Нелли Гореславская - Иосиф Сталин. Отец народов и его дети
Мне, выросшей в селе, наша страна сегодня напоминает поле, где вместе с культурными растениями всегда растут и сорняки, причем часто они бывают более жизнеспособными, крепкими и плодовитыми, чем их полезные и нужные обществу собратья. Поэтому человек ведет с сорняками борьбу: пропалывает, поливает гербицидами, – словом, уничтожает. Можно сказать, репрессирует. И если он эту борьбу ослабляет, то сорняки, заполонившие поле, уничтожают весь урожай. Наступает голод.
Великий агроном в свое время сумел на наших вроде бы не слишком плодородных нивах, в суровом природном климате вырастить урожай, потрясший весь мир своим богатством и своими уникальными качествами – крепостью и стойкостью, способностью к выживанию в самых неблагоприятных, жестоких условиях, к восстановлению после страшных бурь и невзгод. Однако после его смерти все секреты, позволившие добиться небывалых результатов, оказались то ли потеряны, то ли спрятаны, то ли сознательно искажены и подменены, и нива, еще недавно радующая глаз своей красотой и изобилием, стала жухнуть, подгнивать и вырождаться, а поле поросло быльем и чертополохом.
И вот уже вездесущие коробейники на всех перекрестках кричат, что так и было всегда, что на наших землях сроду ничего мало-мальски съедобного и полезного для жизни не росло, и растить что-то здесь невыгодно – климат не тот. Да и зачем растить, мучиться, надрываться, если у них, коробейников, можно все купить незадорого – и бусы, и бананы, и «ножки Буша», и спирт «Ройаль», а также советников всех мастей, оптом и в розницу, как создать поле невиданной цивилизованности на широких российских просторах.
Ох, как понравилось это вначале почти всем! С каким благоговением прислушивались к словам заморских «гуру»! Редко у кого появлялось опасение, что коробейники могут так повысить цены, что товары их станут недоступными, что за долги они будут вправе отобрать и дом, и сад, и последнюю рубашку. Но «процесс пошел». И, когда очнулись, стало поздно. Вдобавок оказалось, что товар-то заморский лежалый – с душком и гнилью, с вредными добавками, генно-модифицированный и безвкусный, может быть, даже опасный для жизни, не говоря уж о здоровье.
Что ж делать-то? Возможно ли снова вырастить свою собственную жизнеспособную и жизнеспасительную ниву?
Причем все более понятно, что не поможет нам в этом ни Запад, ни Восток – не выгодно им это, к тому же и сами-то мы – не европейцы, не американцы и совсем не китайцы. Поэтому некуда нам обратиться за ответом и опытом, кроме как к собственному прошлому, которое, чем больше проходит времени, тем кажется все более величественным и почти необъяснимо чудесным. В самом деле, ведь Сталин тоже принял страну не в лучшем состоянии – разоренную братоубийственной войной, умиравшую от голода и холода, в тифозных вшах и разрухе. К тому же не было у него тогда и власти единоличной и безусловной, а была, напротив, сильнейшая оппозиция в лице Троцкого и его сторонников и других скрытых и явных противников нового строя и нового общества.
И все же тогда удалось выстроить державу, которая победила сильнейшего врага, создала передовую науку, вырастила множество талантов, восхищавших весь мир, первой вышла в космос!
Каким образом? За счет чего?
«У того, кто предал свое прошлое, нет будущего»
Так гласит восточная мудрость, перекликаясь с одной из заповедей Божьих: «Почитай отца своего и матерь свою, чтобы тебе было хорошо и чтобы ты долго жил на земле». Потому что наше прошлое – это их, наших родителей, жизнь. Проклиная свое прошлое, отрекаясь от него, мы, по сути, обесцениваем эту жизнь, обесцениваем дела наших отцов и матерей, их мечты и стремления, их подвиги по имя нашего счастливого будущего.
Выходит, забыли мы Христову заповедь, несмотря на демонстративное, во главе с руководителями страны, возвращение к православию? Впрочем, что говорить о нас, если пастыри православные сами наше прошлое хулят так, что лишь брызги летят с разгоряченных уст. Если уже договорились до реабилитации Власова, который встал на сторону страшнейшего врага, с которым воевали не на жизнь, а на смерть наши отцы и деды. Впрочем, это закономерно: если власовский триколор, 65 лет тому назад считавшийся символом предательства, на Параде Победы брошенный в числе вражеских знамен к мавзолею, теперь развевается над Кремлем, – то может ли быть иначе? А то, что священнослужители ни о Христовых заповедях, ни о приличиях, витийствуя на телеэкранах, видимо, совсем не вспоминают, как не вспоминают и о своем народе, который при «безбожном» строе плодился и размножался, а нынче мрет, словно от моровой язвы, так это объяснимо – слаб человек. В самом деле, Бог далеко, а власть со своими «государственными» оценками здесь, рядом.
Потому и не вспоминают практически никогда ни служители церкви, ни политические деятели, ни работники пера и экрана о том, что Сталина называли Отцом народа. Не все, скажут, называли. Не все, но подавляющее большинство, причем абсолютно искренне.
Кажется, никто из современных «идеологов» и «политологов», захвативших «ящик», не задается вопросом: за что же так любили деспота, вампира и тирана, что после его смерти рыдала вся страна? А ведь народное горе невозможно сыграть или изобразить. Можно заставить себя бояться, можно заставить даже уважать, но нельзя заставить себя любить. Причем даже телевизора не было в то время, чтобы часами нагнетать соответствующее моменту настроение. А вот потом ТВ появилось и на всю катушку использовалось в этом смысле, но ни по Хрущеву, ни по Брежневу почему-то никто не рыдал. Совсем напротив, крестились с облегчением. Правда, к Леониду Ильичу ни ненависти, ни злобных чувств, в отличие от Хрущева, народ не испытывал, просто смотреть на превратившегося в дряхлую развалину руководителя великой еще в то время страны стало уже невмоготу.
А вот на Сталина смотрели по-другому. Помню, что во времена моего раннего детства во многих домах висели его портреты, иногда даже среди семейных фотографий, которые украшали тогда переднюю стенку деревенских изб. Портреты, конечно, громко сказано – обычно это были вырезанные из газет или журналов его небольшие снимки. (Потом, после пресловутого XX съезда, а особенно после снятия Хрущева они перекочевали на лобовые стекла машин – так еще вполне молодые и полные в те времена сил фронтовики молча, но настойчиво требовали от власти восстановить попранную Хрущевым историческую справедливость. Но не дождались.) Мало кому почему-то приходило в голову поместить среди семейных фотографий фото Ленина, тем более руководителей, пришедших после Сталина, а вот его портреты висели повсеместно. Чеканные черты строгого лица с красивыми усами. Да, это было лицо Отца, строгого, даже сурового, жесткого, порой, может быть, и несправедливого – ведь не Бог же он, а человек, который тоже ошибается.
