Юрий Малов - Мои московские улицы
Вот, наконец, мы добрались и до дома № 22, стоящего, как и раньше, прямо против здания Генеральной прокуратуры РФ, унаследовавшей это помещение от Генеральной прокуратуры СССР.
Сначала о соседе напротив – доме 15. Трехэтажный особняк на этом месте с 1824 по 1844 годы принадлежал князьям сначала молдавскому А. Маврокордато, а затем генерал-губернатору Москвы Д. В. Голицыну. При последнем этот дом настраивался и перестраивался. В 1860-х годах особняк покупает купец Б. Востряков. Этот дом снова подвергается ряду перестроек при участии Ф. Шехтеля. Семейство Востряковых прославилось тем, что предоставило свое помещение для регулярных встреч так называемого литературно-художественного кружка, где – по словам актера Сумбатова-Южина – «могли чувствовать себя «дома» разбросанные по разным редакциям, театрам, консерваториям, студиям, частным кружкам, меблированным нумерам и т. п. лица, представляющие в настоящее время литературу и искусство в Москве». К 1917 году кружок насчитывал 300 участников. В 1918 году здесь выступал В. И. Ленин с речью о годовщине революции, а в 1920 году кружок, вернее то, что от него осталось, закрыли. Особняк поочередно занимали МК РКП(б), редакция газеты «Вечерняя Москва», издательство «Московский рабочий». В 1926–1927 годах здание было надстроено и переоборудовано под потребности Генеральной прокуратуры, которая продолжает его занимать и сегодня. Вот такая интересная судьба у соседа, смотрящего на наш дом[6].
Дом, в котором жил
Наш двор в доме на Пушкинской 22 раньше казался мне огромным. Высокий и протяженный арочный вход во двор с вечно закрытыми металлическими воротами и распахнутой калиткой для прохода, занимал обширную территорию внутри громадной буквы «П», образуемой крыльями здания и тыльной стороной его фасада. Двухэтажный дом-спутник замыкал пустынное пространства двора в основании буквы «П». Доходные дома, построенные перед революцией, почти всегда сопровождались такими служебными помещениями, предназначенными для складирования угля, стройматериалов и инструментов, необходимых для жизнеобеспечения основного здания. Второй этаж в таких домах занимали комнаты технического персонала, обслуживающего основной дом. Ведь в то время не было централизованного домового отопления. Собственную котельную в зимнее время нужно было топить углем и постоянно следить за её работой. Делали это рабочие, которые назывались истопниками. Часто они же исполняли обязанностей дворников. Но работа дворника тех лет сильно отличалась от той, которую сегодня выполняют работники метлы.
Дворником у нас в доме по Пушкинской 22 был татарин по фамилии Айсин. Угрюмый худосочный мужчина лет 45, почти не говорящий по-русски. Его многочисленная семья жила в служебном помещении, о котором говорилось выше. Жена Айсина периодически кричала в открытую форточку окна их комнаты на втором этаже: «Киссей, ашарга!». Так она звала своего среднего сына – по-нашему, Костика – обедать или ужинать, когда тот забывал о времени в играх с нами. У Костика был старший брат, тоже по-русски Константин. Он недавно демобилизовался из армии и в то время нигде не работал и, кажется, не очень стремился к занятиям, требующим определенной трудовой дисциплины. Себе на пропитание, и не только на оное, он зарабатывал продажей мест в постоянной в те годы очереди москвичей в ломбард, который функционировал в нашем доме. В послевоенные годы поток желающих сдать в залог что-нибудь ценное и получить наличные в ломбарде превосходил возможности этого заведения обслужить всех желающих в течение одного дня. Поэтому многие занимали очередь в ломбард с вечера и стояли всю ночь до его открытия, чтобы наверняка получить какие-то деньги. Константин занимал место, и не одно, в такой очереди, формирующейся вечером, а утром выгодно продавал многочисленным желающим свои права на очередность продвижения к заветному окошечку.
Айсин-отец выполнял в нашем доме обязанности и дворника, и истопника. Работа истопника проходила в котельной, в подвале дома, куда у нас не было доступа, хотя можно было предположить, что эта работа была связана с растопкой каких-то печей и нагревом котлов с водой, о чем свидетельствовали кучи угля, которые ежегодно завозились во двор каждую осень. Свои же дворницкие же обязанности Айсин выполнял у нас на глазах.
Это сегодня тысячи специальных снегоуборочных машин и агрегатов задействованы по очистке улиц и площадей Москвы от снега и грязи. В послевоенные годы ничего подобного не было. Снег с московских улиц не только убирали, но и уничтожали исключительно московские дворники.
Для транспортировки снега с Б. Дмитровки с территории улицы только перед нашим домом, а это расстояние около 50–70 метров в длину и 10–15 в ширину, Айсин использовал обычные санки, на которые устанавливал фанерный короб. На таком средстве малой механизации, мощностью в одну человеческую силу, он перевозил снежную массу с улицы во двор, вся площадь которого за зимнее время, таким образом, покрывалась дополнительным толстым слоем снега. С приходом весны Айсин начинал ломом вручную разбивать спрессованную снежно-ледяную двадцатисантиметровую массу, покрывавшую двор, и отвозить глыбы замороженного снега на задний двор, на котором раскочегаривал «таялку» – российское изобретение для «скоростного» таяния снега, которое сегодня вряд ли кто-нибудь помнит. По сути своей, это была вытянутая в длину металлическая печка с крышей домиком полтора метра высотой. Внутри неё был встроен очаг, который растапливался углем, а по бокам этого сооружения устанавливались деревянный стенки, позволявшие укладывать глыбы льда прямо на крышу «таялки», которую нагревал внутренний очаг. Образовавшаяся от таяния снежной массы вода просто стекала из-под «таялки» на асфальт. Так в первые послевоенные годы осуществлялось очистка московских улиц от накопившегося за зиму снега.
Заснеженность, ранние зимние сумерки, тусклый свет наружного дворового освещения снижали привлекательность «двора» в зимнее время. Но зато как только из-под снега показывался асфальт, дворовая активность немедленно оживала. Появившиеся островки сухого асфальта немедленно покрывались меловыми рисунками «классов» нескольких конфигураций для преодоления их скачками различной сложности. Затем выходили девчонки со своим индивидуальными и общими скакалками. Когда же от снега освобождалась вся территория двора, начинались массовые игры: лапта, штандер, казаки-разбойники, элементарные салочки. Но над всеми дворовыми играми доминировал футбол. В него играли постоянно, азартно, чем попало, чаще всего старыми теннисными мячами. На глухой стене первого этажа служебного дома, стоящего в глубине двора, были четко, яркой краской прорисованы футбольные ворота – приглашение к немедленному началу футбольного поединка. Авторитет ребят во дворе во многом зависел от их умения играть в футбол.
