Владимир Качан - Аплодисменты после…
Бурные, продолжительные…
…Хотите – овации, хотите – аплодисменты, подходит и то и другое. Ими был встречен Леонид Филатов, когда впервые вышел на сцену после пятилетнего перерыва. Это происходило на сцене театра «Школа современной пьесы». Идея собрать авторский вечер пишущих артистов принадлежала руководителю театра Иосифу Райхельгаузу. И вечер этот, надо сказать, более чем удался. Билеты были проданы задолго до намеченной даты, и зал был набит битком; люди стояли в проходах, а те, кто не проникли внутрь, слушали из коридора. Ну ещё бы! Как заманчиво было увидеть и услышать знаменитых артистов: Гафта, Юрского, Дурова, но не в их традиционном актерском качестве, а в другом, литературном. Идея была, бесспорно, удачной и ещё добавила очков репутации театра, проводившего на своей сцене вечера Окуджавы, а также бенефисы Татьяны Васильевой или Михаила Глузского и другие не менее благородные мероприятия.
Однако ещё одна навязчивая, но плодотворная идея билась в предприимчивых головах организаторов: как бы затащить на этот вечер, на эту сцену Леонида Филатова, который в литературно-творческом смысле был просто обязан украсить собой эту компанию, а вот в физическом смысле – не мог. Вернее, думал, что не мог, а на самом-то деле – смог, хотя и чувствовал себя слабо, неуверенно и очень нервничал: ведь он целых пять лет на сцену не выходил. Леонид отказывался, не хотел, боялся, но в конце концов его удалось уговорить. Ему объяснили, что на сцене будет стоять стул, он будет читать сидя и, если хочет, даже курить, перед ним поставят столик с микрофоном и пепельницей, то есть будет самая привычная и комфортная обстановка. Райхельгауз, ненавидящий курение, шел даже на это, смирившись с тем, что Филатов без сигареты – такой же нонсенс, как Пушкин без Дантеса. В обоих случаях – без того, что убивает.
В общем, без охоты и тем более без куража, но Леонид согласился. И вот, когда его объявил Дуров, началось то, что обозначено в заголовке. А потом весь зал встал и хлопал стоя. Долго. Ему все были благодарны за то, что он в очередной раз себя преодолел и вышел на сцену. Еще несколько минут они так и стояли друг перед другом – благодарный зал и благодарный ему за этот прием Филатов. А потом он прочёл два отрывка из своей новой стихотворной пьесы «Лисистрата», после чего опять начались бурные продолжительные аплодисменты.
Я хорошо понимаю, что сам Леонид расценивал это своё выступление как равноправное партнёрство, как обычное участие в концерте наравне с другими артистами-литераторами; и это ещё в лучшем случае, потому что ему свойственно постоянно принижать своё значение в истории русской литературы 60-90-х годов, в развитии изящной словесности и поэтической драматургии, которая никак не хотела развиваться со времён Грибоедова. (Ух он мне и даст за эти фанфары! Я так и слышу, как он тут покроет «свое значение в русской литературе» отборным непечатным текстом. Поэтому я специально и окрасил весь этот пассаж ироническим пафосом. Почти шутя… Однако в каждой шутке есть сами знаете что…) Чаще всего своё место в русской словесности Филатов принижает следующим образом: свои стихи он все время называет «стишками», а каждую новую пьесу в стихах – «фигнёй» (он, конечно, вместо «фигни» употребляет более сильное выражение). Так вот равноправное в лучшем случае партнёрство – это его позиция, его личное мнение, однако мне доподлинно известно, что большинство людей рвались на этот концерт только для того, чтобы увидеть Леню и вот так ему похлопать.
Всё оказалось так хорошо, что он тут же согласился и на второй концерт. Который и состоялся почти в том же составе 2 июня. Не было только Дурова (он уехал на гастроли), но зато появились Рязанов и Шендерович. Этот вечер, столь же успешный, как и первый, был несколько омрачён передачей Райхельгаузом денег Филатову, что сладострастно и подробно описывалось по ТВ в новостях культуры, так что эта акция выглядела просто-таки центральным событием культурной жизни страны. Да, действительно, это был бенефис Леонида, а на бенефисе, как известно, весь сбор – в пользу бенефицианта. Это обычная практика, а не исключение, и представлять его бенефис как некую благотворительную акцию, сбор денег на лекарства – по меньшей мере дурной тон. Тем более что Лёня вполне прилично зарабатывает себе на лекарства литературным трудом: книги издаются, пьесы покупаются; так что – спасибо, конечно, за вашу доброту, но вот так – лучше не стоит…
После всех неприятностей, случившихся с его здоровьем, Лёня совсем не рассчитывал когда-либо вновь появиться на сцене. Однако его удалось убедить в том, что это возможно. Так появился концерт под названием «На троих»: Л. Филатов, М. Задорнов и я. Мы постарались его построить в максимально комфортных для Лёни условиях. В самом начале М. Задорнов его представлял, и Лёня под долгие аплодисменты аудитории усаживался за журнальный столик, а затем читал что-то из недавно написанного (чаще всего «Лизистрату»). Примерно 20–30 минут. Потом уходил, провожаемый всё теми же овациями благодарной публики. Вслед за Лёней выходил я и, словно продолжая его теперь уже незримое присутствие на сцене, пел песни исключительно на его стихи. Так заканчивалось первое отделение, а всё второе брал на себя Михаил Задорнов, который и тогда был настолько популярен и любим публикой, что более длинная вторая часть концерта шла легко и радостно. И Лёне тоже было довольно легко в таком концерте участвовать
Да и вообще, делать добро, я думаю, надо скромно, а не трезвонить об этом на весь белый свет. А наше ТВ очень любит поговорить о доброте, не затратив ничего, и ещё порассуждать о нравственности, будучи по большей части абсолютно безнравственным. Редчайшие исключения бывают, конечно: например, передача всё того же Филатова «Чтобы помнили», но это так, случайный траурный цветок посреди помойки. А деньги, к которым наше ТВ отнеслось с таким вниманием, что деньги?.. К ним Филатов всю жизнь относился без трепета. Да и сумма, переданная в рублях и далеко не в самых крупных купюрах, а поэтому имевшая вид весьма внушительного пакета, между нами говоря, рассмешила бы не только Березовского, но даже Якубовича. ТВ, однако, решило подчеркнуть этот псевдонравственный аспект и сфокусировать наше внимание именно на нём, ещё раз подтвердив, что мы в рынок не вошли, а вползли. На коленях и просительно поскуливая.
Ну да бог с ним, не будем о плохом. Ведь главным-то было другое: то, что Лёня появился на сцене, хотя больше на это не рассчитывал, то, что этого вроде как и не должно было случиться, а всё ж таки состоялось.
