Унтер-офицер Штукатуров - Дневник Штукатурова
Выехав за деревню Бурино, я хотел накрыться шинелью, но оказалось, что шинель мы утеряли. Приехали в город к 10 час. утра. Одна соседка поручила мне отправить посылку ее мужу в Германию, где он был в плену. Я остановил лошадь у здания почты и пошел туда, думая что, народу там немного, то там оказалось очень много публики. Соседка уверяла, что в почте адрес напишут без затруднений и просьб, но оказалось, что никто даже за деньги не написал адреса. Что тут делать. Одна женщина сказала, что против собора в белом доме живет некая госпожа, которая пишет адреса. Действительно, там меня встретила пожилая дама, которая очень предупредительно написала мне бланк и на посылке. Я видел, что за труды ей посетители платили и потому хотел дать и сам 20 коп., но она категорически отмазалась, заявив, что с военных она денег не берет. Мне оставалось только поблагодарить ее, что я и сделал.
Пришел на почту, где ждал очереди часа два, потом мы поехали к вокзалу, где я спросил, во сколько часов идет поезд в Москву. Попили в буфете чай. Поезд сильно опоздал и когда подошел, оказалось, что на него не выдают билетов. Коменданта в Гжатске не оказалось и мне приходилось опять ехать на заячьих правах. Раздумывать было некогда, и я без билета сел в вагон, простившись с женой. Я думал, что на ближайшей станции меня потянут к жандарму, но оказалось, что добрая кондукторская бригада не сказала ни единого укоризненного слова. И так я добрался до Москвы. Трамваем доехал до Казанского вокзала, где узнал, что поезд идет часов в 12 ночи. Я стал ожидать, при чем попил чаю, который отпускался от Красного Креста бесплатно. Чтобы не покупать билет на платформу, хотел купить в кассе билет на ближайшую станцию, но оказалось, что на близкое расстояние билетов не дают. Чтобы воспользоваться своим бланком, я должен был итти к коменданту, но в комендатском управлении занятий уже не было. Контролер посоветовал пойти к писарю комендантского управления, думая, что писаря что-нибудь посоветуют. [136] Однако, когда я объяснил писарю в чем дело, то он на меня посмотрел с таким пренебрежением и величием, как будто я не смел побеспокоить такую важную особу. В душе у меня зашевелилось негодование не потому только, что сей господин не оказал мне содействия, которого может быть и не имел возможности оказать, сколько за его пренебрежительное ко мне отношение.
В самом деле, я и мне подобные прошли стодь страдальческий путь десятимесячной военной жизни, и, идущие снова на этот мученический подвиг, принуждены испытывать пренебрежительное отношение от господ, подобных сему сытому писарю, который ничем более не рискует, кроме чернильного пятна на выхоленном пальце, между тем как многие из нас уже по 2-3 раза были ранены.
Озлобленный, я пошел на вокзал и решил ночевать здесь, а завтра пойти к коменданту или же взять билет до Рязани. Долго я не мог уснуть, мысли более печальные, чем радостные, теснились в голове. Жесткое ложе мое – скамейка, однако, не могло служить главной причиной бессонницы, болела голова, но к двум часам ночи я уснул.
30 июня.
Проснулся часов около шести. Немного поел. Купил газету «Русское Слово», в которой прочитал негодующую статью Немировича-Данченко под заглавием «Дыхание Анти-христа» по поводу применения удушливых газов нашим противником-немцем. В девять часов, пошел к коменданту, чтобы добиться своей отправки.. Там ничего не добился и решил взять билет на ближайшую станцию, чтобы сесть в поезд, а потом со мной пусть делают, что хотят. Мне уже теперь никакие скорпионы не страшны. И на самом деле, что меня могло страшить: карцер, голые нары, но я спал на камнях даже зимой, я по два три дня не ел во время моего пребывания на позициях до ранения и эвакуации, даже смерть не казалась такой страшной, так как в течение 10 месяцев она ежеминутно смотрела мне в глаза, да и опять скоро придется видеться с нею. Не найдя нигде на вокзале расписания станций, я почему то решил, что ближайшей станцией будет Коломна, которая, по моему мнению, отстояла от Москвы верст на шестьдесят с небольшими, а потому я думал, что билет до нее стоит не больше рубля. Однако, на мой вопрос кассир сказал, что он стоит 2 руб. 3 к. Я удивился и опечалился, что так дорого, но билет все-таки взял. [137] Потом мое удивление разъяснилось; Коломна от Москвы отстоит не 60 верст, а более ста. Следовательно здесь как и всегда, меня подвела моя коммерческая неспособность и нежелание надоедать людям распросами.
Далее во всю дорогу со мной не случилось никаких трений. Даже все сложилось так хорошо, как не мог ожидать. Я сел в вагон, который без пересадки довез меня до Грязей. На этом перегоне ко мне придрался кондуктор, но мне до Грязи оставалось немного, и я сказал, что обменю билет. В Грязях обменил билет и продолжал путь уже полноправным пассажиром. Всю ночь спокойно спал на второй лавочке.
1 июля.
Весь день прошел в дороге. Пришлось немного поспорить с ехавшим в одном со мной вагоне свехсрочным флотским кондуктором, который начал напевать: «за что мы воюем, что защищаем: другие блаженствуют, а нас калечат». Я не смог стерпеть подобных разглагольствований и вступил с ним в спор. Он спросил: «что ты защищаешь?» Я ответил, что защищаю своих ближних, дома, поля и спокойствие жены и детей. Он ответил вопросом: «велико ли твое поле, хорош ли твой дом.» Я сказал, что хотя и мало мое поле, и не важен дом, но оно мое, что та же участь и наших врагов, однако, они же сражаются, и что это является всеобщим мировым недостатком человечества, который может быть устранен проведением христианских идеалов в жизнь каждого из нас.
Наконец, это дело внутреннее наше, и мы можем спорить между собой только при условии мира извне, но не тогда, когда внешний враг хочет нам продиктовать свою волю. Мой собеседник стушевался тем более, что мою сторону принял сидевший тут же крестьянин, да.и, как мне показалось, мой оппонент не очень был начитан.
2 июля.
В 4 часа утра прибыл в Новочеркаск и пошел в команду. Там мне сказали, что с вчерашнего дня прекращен отпуск нижних чинов. В 9 часов пошел в канцелярию воинского начальника, где сдал билет писарю. Я думал, что придется являться воинскому начальнику, но дело кончилось писарем. Написал письмо жене. Купил фунт вишень за 3 коп. На дворе нас заперли и не выпускали, потому что комиссия осматривала больных. Я признаюсь, раскаивался, что рано пришел в команду. Сегодня меня не осматривали.
Вечером пошел в кафедральный собор, посмотрел памятник Ермаку Тимофеевичу и Бакланову. [138]
Хотел осмотреть собор внутри, но мне сказали, что он закрыт. На другой день была снова медицинская комиссия и потому ворота были заперты. На комиссии присутствовал воинский начальник, который об'яснил, что с 1 июля отпуски нижних чинов прекратились по приказанию верховного главнокомандующего, и что причиной тому послужило то обстоятельство, что нижние чины отпускаемые в 10-дневный отпуск в срок не являются, и таких очень много. Кроме того, он посоветовал самовольно не отлучаться, так как теперь судят за самовольную отлучку очень строго.
