Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI
17/29 октября 1891. Четверг.
Иидзука — Фукуока.
В семь часов утра отправились из Иидзука, в десять двадцать по чугунке из Ногата, в одиннадцать — из Орио и в начале второго часа пополудни прибыли в Фукуока, где остановились в гостинице с тем, чтобы мне с первым же отходящим пароходом отправиться в Нагасаки, а о. Петру присматривать здесь квартиру; если в Нагасаки и до сих пор у Морита, как писал он в Усуки, нет ни одного слушателя из коренных жителей Нагасаки, то я возьму его с собой в Фукуока; здесь, быть может, до того времени о. Петр найдет ему квартиру; я скажу первую проповедь, и пусть он затем, с Богом, начинает здесь дело.
18/30 октября 1891. Пятница.
Фукуока.
Вчера парохода в Нагасаки не было, сегодня есть один маленький; заходящий, притом, по пути в три места до Нагасаки; хотел идти на большом, который будет завтра утром, но безделье такую скуку нагоняет, что не выдержал и купил билет на сегодняшний пароходик; уходит после полудня, в Нагасаки будем, говорят, завтра утром часов в десять, тогда как большой придет после полудня, часа в четыре, значит, и времени несколько выгадается. О. Петр вчера присмотрел одну подходящую для катихизатора квартиру; теперь (десятый час утра) опять в городе ищет других квартир, чтобы из многих найденных взять самую удобную для проповеди. Вчера вечером в первый раз надел шерстяную рубашку и уж, кажется, снимать ее не придется — и здесь начинается осень. Значит, с сего времени, если придется осматривать Церкви на Киусиу в последнюю треть года — до конца октября японского, теплого с собою ничего не брать: одной летней одежи вполне достаточно. (Продолжается на судне, на пути в Нагасаки.) Вчера, однако, не пришлось уйти, ибо судовой агент пришел сказать, что сегодняшний пароходик придет и уйдет отсюда очень поздно, так что приход его в Нагасаки не будет раньше большого парохода, который уйдет отсюда завтра утром в шесть часов и придет в Нагасаки чрез десять часов, и советовал взять билет на него, возвратив прежний; так и сделано. От нечего делать читал повесть об Юи Сёосецу, когда–то жившем на Суругадае, где теперь Миссия; повестей же целых три книги купил о. Петр в ближайшей лавке за тринадцать сен. О. Петр до обеда ходил еще искать подходящих для катихизатора квартир и нашел целых пять в центре Фукуока; зато в Хаката, более деловом и суетливом, не нашел ни одной. Вечером о. Петр удивил меня рассказом о своих семейных делах, в которые я прежде не входил. Оказывается, что сестра его, двадцати семи лет, живущая ныне у него в доме, замужем за протестантом, двадцати восьми лет, тоже из Янагава, но из–за бедности мужа, продававшего ее одежу на пропитание (в доме еще мать и больной брат) семьи, бросила его и вытребовала себе разводное письмо, хотя муж не хотел разводиться; совсем по–язычески! И это уже года полтора тому назад, и о. Петр — ничего себе, и ухом не ведет!
Такой скандал в доме священника, конечно, не может не отозваться вредом на всем его приходе; как он удержит других от развода по самым пустым причинам, если в семье у него такой пример! Наказывал ему всячески убедить сестру пойти к мужу; мужа же прежде всего сделать православным, ибо он протестантство принял совсем не по убеждению, а по приятельству, чтобы удобнее влиять на него религиозным путем, потом убедить трудиться и, наконец, постараться найти для него какое–нибудь подходящее место службы или работы, тогда и причина разлада пройдет. И другая его сестра, по–видимому, тоже несчастно выдана; она за врачом–язычником в Кумамото; мы видели ее там; потом, когда прибыли в Янагава, увидели и здесь, и о. Петр подозревает, не прогнал ли ее муж (вероятно, так и есть, но мне прямо не говорит). Если муж–язычник — без всякого надлежащего повода — прогонит жену–христианку, для нее нет греха; после того следует только употребить возможные старания направить мужа на истинный путь, и если он продолжает упорствовать в нежелании взять обратно жену, она может спокойно выйти за другого; если же со стороны ее есть поводы к недовольству мужа, то, конечно, она должна устранить их, иначе сама будет виновна в незаконном разводе.
19/31 октября 1891. Суббота.
Фукуока — Нагасаки.
Агент уверял, что в пять часов утра пароход придет, а в шесть часов уйдет. В пять часов мы с о. Петром были на ногах, но пароход едва в восемь часов пришел и в девять ушел. Утром в гостинице всегда можно наблюдать за проявлением религиозного чувства японцев. Говорят, японцы совсем иррелигиозный народ; нет, неправда; посмотрите, в каждой гостинице, утром, когда народ моется, как он благоговейно потом складывает ладони, обратясь на восток, хлопает ими и тихим благоговейным движением подносит их ко лбу; нынче около шестидесяти человек было в гостинице Такасимая, где мы остановились, и за утро раз пять с разных сторон я слышал молитвенное хлопанье; а сколько было ускользнувших от моего слуха, Бог весть; вот это–то молитвенное движение нужно только обратить в настоящую сторону, к истинному Богу — и истинно религиозные люди готовы.
В утренних газетах, в гостинице, прочитали о сильном землетрясении, бывшем 28 числа, и в Оосака погубившем много народа и зданий; в Гифу, Нагоя — тоже; в Токио было не так сильно, но много оград и заборов попадало. Хранил ли Господь там Миссию с ее немалым населением? Дорогой прочитал книжку об японском Соломоне Оока Ецизеннокаме, как он судил разбойника Дзю–сициро — не особенно мудро. В Нагасаки прибыл в восьмом часу вечера. Отправился прямо на квартиру Павла Морита; дома не оказалось; вернулся потом от Сиги, из Иноса, с запахом вина; комната в беспорядке; служанка, сожалея об отсутствии его, тут же выложила, что он все сидит дома, и к нему никто не ходит — только в шашки играть ходит в Иноса. Вернувшийся Морита показал в себе расположение духа — неподобающее проповеднику: завтра хотел ехать в Нагоя, посмотреть как его родные после землетрясения, — спросить позволения на то, конечно, ему и в голову не приходило; проповедывать же ему хочется в какой–нибудь старой Церкви, где бы он мог каждый день ходить к христианам, а также учить детей — это–де его любимое дело; в новое же место идти не расположен, ибо там некому заботиться о нем и помогать ему и так далее»; словом, выказал себя нравственным недорослем и вихляем — а я еще так располагал на него; о последнем я и стал говорить ему — что–де я надеялся, что он своим примером ревностного и успешного служения дает пример молодым катихизаторам, служащим здесь, на Киусиу, которые почти все нестерпимо ленятся, — что, я думал, чрез год или два — быть бы ему поставленным во диакона здесь, в еще большую помощь о. Петру Кавано — а потом, если Бог благословит и Церковь возрастет — сделаться бы и священником, так, чтобы нынешняя Церковь о. Петра разделилась бы на два прихода — что следует ему желать именно нового места для своей деятельности, чтобы не строить на чужом основании, и так далее. По–видимому, несколько оживился — но надолго ли? Читал свое сочинение, которое хотел поместить в здешних газетах, но которое газеты отказались поместить, — еще бы! Битком два с половиной листа наполнены болтовней о том, что Православие нужно для крепости Японского государства, но что православие до сих пор в Нагасаки не слыхали, а вот он ныне пришел излагать его, — болтун, и легковесная, ветром колеблемая натура; к тому же и болезнен, — вечно возится с лекарствами, чего, впрочем, не было бы, если бы берегся в пище и берег горло от простуды. — Что ему оставаться? Для сокращения расходов хотел переночевать в одном из номеров дома, где квартирует Морита, — затруднились дать приют, потом искал ночлега в японской гостинице — прямо отказали, говоря, что иностранец должен останавливаться в иностранном квартале, и что если дать ему ночлег в японской гостинице, то после штраф за это возьмут. Нечего делать, отправился в отель «Бельвю», где когда–то несколько дней жил; зато имел комфортабельный ночлег в отлично устроенном номере.
