости угодно, чтобы Тома Александр был победителем. Физическая сила побуждает к уважению, бывший раб немало делает, чтобы это уважение внушить. Александр младший прекрасно помнит, как он, «держа двух человек на согнутой ноге и еще двух на закорках, скачет через комнату на одной ножке». Или детскую игру, которую нетрудно приравнять к подвигу и которая состоит в том, чтобы, просунув по пальцу одной руки в четыре ружейных дула, приподнять их в горизонтальном положении. Но где геройство становится поистине сверхчеловеческим, так это в момент, когда, сидя в седле и зажав лошадь в шенкелях, Тома Александр цепляется за балку и подтягивается вместе с животным, поднимая вес в шестьсот килограмм по меньшей мере. Здесь становится понятным, почему в Олимпийских играх не предусмотрено конных соревнований: Геракл от них бы отказался.
Столь мощная конституция могла привести только в армию. Тем более, что в 1786 году семидесятидвухлетний маркизик сочетается законным браком со своей тридцатидвухлетней экономкой. Тома Александр не принимает этого брака, он полон упреков: ведь его мать тоже была экономкой, но на ней не женились и при четверых детях. Возмущенный этим напоминанием о колониальных порядках, маркизик лишает сына Марии Дюма пропитания. «Парижская жизнь без денег — большая глупость», и Тома Александр решает поступить в простые солдаты.
